|
В разделе материалов: 1699 Показано материалов: 691-720 |
Страницы: « 1 2 ... 22 23 24 25 26 ... 56 57 » |
Тем временем без остановки продолжалось ужесточение литературных нравов и
политики властей по отношению к писателям и деятелям искусства. Дожимали с
разных сторон: и морально, и материально, высокими налогами. |
В сентябре 1925 года Чуковский занес в дневник: «Пишу свой идиотский роман».
В ноябре, страдая над тем же романом, жаловался на «вялость мозга». Между тем уж
чего-чего, а вялости в романе никак не заметно – заметна, скорее, этакая
резвость и прыткость. |
«Бородуля» уже был окончен, книга «Некрасов: статьи и материалы»
подготовлена к публикации в Кубуче, детские сказки ждали издания и переиздания, но ничего не происходило! В
Ленинграде неожиданно разразился бумажный кризис, «Красной газете» вдвое урезали
объем, отчего печатание романа отложилось на неопределенное время, сказки то
разрешали, то запрещали, «Некрасова» в последний момент решили не издавать… |
26 июля 1926 года Чуковских постигла новая беда: снова арестовали дочь Лиду.
Впрочем, началась эта история несколько раньше – зимой, когда «неумные и
неудачные поиски мировоззрения», по ее собственному определению, привели юную
Лидию Чуковскую в подпольный кружок рабочих-печатников; поручилась за нее
ходившая в кружок подруга и однокурсница Катя Воронина. |
1927 год был не самым легким для Чуковского. Лида пребывала в ссылке. В этом
году Репин предупреждал К. И. в письме: «Кому ведать надлежит, следят за вашей
перепиской: вы на счету интересных – еще бы!». |
В этот день в «Правде» вышла статья Крупской «О „Крокодиле" Чуковского».
Статья эта сейчас хорошо известна и многократно перепечатана. Начинается она
безобидно: ребята любят читать о животных, но вместо рассказа о жизни крокодила
услышат о нем невероятную смешную галиматью. |
Надо сказать здесь и о том, что к лету 1928 года в стране стало довольно
страшно. Сталин уже расправился с троцкистско-зиновьевской оппозицией, выслал
Троцкого за границу и в середине того же лета выдвинул тезис об обострении
классовой борьбы по мере продвижения к социализму; тезис этот стал превосходным
обоснованием для избиения неугодных и просто козлов отпущения. |
1929 год был объявлен годом великого перелома и стал таким на деле. И не
только в истории страны, но и в писательских судьбах. Партия вновь занялась
подравниванием, построением в ряды, нивелировкой и отбраковкой. |
Дискуссия о детской литературе продолжалась и в 1930 году. Горький выступил
в «Правде» со статьей «Человек, уши которого были заткнуты ватой», где возражал
Флериной, защищал маршаковскую редакцию, фактически спасал детскую литературу от
натиска Наркомпроса. |
Мурочка, по свидетельству Марины Чуковской, заболела в конце 1929 года –
почти одновременно с публикацией отречения в «Литературке»; недаром К. И. до
самой своей кончины считал смертельную болезнь дочери возмездием. |
О санатории, где Мура прожила последний год своей жизни, Чуковский написал
дважды: в очерке «Бобровка на Саре» (он вышел в «Новом мире» № 2 за 1930 год) и
в повести «Солнечная», которая увидела свет лишь в 1933 году. Детей в Бобровке
лечили по особому методу: они весь год лежали на открытой площадке в любую
погоду. |
«Вчера приехали в Москву – жестким вагоном, нищие, осиротелые, смертельно
истерзанные. Ночь не спал – но наркотиков не принимал, п. ч. от понтапона и
веронала, принимаемых в поезде, стали дрожать руки и заболела голова. |
Говорят, после смерти близкого труднее всего пережить первый год, дальше
будет легче. Год пережит, хотя и с трудом, и Чуковский начал восставать из
пепла. |
"Оркестры играли туши, площадь была засыпана розами, астрами, георгинами. У
