– Извольте, сэр! Я хочу сказать, что ни на грош не верю в эту историю про мертвецов. Мистер Чичиков торговал мертвецами, говорите вы? Чепуха, сэр! На что могут понадобиться мертвецы? Какая от них польза?

– Он не мертвецов покупал, а только списки, – попытался объяснить Уотсон. – В списках они значились как живые. И поэтому он мог получить за них кучу денег.

– Кучу денег? За мертвецов? Сказка, сэр! И прескверная сказка. Весьма.

– Холмс! – в отчаянии Уотсон обратился за помощью к другу. – Объясните им. Они все явно не читали «Мертвые души». А я… Я, право, сам не очень ясно представляю себе, в чем состоял смысл всей этой махинации Чичикова.

– Существовал опекунский совет, – начал объяснять Холмс. – Куда помещик мог заложить принадлежащие ему души, то есть принадлежащих ему крепостных. Сделка совершалась только на бумаге. Закладываемых крестьян никто, разумеется, не видел. Вот Чичиков и решил скупить за бесценок умерших крепостных, которые по документам значились как живые. А потом…

– Понимаю, сэр! – прервал его Джефф Питерс. – Знал я одного такого мерзавца. Альфред Э. Рикс звали эту жабу. Он разделил на участки те области штата Флорида, которые находятся глубоко под водой, и продавал эти участки простодушным людям в своей роскошно обставленной конторе в Чикаго…

– Да нет же, – поморщился Уотсон. – При чем тут какой‑то Альфред Э. Рикс? Второго такого ловкача, как Чичиков, вы не найдете во всей мировой литературе. Это личность уникальная.

– Боюсь, друг мой, что вы слишком категоричны, – покачал головой Холмс. – В каком‑то смысле Чичиков, конечно, неповторим. Но… Позвольте, друзья, я прочту вам, что писал о Чичикове знаменитый русский революционер Петр Кропоткин.

Как видно, Холмс предвидел такой поворот событий и заранее подготовился. Он достал из кармана сюртука свой видавший виды блокнот, раскрыл его на заранее заложенной странице и прочел:

– «Чичиков может покупать мертвые души или железнодорожные акции, он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений…»

– Как я для беспризорных детей? – вмешался Остап.

– Совершенно верно. Вы, Остап, в известном смысле тоже ведь ученик Чичикова. Весьма способный ученик, не спорю, но… Впрочем, позвольте, я дочитаю до конца рассуждение Кропоткина. «…Он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений. Это безразлично. Он остается бессмертным типом: вы встретитесь с ним везде. Он принадлежит всем странам и всем временам: он только принимает различные формы, сообразно условиям места и времени».

– Вот это верно! – восторженно выкрикнул Джефф Питерс. – Ну прямо точка в точку про эту жабу Альфреда Э. Рикса, с которым я встретился, шагая по шпалам железной дороги Арканзас – Техас.

– Чтобы уж совсем покончить с этой темой, – продолжал Холмс, – я, с вашего позволения, прочту вам несколько слов из статьи о «Мертвых душах», написанной одним из современников Гоголя. Вот как автор этой статьи характеризует Павла Ивановича Чичикова.

Перелистнув несколько страниц в своем блокноте, Холмс нашел нужную выписку и прочел:

– «Это человек с сильною натурою, сжатою в одно чувство… чувство почти животное, но которому он подчинил все прочие человеческие: дружбу, и любовь, и благодарность… И это чувство – корыстолюбие».

– Вы хотите сказать, – задумчиво спросил Остап, – что Павел Иванович Чичиков, как и я, идейный борец за денежные знаки?

– Вот именно, – кивнул Холмс. – Или, как назвал его сам Гоголь, приобретатель .

На лице Остапа отразилось сомнение, которое он тут же выразил своим любимым словечком, выражавшим у него, по мере надобности, любые оттенки чувств.

– Пардон! – сказал он. – Один вопрос: если я правильно понял ситуацию, эти сделки по приобретению мертвых душ, которые заключал Чичиков, были не вполне… как бы это сказать… одним словом, они были незаконные?

– Ну разумеется, незаконные! – пожал плечами Уотсон.

– А с каких пор вы стали таким строгим законником, дорогой Остап? – не без иронии осведомился Холмс.

– Вам должно быть известно, что я всегда свято чтил Уголовный кодекс, – оскорбился великий комбинатор. – Но дело не в этом. Если сделки были незаконные, вся эта история, описанная Гоголем, выглядит, пардон, не совсем правдоподобной.

– Как это неправдоподобной? Почему? – изумился Уотсон.

