Несмотря на обещание Холмса, зал заседания был полон народа. За тремя столами, образующими гигантскую букву «П», уместилось по меньшей мере человек семьдесят. За коротким столом, представляющим собой перекладину «П», восседали, как видно, члены президиума. Среди них Уотсон сразу узнал Джингля, Джеффа Питерса и Остапа Бендера. Еще несколько физиономий показались ему знакомыми. Но что касается тех, кто сидел за двумя длинными столами, отходящими от стола президиума, так уж это были сплошные незнакомцы.

Первое, что бросилось Уотсону в глаза, – это предельная пестрота и причудливость одежд. Были тут и оборванцы в живописных лохмотьях. Но были люди, одетые весьма щеголевато и даже роскошно. Специалист по истории костюма мог бы, демонстрируя эту толпу, прочесть довольно содержательную лекцию по истории одежды чуть ли не всех времен и народов. Чего тут только не было: и римские тоги, и брыжи, и камзолы, украшенные брюссельскими кружевами, и турецкие фески, и фраки, и сюртуки, и даже военные мундиры. Взглянув на эту пеструю толпу, можно было тотчас же сделать безошибочный вывод, что сословие плутов процветало всегда: во все времена, среди всех народов и всех классов общества.

В зале было шумно. Сперва Уотсон услышал лишь неразборчивый гул множества голосов, но вскоре он стал различать отдельные реплики:

– Сеньоры! Нам надо избрать председателя!.. Панург – президент, пусть он председательствует!.. Панурга!.. А я предлагаю в председатели достопочтенного сеньора Ласаро!..

Но все эти возгласы покрыл мощный баритон Остапа Бендера:

– Тихо! Командовать парадом буду я!

Тотчас со всех сторон раздались одобрительные выкрики:

– Верно!.. Правильно!.. Пусть председательствует сеньор Бендер!.. Лучшего председателя нам не найти!..

Остап сделал выразительный жест, который можно было истолковать и как попытку утихомирить аудиторию и как отказ от предлагаемой чести.

– Вы меня неправильно поняли, господа! – Сказал он, как только шум в зале несколько поутих. – Я не общественный деятель. Я свободный художник и холодный философ. Именно поэтому я всегда старался держаться в тени. При нашей профессии оно как‑то спокойнее.

– Не скромничайте, сэр! – крикнул со своего места Джингль. – Клянусь Меркурием, из вас получится преотличный председатель!

– Нет, нет, друзья, и не уговаривайте! – решительно возразил Остап. – Даже в золотую пору моей административной карьеры, когда я управлял конторой «Рога и копыта» в Черноморске, даже и тогда председателем, вернее, зиц‑председателем, был не я, а почтенный господин Фунт. Он, кстати сказать, и сел в тюрьму, когда наша контора приказала долго жить.

– Неглупо. Весьма. Но кого же тогда в председатели? – сказал Джингль, обводя глазами сидящих в президиуме и словно выбирая, кого из них он охотнее всего принес бы в жертву в случае, если бы всю эту честную компанию здесь вдруг застукали констебли, альгвазилы, жандармы, полицейские или другие блюстители общественного порядка.

– Предлагаю избрать председателем вашего почтенного собрания моего великого друга, Шерлока Холмса! – выкрикнул Уотсон.

– Прекрасная мысль! – мгновенно поддержал его Остап. – Именно с этой целью мы и пригласили вас принять участие в нашем сборище. Не скрою, идея принадлежала мне.

– Иными словами, – усмехнулся Холмс, – вы заранее приготовили мне роль зиц‑председателя Фунта?

– Ах, что вы, маэстро, – возмутился Остап. – Вам роль председателя нашего собрания решительно ничем не грозит. Вы ведь не принадлежите к почтенному сословию плутов. Ни действительных, ни даже почетных.

– Вот как?! – запальчиво выкрикнул кто‑то в дальнем конце зала. – Если он не плут, то кто же он?

– С вашего позволения, сэр, я сыщик, – учтиво поклонился Холмс.

– Сыщик?.. Вы слышали? Он сыщик!.. Нас предали, господа!.. Какая наглость! Кто посмел предложить сыщика в председатели самого представительного собрания самых выдающихся плутов всех времен и народов?!

Уотсон вскочил на ноги. Лицо его пылало справедливым гневом.