входа в Колонный зал толпились люди, стремившиеся посмотреть на «живых
писателей», – писала в «Независимой газете» Виктория Шохина к 65-летнему юбилею
съезда; это одно из самых емких описаний события. |
Почти сразу после съезда, в начале сентября Чуковский снова уехал на отдых в
Кисловодск. «Хочу писать о переводах Шекспира для Лит. Газеты», – гласит
дневниковая запись. |
1 декабря Чуковский записывал в дневнике: «Писал „Искусство перевода". Очень
горячо писал. Принял брому, вижу, что не заснуть, пошел к Щепкиной-Куперник». |
В 1936 году государство снова взялось за искусство и литературу. Борьба с
левыми загибщиками велась и здесь – но мишенью ее стал отнюдь не вульгарный
социологизм, наркомпросовский вариант которого Чуковский громил со страниц
«Правды». |
Новый, 1937 год начался торжественно и радостно – с первой елки в Колонном
зале Дома союзов. Детей встречали гигантские куклы героев Михалкова и
Чуковского. |
Еще зимой Корней Иванович решил перебираться в Москву. Примерно в то же
время уехал в столицу и Маршак. В Ленинграде климат неподходящий, обмолвился
Чуковский где-то. Климат и в самом деле стал совсем скверным: в Ленинграде
репрессии были еще страшнее и масштабнее, чем в Москве. |
Осенью 1938 года государство будто и впрямь услышало требование Лидии
Чуковской провести чистку рядов НКВД. В октябре Политбюро создало комиссию,
которая должна была выработать новые правила ведения следствия. 17 ноября вышло
постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении
следствия», осуждающее перегибы в работе органов. |
Так он и начался, этот год: с нового горя, с провала наступления на
Финляндию, с новых жестокостей, с новых смертей: 17 января расстрелян Бабель, 2
февраля – Кольцов и Мейерхольд…
|
В декабре 1940 года старшие Чуковские уехали в Кисловодск. К. И. писал
детям, что делает это ради Марии Борисовны, которая там расцветает, что самому
ему ехать не так уж и хочется.
|
О Ташкенте Корнею Ивановичу рассказывал еще Павел Нилин, побывавший там в
самом начале войны. Уже тогда К. И. задумался о том, чтобы уехать в Ташкент,
забрать в этот теплый и сытый город дочь и внуков.
|
3 марта 1942 года в дневнике Чуковского появляется запись: «Ночь. Совершенно
не сплю. Пишу новую сказку. Начал ее 1-го февраля. Сперва совсем не писалось…
|
Весной 1942 года все Чуковские уже понимали, что долгое отсутствие вестей от
Бориса означает самое худшее. «К сожалению, от Бобы нет вестей, – писал К. И. в
феврале Николаю Корнеевичу. – Боюсь, что и не будет».
|
За недолгое время отсутствия Чуковского в Москве с его сказкой, которая
готовилась к печати в Детгизе, произошло что-то непонятное: ее больше никто не
называл антифашистской и «превосходной» – напротив, стали именовать вредной.
|
17 мая 1943 года в Общий сектор ЦК ВКП(б) поступило письмо Чуковского,
адресованное Сталину. Письмо это было опубликовано безо всяких комментариев
журналом «Источник» в 1997 году, затем очень выборочно процитировано и весьма
своеобразно прокомментировано Вадимом Кожиновым и Леоном Балаяном. |
Чуковский начал писать о Чехове и погрузился в эту работу с головой. Весной,
когда издание сказки было под угрозой, писал Лидии Корнеевне: «Я так захвачен
работой о Чехове, что совсем не думаю о сказке, и мне неприятно, что сказка
выходит. |
"Новый год встретил с М. Б. – много говорили, – писал К. И. в начале
1945-го. – Она вся измученная и отношением с Лидой, и бедностью, и бессонницей,
и мрачными мыслями. |
Наступило самое противное время советской истории – время послевоенного
зажима, мертвого заморозка, изоляции, параноидальной подозрительности. Сама
повседневная жизнь становилась возможна только на условии постоянной сделки с
дьяволом. |
| |