– Говорю это вам как юридическое лицо юридическому лицу, – хладнокровно объявил Остап. – Надеюсь, вам известно, что у меня в этой области имеется кое‑какой опыт. Чтобы заключить незаконную сделку, надо найти партнера. Партнер же должен быть отъявленным негодяем. Увы, тут уж ничего не поделаешь: жизнь диктует нам свои суровые законы. Полагаю, вы не забыли, чего мне стоило разыскать всего лишь одного  негодяя – почтеннейшего Александра ибн Ивановича Корейко. А этому вашему Чичикову негодяи попадаются буквально на каждом шагу. Что ни встреча, то новый негодяй.

– Извольте немедленно объяснить, кого вы имеете в виду? – потребовал Уотсон. – Кто эти так называемые негодяи?

– Да все, кто соглашается продать Чичикову мертвые души, то есть вступить с ним в незаконную сделку, – любезно пояснил Остап. – Плюшкин, Манилов, Коробочка… Порядочный человек на такое темное дело не пойдет. Вот и спрашиваю вас: откуда там набралось такое количество жуликов?

– Боюсь, сударь, – снисходительно усмехнулся Уотсон, – что вы просто не читали «Мертвые души». Манилов… Коробочка… Да какие же они жулики?

– Погодите, Уотсон, – вмешался Холмс. – Не горячитесь. Точка зрения, которую сейчас так убедительно изложил мистер Бендер, была уже высказана однажды. И высказана человеком весьма компетентным.

– Это кем же? – вскинулся Уотсон.

– Знаменитым французским писателем Проспером Мериме, – отвечал Холмс. – Позвольте, господа, я прочту вам несколько слов из его статьи, которая называется «Николай Гоголь».

– Просим!.. С удовольствием! – понеслось со всех сторон. И только один мрачный голос недовольно буркнул:

– А зачем нам это?

– Затем, что это имеет самое прямое отношение к‑обсуждаемому нами вопросу, – ответил Холмс. – Итак, господа, прошу внимания!

Достав из необъятного кармана своего сюртука тоненькую книжку, Холмс раскрыл ее на заранее заложенной странице и прочел:

– «Основной недостаток романа господина Гоголя – неправдоподобие…»

– Слушайте! Слушайте! – крикнул Остап.

– «Я знаю, – продолжал читать Холмс, – мне скажут, что автор не выдумал своего Чичикова, что в России еще недавно спекулировали „мертвыми душами"… Но мне кажется неправдоподобной не сама спекуляция, а способ, которым она была проделана. Сделка такого рода могла быть заключена лишь между негодяями…»

– Я всегда говорил, что Мериме – это голова! – снова не смог сдержать своих чувств Остап.

– «Какое мнение можно составить о человеке, желающем купить „мертвые души"? – продолжал Холмс зачитывать цитату из статьи Мериме. – Что он: сумасшедший или мошенник? Можно быть провинциалом, можно колебаться между двумя мнениями, но нужно быть все же негодяем , чтобы заключить подобную сделку».

– Золотые слова! – воскликнул Джингль. – Так оно и есть, сэр! Уж поверьте моему опыту. Среди так называемых порядочных людей полно негодяев. И среди героев господина Гоголя их так же много, как и в любом уголке вселенной. Крайне много. Весьма.

– А я вам говорю, что найти настоящего негодяя не так‑то просто! – продолжал стоять на своем Остап.

– Не спорьте, господа, – остановил их Холмс. – Ведь это так легко проверить! Давайте позовем сюда кого‑нибудь из персонажей «Мертвых душ» и попросим его охарактеризовать всех своих друзей и знакомых. Всех вместе и каждого в отдельности.

– Отличная мысль. Великолепная идея. Блистательный эксперимент. Весьма! – обрадовался Джингль.

– Итак, кого из персонажей «Мертвых душ» мы вызываем? – деловито спросил Холмс.

– Кого хотите, – великодушно махнул рукой Остап.

– Только, чур, не Манилова, – сказал Уотсон.

– Да, Манилову верить нельзя, – подтвердил Холмс. – Он их всех словно патокой обмажет. Давайте позовем Собакевича.

– Да, уж этот патокой обмазывать не станет, – усмехнулся Уотсон.

Собакевич, который тем временем уже оказался перед столом президиума, как видно, услышал эту реплику Уотсона и тотчас на нее отреагировал:

– Да, – пробурчал он, – мне лягушку, хоть сахаром ее облепи, не возьму ее в рот.

– Это мы знаем, – кивнул Холмс. – Скажите, господин Собакевич, какого вы мнения о вашем соседе господине Манилове?