– Я полагаю, – грозно сказал он, – что человек, сумевший перехитрить по меньшей мере тысячу хитрецов, провести за нос несколько тысяч отъявленных пройдох и разоблачить тайные замыслы трехсот сорока семи знаменитейших мошенников и авантюристов…

Эти цифры произвели на присутствующих ошеломляющее впечатление. Зал смолк.

– Полагаю, – в полной тишине закончил Уотсон, – что такой человек заслужил право председательствовать на этом собрании.

– Хорошо сказано, сэр! Внушительно. Справедливо. Впечатляет. Весьма. – Отозвался Джингль.

– Возражений нет? Принято единогласно, – сказал Остап. – Итак, дорогой мистер Холмс, вот вам председательский колокольчик, и – начнем!

Настроение толпы плутов, как и всякой другой толпы, быстро переменилось. Со всех сторон раздались одобрительные возгласы:

– Просим!.. Брависсимо!.. Да здравствует славный Шерлок Холмс! Гип‑гип ура!..

Холмс взял из рук Остапа председательский колокольчик и, быстро водворив с его помощью тишину, начал:

– Благодарю за честь, господа!.. Итак, в повестке дня у нас сегодня только один вопрос: прием в почетные члены Всемирного Сообщества Плутов Ивана Александровича Хлестакова. Сперва я хотел бы узнать, кому принадлежит эта идея. Вероятно, вам, Остап? Вы ведь у нас главный поставщик всех оригинальных идей?

Остап отозвался без ложной скромности:

– Бензин ваш, идеи наши. Так было всегда. Но на этот раз вы угадали только наполовину. Вернее, даже на треть. У господина Хлестакова целых три рекомендации. И только одна из них принадлежит мне.

– А кому остальные две? – осведомился Холмс.

– Джеффу Питерсу и Альфреду Джинглю.

– Великолепно! Итак, сперва заслушаем рекомендации. Слово имеет Джефф Питерс, герой рассказов О. Генри из сборника «Благородный жулик». Прошу вас, Джефф!

Джефф Питерс, сидевший за столом президиума неподалеку от Остапа, встал и некоторое время озирался по сторонам, словно не мог решить, к кому ему обращаться: к председателю или к залу.

Наконец, решив этот сложный вопрос, он заговорил:

– По‑моему, тут дело ясное, мистер председатель. Много я видывал жуликов на своем веку. Сам тоже не из последних в своем деле. Но где мне или даже такому талантливому мошеннику, как мой напарник Энди Таккер, где уж нам тягаться с мистером Хлестаковым.

Уотсон не выдержал и, склонившись к уху Холмса, прошептал.

– По‑моему, он напрасно оскорбил Хлестакова. Я бы никогда не решился утверждать, что он мошенник, а уж тем более жулик.

– До чего же вы бестолковы, Уотсон, – процедил сквозь зубы Холмс. – Неужели вы не понимаете, что в этой компании слово «жулик» – вовсе не оскорбление, а, наоборот, комплимент… Продолжайте, друг мой! – громко обратился он к Джеффу Питерсу. – Чем же так поразил ваше воображение Хлестаков?

– Судите сами, сэр! – развел руками Джефф. – Я тоже не новичок в плутовском деле. За кого только ни приходилось себя выдавать. Вот, например, в поселке Рыбачья Гора, в Арканзасе, я был доктор Воф‑Ху, знаменитый индейский целитель. А Энди Таккер, мой напарник, выдавал себя за сыщика, состоящего на службе в Медицинском обществе штата. С помощью этой ловкой выдумки мы вытянули из мэра этого паршивого города 250 долларов.

– Браво! – послышалось со всех сторон. – Брависсимо!.. Ловкая штука, что и говорить!.. Молодцы ребята!

Поощренный одобрением аудитории, Джефф слегка увлекся воспоминаниями о своих былых подвигах.

– В другой раз мы с Энди организовали брачную контору, – начал он. – Выдали себя за маклеров…

– Простите, Джефф, – прервал его Холмс. – Я думаю, вам нет нужды так подробно рассказывать о ваших ловких проделках. Их знают все, кто читал рассказы О. Генри. Держитесь, пожалуйста, ближе к теме нашего заседания. Нас интересует ваше мнение о господине Хлестакове.

– Так я как раз к тому и клоню, – сказал Джефф. – За кого только, говорю, ни приходилось себя выдавать… Но чтобы объявить себя ревизором, прибывшим из столицы с секретным предписанием! Чтобы так ловко обвести вокруг пальца не одного только мэра, а всех чиновников… Нет, сэр, что ни говори, а до этого ни я, ни Энди, ни кто другой из нашей братии еще не додумался.

