История создания «Пиковой дамы» и оценки читателей
и критики.
Повесть Пушкина «Пиковая дама» была опубликована в
1834 г.
в «Библиотеке для чтения» и была хорошо принята читателями журнала. «"Пиковая
дама”, — пишет П.В.Анненков, — произвела при появлении своём всеобщий говор и перечитывалась, от пышных
чертогов до скромных жилищ, с одинаковым наслажденьем…». Успех повести был
предопределен занимательностью сюжета, в повести видели «игрецкий анекдот»,
литературную безделку — не больше. Некоторые читатели обнаружили в ней
изображение реальной ситуации, узнали в персонажах реальных людей. Это было
известно Пушкину: «При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Натальей
Петровной Голыциной и, кажется, не сердятся…» Действительно, в этой
«прозрачности» повести видели достоинство «Пиковой дамы». Критик А.А.Краевский
писал: «В "Пиковой даме” герой повести — создание истинно оригинальное, плод
глубокой наблюдательности и познания сердца человеческого; он обставлен лицами,
подсмотренными в самом обществе, рассказ простой, отличающийся изящностью».
Все отзывы были похвальными, но в сравнении с
оценками других произведений Пушкина, отношение к «Пиковой дамы» всё-таки было
прохладное. Пушкина хвалили только за занимательность сюжета и изящность стиля,
но тем самым упрекали в отсутствии идеи. Такая оценка отчётливо выразилась у
В.Г.Белинского: «"Пиковая дама” — собственно не повесть, а мастерский рассказ.
В ней удивительно верно очерчена старая графиня, её воспитанница, их отношения
и сильный, но демонически-эгоистический характер Германна. Собственно это не
повесть, а анекдот но рассказ —
повторяем — верх мастерства»
При такой оценке «Пиковая дама» выглядела
непонятной неудачей Пушкина: в 1830
г. «энциклопедия русской жизни», роман в стихах «Евгений
Онегин», «маленькие трагедии» и «Повести Белкина». В 1832 г. исторический роман
«Дубровский», в 1833 г.
пустой «игрецкий анекдот», «Пиковая
дама», в 1836 г.
гениальный роман «Капитанская дочка». Странно, что Пушкин-прозаик во всей силе
творческой зрелости вдруг написал литературную безделку. Здесь было что-то не
так. Это «не так» заметили тогда же, издатель журнала О.И.Сенковский в письме
Пушкину так характеризовал «Пиковую даму»: «Вы создаёте нечто новое, вы начинаете
новую эпоху в литературе , вы положили начало новой прозе, — можете в этом не
сомневаться».
Таким образом, прижизненная критика не могла
понять, что такое «Пиковая дама» — изящный анекдот или начало новой русской прозы.
Повесть была закончена в 1833 г., а начата летом 1828 г. Пять лет Пушкин
работал над текстом. Летом 1828
г. Пушкин жил в Петербурге и там, видимо, услышал
историю о княгине Н.П.Голицыной, когда-то проигравшей большую сумму денег и
отыгравшейся благодаря знанию трёх выигрышных карт. Как раз в то время в
Петербурге шла пьеса В.Дюканжа «Тридцать лет, или Жизнь игрока»; кроме того,
Пушкин сам был азартным игроком. Все эти разнородные впечатления соединились в
замысел повести об игроке. Анализ сохранившихся черновиков показал, как в 1828 г. Пушкин из анекдота о
княгине Голицыной пытается выстроить сюжет будущей повести, как затем в его
замысле появляются следы чтения повести Бальзака «Красная гостиница» (где
главного героя зовут Германом, а темой является противоречие между добрыми
намерениями и ужасным результатом поступка). В 1832 г. Пушкин переделывает
начатую повесть, теперь уже под влиянием своего же произведения — «Медный
всадник», тогда же по аналогии появляется название «Пиковая дама»: как в одной
повести невероятным образом оживает бронзовый памятник, так в другой
подмигивает дама с карточного изображения; в обеих повестях действие
развивается в Петербурге. Естественно прийти к предположению, что тема борьбы
Евгения с судьбой повлияла на тему «Пиковой дамы».
Черновики повести хранят следы многочисленных
правок, Пушкин тщательно подбирает имена персонажей, делает какие-то непонятные
расчёты (похоже, что высчитывает сумму возможного выигрыша Германна) —
очевидно, что столь кропотливая пятилетняя работа вряд ли была работой над
«безделкой».