– Мошенник, – убежденно ответил Собакевич.

– Это Манилов‑то мошенник? – изумился Уотсон.

– В самом деле, – согласился с ним Холмс. – Мне казалось, что он, скорее, сам может стать жертвой мошенничества.

Но Собакевич твердо стоял на своем.

– Мошенник, мошенник, – хладнокровно подтвердил он. – Продаст, обманет, да еще и пообедает с вами. Я их всех знаю: это все мошенники. Весь город такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет.

– Ну а Плюшкин? – спросил Холмс.

Собакевич отреагировал незамедлительно:

– Этот такой дурак, какого свет не производил.

– Гм… Дурак? – удивился Холмс. – Мне‑то казалось, что у него совсем другие недостатки.

– Дурак и мошенник, – повторил Собакевич. – И вор к тому же, – добавил он, подумав.

– А Ноздрев? – спросил Уотсон. – Интересно, что вы скажете о Ноздреве?

– Он только что масон, а такой же негодяй, как они все, – не задумываясь, отвечал Собакевич. – И скряга. Такой скряга, какого вообразить трудно. В тюрьме колодники живут лучше, чем он.

– Какой же он скряга! – попытался образумить его Уотсон. – Вы, я полагаю, его с Плюшкиным спутали.

Собакевич на это отвечал:

– Все они одинаковы. Все христопродавцы. Разве только Коробочка… Да и та, если правду сказать, свинья.

– Как? И она тоже, по‑вашему, мошенница? – разинул рот Уотсон.

– Сказал бы другое слово, – мрачно пробурчал Собакевич, – да вот только что в такой благородной компании неприлично. Она, да еще этот бандит Манилов – это Гога и Магога!

– Ну что, господа? Что я вам говорил? – ликовал Джингль. – Теперь вы сами убедились: я был прав. Все негодяи. Все подлецы. Все жулики. Все до одного люди замаранные. Весьма.

– Если верить Собакевичу, это действительно так, – сказал Холмс. – Однако ведь Собакевич… Впрочем, сейчас вы сами все поймете… Скажите, сударь, – обратился он к Собакевичу. – Знаете ли вы мистера Пиквика?

– Как не знать, – отвечал Собакевич. – Его тут у нас каждая собака знает.

– И какого вы мнения о нем?

– Первый разбойник в мире.

Этот свой приговор Пиквику Собакевич произнес с такой же твердой убежденностью, с какой он отпускал все прежние свои нелестные характеристики.

– Пиквик разбойник?! – еле смог выговорить Джингль.

– И лицо разбойничье, – с тою же мрачной убежденностью продолжал Собакевич. – Дайте ему только нож да выпустите его на большую дорогу, зарежет, за копейку зарежет.

Тут к Джинглю вернулся дар речи.

– Клевета, сэр! – завопил он. – Наглая, постыдная ложь! Пиквик – золотое сердце! Добряк из добряков! Сам убедился. Был виноват перед ним. Весьма. Но раскаялся… Нет, сэр! Пиквика я вам в обиду не дам. Всякий, кто посмеет сказать что‑нибудь плохое про Пиквика, будет иметь дело со мной, сэр! Сейчас же возьмите назад свои позорные слова, или я вырву их у вас из глотки вместе с языком!

– Успокойтесь, Джингль, – умиротворяюще произнес Холмс. – Репутации мистера Пиквика решительно ничего не угрожает… Про Пиквика я спросил его нарочно ради вас. Чтобы вы, так сказать, на собственном опыте убедились, как можно доверять отзывам Собакевича. Нет, дорогие друзья! В том‑то и дело, что партнеры Чичикова по его жульническим сделкам вовсе не негодяи!

Джингль сокрушенно потупился:

– Сам вижу. Обмишурился. Дал маху. Ошибся. Весьма. Какие там негодяи! Смешные провинциалы. Простаки вроде мистера Уордля.

– На этот раз, я полагаю, мистер Джингль попал в самую точку, – живо откликнулся Уотсон. – Не правда ли, Холмс?.. И таким образом, выходит, что «Мертвые души» тоже плутовской роман. Там ведь, как вы мне объясняли, тоже всегда в центре ловкий плут, который разъезжает по свету и всех кругом дурачит.

– В связи с глубокомысленным замечанием нашего друга доктора Уотсона, – решил подвести итоги Остап, – предлагаю принять господина Чичикова не в почетные, а в действительные члены нашего славного Сообщества!

– Правильно!.. Верно!.. Браво!.. Гип‑гип ура!.. – радостно откликнулся на это предложение зал.

