Глава невелика, и авторские рассуждения в ней
далеки от лирического пафоса. Автор делает вид, что принимает образ
жизни и привычки губернского города, где опасно ненароком кого-то
задеть, где требуется осторожность и даже деликатность.
Центральное место в главе занимает «Повесть о
капитане Копейкине». Цензурные претензии к этому сюжету, опасения, что
он будет исключен из поэмы, заставили Гоголя внести определенные
поправки в повесть, но отстоять ее. Без капитана Копейкина автор не
хотел издавать «Мертвые души».
Так же как первое упоминание о картинах читатель
находил в неожиданном контексте (на стене гостиничного номера помешалась
неизвестно кем и когда написанная масляными красками, с нарушением
естественных пропорций тела картина), так информацию о тяге к чтению
впервые встречаем в описании, где наименование книг может показаться
неуместным.
В завершающей главе первого тома Чичиков покидает
губернский город, и кажется, что сюжет возвращается к исходной точке:
снова отправляется в путь герой в своей «красивой рессорной небольшой
бричке»; к прежней жизни возвращаются жители города.
Чичиков совершил ряд поездок, преследуя свою,
довольно прозаическую, меркантильную цель. Это, как бы ни был занят
герой покупкой мертвых душ, дорога и сама по себе манила его.
Комедию «Ревизор» писатель
сопроводил рядом изъяснений, прибегнув к различным жанровым формам: в
1830-е годы это написанный в виде пьесы «Театральный разъезд
после представления новой комедии», «Отрывок из письма, писанного
автором вскоре после представления „Ревизора" к одному литератору», «Предуведомление
для тех, которые желали бы сыграть как следует „Ревизора"»; в 1840-е —
это «Развязка „Ревизора"», написанная вновь в драматической форме.
Работу над вторым томом поэмы Гоголь начинает
практически сразу, как только был закончен первый. В июне 1842 г., вновь
отправляясь за границу, писатель испытывает состояние душевного покоя.
Повесть Андрея Платонова «Котлован» не имеет
авторской датировки. Только анализ исторической основы содержания
позволяет предположить, что она написана, вероятнее всего, в первой
половине 1930-х гг.
«Котлован» начинается с рассказа об увольнении
Вощева. Увольнение, несмотря на нехватку рабочих рук, — типичная для
первой пятилетки ситуация. «Нарушение трудовой дисциплины» — основная
причина увольнения.
Уволенный с «механического завода» Вощев на поиски
работы отправляется в «другой город». Случаи перехода рабочих с одного
предприятия на другое или даже переезда в другой город типичны для первой
пятилетки: текучесть кадров была большая, а рабочие руки требовались
везде — страна строилась.
По сюжету, они строят «единственный
общепролетарский дом» — главное сооружение того Города, в который
приходит Вощев. Проектируемые города и многочисленные стройки — это, как
мы уже упоминали, реальность рубежа 1920–1930-х годов.
Главным событием «Котлована», стержнем его сюжета и
проблематики является строительство «общепролетарского дома».
Концентрацией же драматизма повести стали, без сомнения, деревенские
сцены.
Через весь сюжет «Котлована» проходит эта странная
деятельность Вощева: сбор «всех нищих, отвергнутых предметов, всей
мелочи безвестности», «истершейся терпеливой ветхости», «вещественных
останков потерянных людей» (99), «ветхих вещей» (110), которые он упорно
складывает в свой мешок, присоединяя к его содержимому и ставших
«прахом» колхозников.
Одна из первых публикаций «Котлована» на Западе
вышла с ярким предисловием И. Бродского. Среди прочих любопытных
суждений о творческой манере Платонова, Бродский высказал и мысль о том,
что Платонов пишет о реализации социальной утопии — строительство
социализма — на языке данной утопии, которому себя полностью подчиняет.
О сознательной ориентации Платонова на самые
разнообразные явления русской и мировой культуры — Библию, фольклор,
философские и литературные произведения — и о насыщенности его прозы
«культурным материалом» говорили многие исследователи.
Как мы уже отмечали, «Котлован» начинается с
рассказа об увольнении Вощева, «среди производства» задумавшегося над
поставленной партией задачей — повернуться «лицом» к этому производству,
найти новые формы профсоюзной работы с массами и, изменив ее
содержание, повлиять на производительность труда.
Итак, со своим вопросом об истине Вощев идет в тот
самый «неведомый Город», который когда-то автору «Котлована»
представлялся столпом истины и альтернативой грядущего Града, Небесного
Иерусалима, в конце времен спускающегося с небес.
Из города «довольный, что он больше не участник
безумных обстоятельств» и «не жалея о строительстве будущего дома» (62),
Вощев идет дальше по миру, рождающемуся к новой жизни, и приходит в
деревню. Здесь выполняется вторая часть программы построения социализма —
коллективизация.
Программа грядущего преображения мира, которую в
1919–1922 гг. декларирует воодушевленный революцией молодой Платонов, —
это плод его юношеского романтизма и увлечения философской литературой;
смесь разных идей, заимствованных из прочитанных книг порой без всякого
критического осмысления, а иногда полемически перетолкованных.
Свой творческий путь Платонов начинал как поэт.
Поэтом он остался и в прозе, которая сохранила черты, в большей степени
свойственные поэзии: стройную композицию, ритмическую организацию текста и его необычную для прозаических произведений
семантическую «плотность».
В последнее время в научной литературе о
Гоголе поставлена проблема отражения в позднем творчестве писателя —
периода второй редакции "Портрета" и второго тома "Мертвых душ" —
традиций житийной литературы. Совершенно очевидно, что эта проблема
достойна пристального внимания и изучения.
Существует немного произведений мировой
классики, которые привлекли бы столько же внимания литературоведов,
исследователей и интерпретаторов, как повесть Гоголя "Шинель". В
настоящее время в мире насчитывается огромное количество работ,
посвященных этому шедевру гоголевской прозы.
Многие факты и обстоятельства написания
"Шинели" нам известны, другие навсегда скрыты временем. Впрочем, даже не
знай мы ничего об истории и предыстории написания "Шинели", текст её
как основной источник для анализа и интерпретаций был бы перед нами. А
это уже немало.
Прежде чем переходить к рассмотрению
влияния агиографического жанра на повесть Гоголя, необходимо провести
хотя бы краткий анализ стилевых и композиционных особенностей "Шинели",
которые во многом объясняют трансформацию повести, изменение ее от
первой редакции ко второй и проясняют важные элементы в ее сюжетном и
содержательном наполнении.
Сходство повести Н.В.Гоголя и жития св.
Акакия безусловно. Кажется даже, что писатель не случайно использовал в
построении "Шинели" житийный канон, ориентируя ее на житийный жанр.
Сохранились свидетельства, что Гоголь
внимательно изучал "Лествицу" и делал подробные выписки из нее. В 1926
году харьковский исследователь И.Ф.Ерофеев сообщал: "Среди новых
рукописей, что хранятся в Музее Слободской Украины, привлекает к себе
внимание неизвестная до сей поры рукопись Гоголя.
В работе был проведен анализ общих
традиций житийного жанра, объединивших житие преподобного Акакия и
повесть Гоголя "Шинель". Причем, кроме бросающегося в глаза внешнего
сходства судеб св. Акакия и героя Гоголя, были прослежены основные общие
моменты сюжетного развития...
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