«Пиковая дама», видимо, написана таким образом,
что читатель попадал в «ловушку», обманывался, видел что-то загадочное и в
поведении Германна, и в трёх таинственных картах. Пушкин с интересом следил за
читательским восприятием повести и в дневнике с удовольствием отметил: «Моя
"Пиковая дама” в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семёрку и туза…»
Читатели оказывались как бы внутри художественного мира повести и поэтому
закономерно реагировали на историю с тремя картами, как на анекдот о неудачном
игроке, таком же, как они сами. «Прозрачность» персонажей и ситуации, за
которыми различались знакомые люди и события, провоцировали такое отношение.
Через два десятка лет, когда возможные прототипы
«Пиковой дамы» забылись, повесть получила другую оценку — не игрецкий анекдот,
а фантастическая повесть. Ф.М.Достоевский утверждал, что Пушкин создал
совершенную фантастическую прозу: «Фантастическое должно до того соприкасаться
с реальным, что Вы должны почти
поверить ему. Пушкин, давший нам почти все формы искусства, написал «Пиковую
даму» — верх искусства фантастического Вы верите, что Германн действительно
имел видение…». Не это ли качество пушкинской повести — почти фантастика — дало основание Сенковскому увидеть здесь начало
новой прозы, которая в скором времени продолжится, например, произведениями
Гоголя?
Именно с особенностями фантастики «Пиковой дамы»
связаны основные трудности интерпретации повести Пушкина. Вопросы сводятся в
конечном счёте к двум: 1) покойная графиня действительно приходила к Германну
или это ему привиделось?
2) если, допустим, графиня приходила к Германну и
сказала три тайные карты, то почему он проиграл?
Тема карт и карточной игры в «Пиковой даме».
Герои «Пиковой дамы» играли в популярную в те годы
карточную игру «штосс» (в XVIII веке её называли
«фараон», «фаро», «банк»). Правила игры очень простые. Один или несколько
игроков загадывали карты в колоде, которая находилась в руках у банкомёта.
Банкомёт «держал талью» или метал, то есть открывал по одной карте в колоде и
поочерёдно раскладывал их слева и справа от себя. Если загаданная игроком карта
выпадала слева, то выигрывал игрок, если справа, то выигрыш доставался
банкомёту.
В «штосс» играли на деньги. Игрок или «понтёр» (от
слова «пуанта» или point — точка, указывать на что-то) называл сумму и
загадывал карту и объявлял её — это называлось «играть мирандолем». Можно было
«играть на руте», то есть постоянно увеличивая ставки вдвое или «играть
пароли-пе», то есть ,увеличивая ставки в четыре раза.
Именно об этом ведут разговор герои повести:
«Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова:
— Что ты сделал, Сурин? —
спросил хозяин.
— Проиграл, по обыкновению. Надобно признаться,
что я несчастлив: играю мирандолем, никогда не горячусь, ничем меня с толку не
собьёшь, а всё проигрываюсь!
— И
ты ни разу не соблазнился? Ни разу не поставил на руте?.. Твёрдость твоя для
меня удивительна.
— А
каков Германн! — сказал один из гостей, указывая на молодого инженера, — отроду
не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов
сидит с нами и смотрит на нашу игру!»
При 2 или 4-кратных увеличениях ставок можно было
выиграть очень большие деньги, поэтому и банкомёт и понтёры иногда прибегали к
уловкам. Самая обычная хитрость — «крапленые карты», то есть имеющие чуть
заметные условные отметины на крапе карт, которые, конечно, готовились заранее.
Для того, чтобы шулерство было невозможно, особенно при игре на большие ставки,
игроки использовали специальные правила. Они заключались в том, что игрокам
подавались новые, ещё не распечатанные колоды карт: одна игроку, другая
банкомету. Понтёр не просто загадывал карту, а выбирал загаданную карту и клал
её рядом с собой, иногда клал крапом вверх
и даже не называл её своему противнику, обычно такая карта отмечалась
загибанием угла. Понтёр следил за открывающимися картами из колоды банкомёта,
когда выпадала загаданная карта, он открывал свою и называл её. При таких
строгих правилах шулерство было исключено.
Именно так играли Германн и Чекалинский. В первый
день он поставил на карту 47 тысяч: «Германн вынул из кармана банковый билет и
подал его Чекалинскому, который бегло посмотрев его, положил на Германнову
карту. Он стал метать. Направо легла девятка, налево тройка. "Выиграла!” — сказал
Германн, показывая свою карту. На другой день вечером он опять явился у
Чекалинского. Хозяин метал. Германн подошёл к столу; понтёры тотчас дали ему
место. Чекалинский ласково ему поклонился. Германн дождался новой тальи,
поставил карту, положив на неё свои сорок семь тысяч и вчерашний выигрыш.