Аудитория шумно поддержала оратора:

– Верно!.. Что и говорить!.. Такого ловкача не часто встретишь!..

Ободренный поддержкой Джефф уверенно закончил:

– Вот я и говорю: тут даже и обсуждать‑то нечего. Мистер Хлестаков безусловно украсит своей персоной всю нашу честную… виноват, я хотел сказать, всю нашу плутовскую компанию.

– Благодарю вас, Джефф. Ваша точка зрения нам ясна, – кивнул Холмс.

– Неужели вы с ним согласны? – снова не выдержал Уотсон.

– Погодите, друг мой, не торопитесь. Прения потом. Сперва выслушаем всех рекомендующих, – ответил Холмс.

И, снова водворив тишину с помощью колокольчика, он громко объявил. – Слово предоставляется мистеру Альфреду Джинглю, герою романа Чарлза Диккенса «Записки Пиквикского клуба».

Джингль вскочил и, слегка одернув фалды своего видавшего виды зеленого фрака, раскланялся на все стороны:

– Честь имею. Джингль. Альфред Джингль. Эсквайр. Из поместья «Голое место»…

– Я полагаю, все присутствующие достаточно хорошо вас знают, Джингль, – прервал его Холмс. – Поэтому вам нет нужды представляться. Расскажите лучше, что вы думаете об Иване Александровиче Хлестакове.

Джингль заговорил в своей обычной манере – короткими, отрывистыми фразами:

– Ловкий мошенник. Весьма. Я тоже малый не промах. Особенно по женской части. Прекрасная Рэйчел. Любовь с первого взгляда. Смешная старуха. Хочет замуж. Увез. Но брат любвеобильной леди, мистер Уордль, догнал. Пригрозил разоблачением. Потребовал компенсации. Дорогое предприятие… почтовые лошади девять фунтов… лицензия три… уже двенадцать. Отступных – сто. Сто двенадцать. Задета честь. Потеряна леди…

Холмс был вынужден вновь прибегнуть к помощи председательского колокольчика.

– Эту историю вашего наглого вымогательства знают все, кто читал «Записки Пиквикского клуба», – сказал он, когда шум в зале слегка утих. – Не стоит рассказывать нам здесь всю свою биографию, Джингль. Вас просят сообщить только то, что имеет отношение к Хлестакову.

Джингль поклонился председателю, затем отвесил такой же почтительный поклон всему собранию:

– Хорошо вас понял, сэр! Смею заверить вас, джентльмены, больше ни на йоту не уклонюсь в сторону. Вынужден, однако, немного сказать о себе. Коротко. Весьма… Тысячи побед. Но ни разу, – верите ли, джентльмены! – ни разу Альфред Джингль не пытался одновременно ухаживать за матерью и дочерью. Притом с таким успехом. Сперва на коленях перед матерью. Конфуз. Но… Мгновенье – и выход найден: «Сударыня, я прошу руки вашей дочери!» Ловко. Находчиво. Остроумно. Весьма. Я бы так не смог, сэр! Поэтому от души рекомендую мистера Хлестакова. Он по праву займет среди нас самое почетное место. Это будет только справедливо, джентльмены! Весьма!

Аудитория снова выразила шумное одобрение:

– Верно!.. Он прав, черт возьми!.. Тысячу раз прав!.. Тут и спорить не о чем…

Холмсу вновь пришлось прибегнуть к помощи председательского колокольчика. Водворив тишину, он сказал:

– Спасибо, Джингль. Вы высказались, как всегда, коротко и ясно. Ну‑с, а теперь слово за вами, дорогой Остап! Вы тоже за то, чтобы сделать Хлестакова почетным членом Сообщества Плутов?

Как это было принято в его любимом Черноморске, Остап ответил на вопрос вопросом:

– А вас это удивляет?

– Конечно, удивляет! – вмешался Уотсон. – Вы ведь не простой плут, – решил он польстить Остапу. – Вы великий комбинатор. Неужели и вам тоже Хлестаков кажется таким уж ловкачом?

– Сэр, вы мне льстите, – парировал Остап. – Но я не падок на лесть. Надеюсь, вы помните мою скромную аферу в Васюках? – обратился он к аудитории. – Ну да, когда я выдал себя за гроссмейстера. Жалкая выдумка, по правде говоря. Во всяком случае, в сравнении с блистательной аферой мсье Хлестакова. Что ни говори, а ревизор – это вам не гроссмейстер. Перед гроссмейстером робеют, и то – лишь до первого его проигрыша. А перед ревизором все трепещут…

– Но ведь Хлестаков, – снова не выдержал Уотсон, – вовсе не выдавал себя за ревизора. Они сами…

– Пардон! – оборвал его Остап. – Не будем отвлекаться, известно ли вам какую прибыль я извлек из своей шахматной аферы?

