Уотсон, протянув ноги к пылающему камину, с интересом
наблюдал за странными манипуляциями Холмса. Тот уже битый час копался во
внутренностях машины, с помощью которой они осуществляли свою связь со Страной
Литературных Героев.
Несмотря на обещание Холмса, зал заседания был полон народа.
За тремя столами, образующими гигантскую букву «П», уместилось по меньшей мере
человек семьдесят. За коротким столом, представляющим собой перекладину «П»,
восседали, как видно, члены президиума...
– Извольте, сэр! Я хочу сказать, что ни на грош не верю
в эту историю про мертвецов. Мистер Чичиков торговал мертвецами, говорите вы?
Чепуха, сэр! На что могут понадобиться мертвецы? Какая от них польза?
Услышав скрип отворяемой двери, Лизавета Ивановна
затрепетала. Желая поскорее ее успокоить, Уотсон не нашел ничего лучшего,
как снова повторить ту сакраментальную фразу, с которой Германн обратился к
старой графине...
Уотсон был в смятении. Несколько раз он пытался начать этот
неприятный разговор, но, едва начав, тотчас спешил замять его. Немудрено:
столько лет Холмс был для него непререкаемым авторитетом! Прямо вот так взять
да и выложить: Холмс, старина, вы ошиблись!
Общение с Холмсом давно уже приучило Уотсона к разного рода
неожиданностям. И он почти никогда не удивлялся, если Холмс вдруг обращался к
нему с каким‑нибудь странным вопросом. Но на этот раз он был ошарашен...
– Не бойтесь, он не услышит, – успокоил его
Холмс. – Я принял на этот счет свои меры. А мы вас не выдадим. Разумеется,
при условии, что вы будете с нами вполне откровенны. Итак? Как показалась вам
эта милая барышня?
– Может быть, вы скажете, – язвительно возразил
ему Уотсон, – что угодничать перед всеми вам тоже не нравится? Но кто же в
таком случае заставляет вас пресмыкаться перед сильными мира?
Уотсон сидел в своем любимом кресле и, водрузив на нос очки,
уже в который раз читал «Евгения Онегина». При этом он то и дело морщился,
осуждающе качал головой и недовольно хмыкал. Холмс исподтишка внимательно за
ним наблюдал.
– Позвольте! – возмутился Уотсон. – Но разве
честь мадмуазель Ольги была задета? Неужели такой пустяк, как лишний тур вальса
с милым молодым человеком, который держался с нею, кстати сказать, весьма
почтительно, таил в себе хоть малейшую угрозу для ее репутации?
Холмс сидел в своем любимом кресле и внимательно разглядывал
в лупу видавший виды шелковый цилиндр с широкими полями. Оторвавшись наконец от
этого занятия, он обратился к Уотсону: "Ну‑с, друг мой? Что вы можете сказать о владельце
этого головного убора?"
– «Буде сверх нашего чаяния, – продолжал Холмс
цитировать указ, словно он был у него перед глазами, – кто б отважился
арестанта у вас отнять, в таком случае противиться сколь можно и арестанта
живого в руки не давать».