Чекалинский стал метать. Валет выпал направо, семерка налево. Германн открыл
семерку. Все ахнули. В следующий вечер Германн явился опять у стола. Германн
стоял у стола, готовясь один понтировать противу бледного, но всё улыбающегося
Чекалинского. Каждый распечатал колоду карт. Чекалинский стасовал. Германн снял
и поставил свою карту, покрыв ее кипой банковых
билетов. Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама,
налево туз. "Туз выиграл!” — сказал Германн и открыл свою карту. "Дама ваша
убита,” — сказал ласково Чекалинский.
Германн вздрогнул: в самом деле. Вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не
верил своим глазам, не понимая, как мог он обдёрнуться…»
Почему Германн проиграл? Скорее всего, в новой
колоде со свежей краской Германн, найдя туз, потянул и склеившуюся с ним даму.
Уверенный в своём выигрыше, он не проверил карту. Покойная графиня (независимо
от того, являлась ли она ему как привидение или это был пьяный сон) не
обманула, налево действительно выпал туз. Следовательно, Германн проиграл
случайно? Если признать случайность, то
повесть в самом деле окажется занимательным анекдотом. Мы не можем с
этим согласиться, зная долгую творческую историю «Пиковой дамы». Чтобы выяснить
вопрос, следует тщательно разобраться в произошедшем с самого начала.
Германн узнал тайну выигрышных карт от покойной
графини, но задолго до этого тайна уже будто бы известна Германну, так как в
его словах часто звучат те заветные цифры: «Что, если старая графиня откроет
мне свою тайну! — или назначит мне эти три верные карты! Нет! Расчёт,
умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит
мой капитал и доставит мне покой и независимость!…». Выигрышные карты уже названы, ещё нет туза, но и он тоже
закономерно появится. Часто повторяемая Германном фраза «Эти три верные карты»
являются правильным дактилическим стихом, у него вырастает продолжение:
«тройка, семёрка, – – –». Может быть три
карты Германна были простой случайностью, просто сильно желаемое в какой-то
момент породило иллюзию таинственного явления графини, может быть никакой
фантастики, никакой страшной тайны и не было?
Повесть постоянно держит читателя на грани
реального и фантастического, не позволяя окончательно склониться в ту или иную
сторону. Повесть разворачивается по аналогии с карточной игрой — направо и
налево. Как понтёр постоянно находится между правым и левым, между выигрышем и
проигрышем, так и читатель на грани двух миров: реального, где всё объяснимо, и
фантастического, где всё случайно, странно. Этот принцип двоемирия
последовательно воплощён в повести.
Карточные игры были не просто популярной забавой,
они воспринимались как своего рода образ мира. Всё в жизни подобно игре.
Известны такие примеры. В 1820
г. Гофман опубликовал повесть «Spielerglück», где герой проигрывает
свою возлюбленную в карты. Гофман не знал истории, которая случилась в Москве в
1802 г.:
князь Александр Николаевич Голицын, знаменитый мот, картёжник и светский шалопай,
проиграл в карты свою жену Марию Григорьевну (урожд. Вяземскую) московскому
графу Льву Кирилловичу Разумовскому, за этим последовал развод и новая свадьба.
Один и тот же сюжет независимо возник в жизни и в литературе, ясно, что
причиной этому некоторая модель поведения, заложенная в человеческом сознании.
Эта модель воплощена в карточной игре. Именно в карточной игре, а не в
популярных тогда бильярде или шахматах, — в картах велика роль случая.
В самой природе карт заложено двоемирие: они
простые знаки, «ходы» в игре и имеют смысл в гадательной системе. Этот второй
символический план их значений проникает в первый и тогда случайное выпадание
карт превращается в некий текст, автором которого является Судьба. В карточной
игре виделся поединок с судьбой. Германн в «Пиковой даме» тоже вступает в этот
поединок.
Германн — «сын обрусевшего немца», «душа
Мефистофеля, профиль Наполеона». Его имя напоминает о его родине Германии, но
его переводится с немецкого: Herr Mann —
человек. Германн усвоил чисто национальные качества: расчёт, умеренность,
трудолюбие. Но он не «чистый» немец, он сын обрусевшего немца — свои три верные
качества он намерен использовать в Наполеоновских целях, он задумал стать
богатым, он вступил в поединок с судьбой.