– Ну, я не помню, – растерялся Уотсон. – Если не ошибаюсь, что‑то около тридцати…

– Тридцать семь рублей с копейками, – уточнил Остап. – Шестнадцать за билеты и двадцать один рубль из кассы шахматного клуба. А Хлестаков…

– Так ведь он, – попытался снова вмешаться Уотсон.

Не такой человек был Остап Бендер, чтобы можно было так просто прервать его речь.

– Пардон! – снова остановил он Уотсона. – Я не кончил, господа присяжные заседатели! Надеюсь, вы не забыли, как мы с Кисой Воробьяниновым удирали из Васюков. Сперва я мчался по пыльным улочкам этого жалкого поселка городского типа, как принято называть нынче такие захолустные населенные пункты, а за мною неслась орава шахматных любителей, грозя меня растерзать. А потом мы с Кисой чуть не утонули, и только счастливая случайность…

– Напоминаю вам, – счел нужным вмешаться Шерлок Холмс, – что все эти подробности хорошо известны читателям Ильфа и Петрова…

– Еще пардон! – снова не дал себя прервать Остап. – А теперь вспомните, как комфортабельно покидал уездный город Н. мой подзащитный мсье Хлестаков. На тройке! С бубенцами! Одураченный городничий ему еще ковер персидский в коляску подстелил!

– Ну вам тоже особенно прибедняться не стоит, – улыбнулся Холмс. – Бывали ведь и у вас такие удачи. Вспомните Кислярского, у которого вы в Тифлисе так талантливо выманили…

– Какие‑то жалкие триста рублей! – на лету подхватил мяч Остап. – А мой подзащитный у одного только почтмейстера схватил триста! Да триста у смотрителя народных училищ! А у Земляники – целых четыреста. Про шестьдесят пять рублей, взятых у Добчинского и Бобчинского, я уж и не говорю… Да, пардон!.. Я совсем забыл про Ляпкина‑Тяпкина! Видите? Это уже за тысячу перевалило. Нет, дорогой мистер Холмс, вы должны признать, что по сравнению с деяниями моего подзащитного, мои скромные подвиги, даже те из них, которые предусмотрены Уголовным кодексом, имеют невинный вид детской игры в крысу.

Холмс только усмехнулся в ответ: его искренне забавляла своеобразная манера великого комбинатора выражать свои мысли. Он умел ценить хорошую шутку. Однако шутки шутками, а дело делом.

– Как вы полагаете, дорогой Остап, – начал он.

Но тут его внезапно прервал Уотсон.

– Я просто перестаю вас понимать, Холмс! – взорвался он. – Объясните наконец этому господину, что Хлестаков никаких денег ни у кого не выманивал! Они сами совали ему эти деньги. А он, может быть, даже и не догадывался, что его принимают за ревизора.

– Так я в это и поверю, – пожал плечами Остап. – Как говорила в таких случаях моя приятельница Эллочка Щукина, шутите, парниша!

– Не стоит спорить, друзья, – мягко прервал эти препирательства Холмс. – У меня есть предложение. Давайте пригласим сюда Хлестакова, и пусть он сам честно и правдиво расскажет нам, как было дело.

Предложение Холмса было встречено с энтузиазмом.

– Прекрасно!.. Отличная мысль!.. А вот и он… Нет, господа, вы только поглядите на его лицо! Ну прямо ангел небесный!.. Невинный ягненок… Даже я не мог бы притворяться с таким искусством…

Холмсу пришлось на этот раз довольно долго действовать своим председательским колокольчиком, чтобы утихомирить этот взрыв чувств, вызванных появлением Хлестакова.

– Иван Александрович, – обратился он к вновь прибывшему, когда страсти улеглись, – я прошу вас честно и откровенно ответить почтенному собранию на несколько вопросов.

Хлестаков не без изящества поклонился.

– Извольте, господа! Я готов!

– Ваши рекомендатели изобразили здесь дело таким образом, что вы якобы с умыслом выдали себя за ревизора…

– Само собой, с умыслом, – легко согласился Хлестаков. – Ведь на то и живешь, чтобы срывать цветы удовольствия.