Уотсон ликовал вместе со всеми. И лишь один только Холмс не принимал участия в этом общем ликовании.

– Что с вами, друг мой? – спросил Уотсон, почуяв неладное. – Вы разве не согласны с этим очевидным выводом?

– Увы, – развел руками Холмс. – Вы, как всегда, поторопились, Уотсон, и сбили с толку все это почтенное собрание. Нет, друзья мои! – повысил он голос. – «Мертвые души» не плутовской роман. Во‑первых, потому что Манилов, Плюшкин, Коробочка не просто деревенские простаки, ставшие жертвами плута. Они сами – мертвые души . А во‑вторых, что ни говори, Чичиков – не совсем обыкновенный плут. Поэтому я бы все‑таки советовал вам принять его не в действительные, а в почетные члены вашего славного Сообщества… Он безусловно достоин этой высокой чести.

Хор восторженных голосов и буря аплодисментов поглотили последнюю реплику Холмса.

– И все‑таки, Холмс, хоть убейте, а я так и не понял, что вы имели в виду, говоря, что Чичиков не совсем обыкновенный плут, – сказал Уотсон, когда они остались одни.

– Вы правильно сделали, что отложили этот разговор до нашего возвращения домой, на Бейкер‑стрит, – сказал Холмс. – Вопрос серьезный, и нам с вами лучше обсудить его…

– С глазу на глаз?

– Ну, быть может, и не обязательно с глазу на глаз, но, во всяком случае, не в этой густой и пестрой толпе… Если я не ошибаюсь, вы были несколько обескуражены, когда Ноздрев, этот вдохновенный лгун, вдруг сказал правду.

– Про то, что Чичиков скупал мертвые души? Ну да, естественно… Войдите в мое положение: то я ору, что ни одному его слову нельзя верить, а то вдруг сам же за него и заступаюсь.

– Вот именно. А ведь он не только в этом случае сказал правду.

– То есть как? Вы готовы поверить этому…

– Вспомните его реплику про Наполеона, – напомнил Холмс. – «Они с Чичиковым, – сказал он, – одного поля ягоды».

– Ну, знаете! – возмутился Уотсон. – Этого я от вас не ожидал! Можно как угодно относиться к Наполеону, но, что ни говори, он был человек необыкновенный. И поистине надо обладать тупостью Ноздрева или, если вам так больше нравится, легкомыслием Ноздрева, чтобы поставить Наполеона на одну доску – с кем? С Чичиковым! С этим пошляком! С этим мелким шарлатаном!

– А вот тут вы ошибаетесь, мой милый Уотсон, – живо возразил Холмс. – Сопоставление это вовсе не так глупо, как может показаться с первого взгляда. И принадлежит оно не Ноздреву…

– А кому же?

– Самому Гоголю!

– Хоть убейте, не понимаю, про что вы толкуете! – возмутился Уотсон. – Неужели вы всерьез считаете, что между Наполеоном и Чичиковым действительно есть что‑то общее? Да мало ли что могло померещиться Ноздреву или дураку полицмейстеру!

– Ладно, – согласился Холмс. – Оставим Ноздрева. Оставим полицмейстера. Позвольте, я напомню вам знаменитые строки Пушкина. – Холмс с выражением продекламировал. – «Мы все глядим в Наполеоны. Двуногих тварей миллионы для нас орудие одно…» Это ведь сказано именно про таких людей, как Чичиков. Про тех, для кого люди – всего лишь «двуногие твари», которыми можно торговать напропалую, как торговал ими Чичиков… Нет, Уотсон! Что ни говорите, а на сей раз, как это ни парадоксально, вдохновенный врун Ноздрев сказал чистую правду. Чичиков действительно похож на Наполеона. И не только внешне. Вы только вдумайтесь в глубинный смысл этого сходства.

– Прямо‑таки уж глубинный? – усомнился Уотсон. – В конце концов, мало ли кто на кого похож? В жизни всякое бывает.

– В жизни действительно бывает всякое. Но в литературе такие совпадения всегда несут в себе особый смысл. Вот, например, Пушкин про своего Германна замечает, что тот был похож на Наполеона. Помните? «У него профиль Наполеона…». Вы что же, думаете, это просто так, для красного словца сказано?

– Про какого Германна вы говорите? – удивился Уотсон.

– Побойтесь бога, Уотсон! – возмущенно воскликнул Холмс. – Неужели вы не читали «Пиковую даму»?

– Каюсь, не читал, – признался Уотсон.

– Непременно прочтите! – не терпящим возражений тоном распорядился Холмс. – Завтра же! Кстати, не пожалеете. Получите огромное удовольствие!