Признание это вызвало новую бурю восторга. Вдохновленный успехом, который имели его слова, Хлестаков продолжал все с большим воодушевлением:

– Слава богу, мне не впервой выдавать себя за высокопоставленных особ. Однажды я даже выдал себя за главнокомандующего. Солдаты выскочили из гауптвахты и сделали мне ружьем. А один офицер, который мне очень знаком, после мне говорит: «Ну, братец, ну и ловок же ты! Представь, даже я и то совершенно принял тебя за главнокомандующего…»

– И после этого вы станете меня уверять, что этот человек не выдающийся мошенник? – подал реплику Джефф Питерс.

– Натурально, выдающийся, – мгновенно обернулся к нему Хлестаков. – Со многими знаменитыми жуликами знаком. С Лжедмитрием на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Лжедмитрий?» – «Да так, брат», – отвечает. Большой оригинал. «Полно уж тебе, говорит, на мелочи размениваться, за всякую мелкую сошку себя выдавать. Учись, говорит, у меня! Пора уж тебе начать выдавать себя за государя императора!» Ну, я тотчас взял да и выдал себя за государя. Всех изумил.

Холмс решил пустить в ход самое страшное свое оружие – иронию.

– Скажите, Иван Александрович, – вкрадчиво спросил он, – а знаменитая княжна Тараканова, которая выдавала себя за законную претендентку на российский престол, это случайно были не вы?

Но ядовитая ирония Холмса разбилась вдребезги о непробиваемую стену хлестаковского легкомыслия.

– Натурально, это был я, – тотчас согласился Хлестаков.

– Да ведь она же была женщина! – не выдержал Уотсон.

– Ах, да, правда, она точно была женщина, – легко подхватил Хлестаков. – Но была еще другая княжна Тараканова, так то уж был я!

– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – торжественно объявил Остап. – Теперь, я надеюсь, вы все убедились, что в лице мсье Хлестакова мы столкнулись с мошенником высочайшего класса. Поистине ему нет среди нас равных. Я предлагаю избрать его президентом нашего славного Сообщества. Надеюсь, Панург не станет возражать и добровольно сложит с себя полномочия в пользу моего подзащитного.

Аудитория шумно поддержала предложение Остапа:

– Правильно!.. Верно!.. Долой Панурга!.. Да здравствует Хлестаков!

Хлестаков приосанился. Лицо его приняло важное, надменное выражение. В эту минуту его и впрямь можно было принять за высокопоставленную особу.

– Извольте, господа, – величественно сказал он. – Я принимаю ваше предложение… Так и быть, я принимаю… Только у меня чтоб – ни‑ни!.. Ужу меня ухо востро!..

– Да что же это такое! – окончательно вышел из себя Уотсон. – Что с ними, Холмс? С ума они все посходили, что ли? Неужели не понимают, что все это ложь! Ложь от начала до конца! Все было совсем не так. Эти чиновники сами по глупости приняли его за ревизора…

– По глупости? – усомнился Джефф Питерс. – Ну, нет! Так не бывает. Один дурак еще куда ни шло. Но чтобы все чиновники в городе вдруг оказались дураками…

– Что верно, то верно! – подтвердил его коллега Энди Таккер. – К сожалению, так не бывает.

– Да, так не бывает… – горестным вздохом прошелестело по залу. Видно было, что все собравшиеся здесь плуты были бы счастливы, если бы мир состоял из одних только дурачков и простофиль. Но, увы… О таком счастье можно разве только мечтать.

– Господа! – воспользовался общим замешательством Холмс. – Позвольте я внесу некоторую ясность. Вы совершенно правы: одной только глупостью чиновников тут ничего не объяснишь. И тем не менее мой друг Уотсон сказал вам чистую правду. Хлестаков действительно обманул вас: он вовсе не выдавал себя за ревизора.

– Как не выдавал?.. Вот так штука!.. Не может быть! – посыпалось со всех сторон.

– Если почтенное собрание не возражает, – продолжал Холмс, – я сейчас приглашу сюда главного виновника всей этой истории, и он сам вам все объяснит.

Холмс незаметно нажал кнопку дистанционного управления, и перед изумленными плутами предстал гоголевский городничий.

– Честь имею представить вам, господа! – объявил Холмс. – Антон Антонович Сквозник‑Дмухановский! Городничий… Милостивый государь, – обратился он к городничему, который, мало чего соображая, стоял, вытянувшись в струнку, держа в полусогнутой левой руке свою форменную треуголку, а правой придерживая шпагу. – Милостивый государь! Благоволите объяснить почтенному собранию, как вышло, что вы Ивана Александровича Хлестакова, персону, по правде говоря, не слишком внушительную, приняли за важную птицу? Это он, что ли, так ловко пустил вам пыль в глаза?

– То‑то и горе, что не он, – прохрипел городничий. – Я… Я… сам во всем виноват. Сам приехал к нему в нумер, сам намекнул: понимаю, дескать, что ты за птица. Можно сказать, почти насильно уговорил принять титло вельможи.

– Что же, однако, побудило вас совершить столь странный поступок? – спросил Холмс. – Разве уж так он был похож на государственного человека?

– Он?! Похож?!! – взъярился городничий. – Да ничего в этом вертопрахе не было похожего на ревизора! Вот просто ни на полмизинца не было похожего!

– Как же вы так обмишурились? – продолжал свой допрос Холмс.

Из груди городничего вырвался горестный вздох:

– То‑то и обидно! Тридцать лет на службе. Ни один купец, ни один подрядчик не мог провести. Мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! – он махнул рукой. – Нечего и говорить про губернаторов…

– Так что же все‑таки произошло? – настаивал на своем Холмс. – Что могло заставить вас, человека опытного и совсем неглупого, так чудовищно промахнуться?

– Эх, ваше превосходительство! – в сердцах воскликнул городничий. – Будто вы сами не знаете… Страх заставил, вот что!

Но Холмс не удовлетворился этим ответом.

– А откуда он взялся, этот страх? – продолжал он наступать на городничего. – Почему, собственно, вы так испугались?.. Говорите смело, здесь все свои.

– Да как же было не испугаться‑то? – удивился городничий. – Кто из нас богу не грешен, царю не виноват? Рыло‑то в пуху! А тут – как гром среди ясного неба – едет, мол, ревизор. Да с секретным предписанием. Да инкогнито!.. Ну, у меня вся душа от страха так в пятки и ушла. А с нею вместе и последние остатки разума.

Холмс удовлетворенно кивнул.

– Благодарю вас, Антон Антонович. Я вполне удовлетворен вашим объяснением. Вы можете быть свободны.

Городничий исчез, словно растворился в воздухе.

– Ну‑с, друзья мои! – обратился Холмс к собранию. – Теперь, я надеюсь, вам ясно, что главный плут в комедии Гоголя «Ревизор» вовсе не Хлестаков, а…

– Городничий! – торжествующе выкрикнул Уотсон.

– Собственно, даже не один городничий, а все чиновники. Все до одного. Все они плуты, мошенники, взяточники, у всех у них рыльце в пушку. Потому‑то все они и перепугались смертельно, узнав, что к ним в город едет ревизор.

– И все‑таки, что ни говорите, – сказал Остап, – а этот Хлестаков тоже плут порядочный. Вы только вспомните, как ловко он тут нас всех охмурил. Почище, чем ксендзы Адама Козлевича. Даже я, и то ему поверил. Может быть, мы все‑таки примем его в нашу теплую компанию? – обратился он к собранию.

Но на этот раз даже неотразимое обаяние Остапа Бендера не произвело своего обычного действия.

– Нет! – обрушилось на него со всех сторон. – Ни за что!.. Он самозванец!.. Гнать прочь этого нахала!.. Уж лучше примем в почетные члены всю компанию этих плутов‑чиновников во главе с городничим!

– Я могу предложить вам нечто лучшее, – сказал Шерлок Холмс, когда страсти улеглись. – В другом знаменитом сочинении Николая Васильевича Гоголя выведен настоящий плут. Настоящий мошенник. Настоящий авантюрист.

– Я, кажется, догадываюсь, кого вы имеете в виду, – сказал Уотсон. – Да, это идея. Тут уж никто не подкопается…

– За чем же дело стало? Назовите имя, сэр! Сразу и проголосуем. Лично я – за! Обеими руками! Рекомендация Шерлока Холмса у нас ценится дорого. Весьма! – обрадовался Джингль.

– Э, нет, – возразил Холмс. – Серьезные дела так не делаются. Не исключено, что кто‑нибудь даст отвод моему кандидату. Или выяснятся еще какие‑нибудь новые, неожиданные обстоятельства. Ничего не поделаешь! Придется нам с вами посвятить этому вопросу еще одно, специальное заседание. До новой встречи в этом же зале, господа!