Он играет с Лизаветой Ивановной. Играет в любовь,
но имеет ввиду совершенно другую цель. Лизавета Ивановна поступает по правилам
— она влюбляется, Германн эти пользуется для проникновения в дом графини.
Германн играет и с графиней. Германн готов
«подбиться в её милость — пожалуй, сделаться, её любовником»; проникнув в её
спальню, он обращается к старухе
«внятным и тихим голосом», он наклоняется «над самым её ухом», то сердито возражает, то обращается к её
чувствам «супруги, любовницы, матери», то вдруг, стиснув зубы, «вынул из
кармана пистолет». Германн ведёт себя не по правилам, сменяя роли.
Все ему кажется игрой, более того, ему кажется,
что он управляет этой игрой. Ведь всё получилось: обманул Лизавету, узнал тайну
карт. И вот ходи, и всё вокруг как бы превратилось в карточные знаки.
Эту
ситуацию игры с окружающими Германн пытается перенести на игральный стол: он
имитирует игру по правилам «штосса», а на самом деле знает карты. Германн
попытался обмануть саму стихию жизни. Германн всё рассчитал, но жизнь не
поддаётся расчёту, в ней царит случай. В понимании Пушкина случай — не
отклонение от нормы, хаотическое и бессмысленное, для него случай — одно из
созидательных начал жизни:
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И Опыт, [сын] ошибок трудных,
И Гений, [парадоксов] друг,
[И Случай, бог изобретатель].
Игра
— это и есть одно из наглядных проявлений Случая. Игра вносит живое начало в
автоматизированную жизнь: Чекалинский всегда хладнокровно и вежливо играет,
Сурин всегда проигрывает, Лизавета Ивановна действует по программе
сентиментальных романов и т.д. Германн понял эту закономерность и решил
хитростью занять себе иное место, он задумал обмануть систему, решил в один миг
из военного инженера стать богатым человеком. Германн — продолжение
романтического героя, но Германн — герой своего времени, который скоро
продолжится в литературе, например, в образе Чичикова. Расчёт и хитрость
Германна имели временный успех и это вызвало сбой в автоматическом ходе жизни:
Чекалинский побледнел, игроки прекратили свою игру и пришли посмотреть.
Фантастическое и реальное в повести «Пиковая
дама».
Фантастическое и реальное переплетены в «Пиковой
даме» так же, как это бывает в волшебных сказках, в тех же «пропорциях». Персонажи пушкинской
повести по характеру своих действий сопоставимы со сказочными. Графиня Анна
Федотовна — «даритель», наделяющий героя чудесным знанием, Лизавета Ивановна —
«помощник»,.и т.д. Композиция повести
повторяет композиционную схему волшебной сказки. Неслучайно, выслушав
анекдот Томского, Германн бросает реплику: «Сказка!».
При сравнении «Пиковой дамы» с волшебными сказками
сразу становится заметным важное отличие: в «Пиковой даме» нет положительного
сказочного героя, Германн действует как ложный герой, в соответствии с чем и
вся «сказка» завершается крахом героя. «Пиковая дама» — сказка с обратным
знаком, то есть сказка, в которой герой не выдерживает испытания и терпит
поражение.
С самого начала история о Германне развивается как
сказка. Жизненное правило Германна «расчёт, умеренность, трудолюбие» является
не его индивидуальным credo, а выражением векового
опыта его предков, своеобразным заветом рода, аналогичным сказочным заветам и
запретам. Анекдот о трёх картах выполняет роль такую же, как, например, перо
жар-птицы в сказках типа «Конёк-горбунок». С помощью этого волшебного средства
герой может достичь победы в поединке с антагонистом (в сказках это, например,
Змей-Горыныч, а в «Пиковой даме» Чекалинский). Для достижения цели сказочный
герой должен сначала получить волшебное средство, которым его наделяет
«даритель», обычно случайно встретившийся в пути (клубок ниток дает
старичок-боровичок и т.п.); Германн блуждал по Петербургу и случайно «очутился
он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры Германн остановился. "Чей это дом” — спросил
он у будочника. "Графини ***”, — отвечал будочник. Германн затрепетал…». Для
того чтобы встретиться с графиней
Германн завоёвывает благосклонность Лизаветы (выдержанное «испытание») и
получает в её лице «помощника». Следуя советам «помощницы» Германн проникает в
дом графини, но тайну узнать ему не удаётся (невыдержанное «испытание»). Затем
Германн является на похороны графини подобно тому, как в сказках герой должен
похоронить умершего, чтобы заручиться его помощью, Германн явился к телу
графини «испросить у неё прощения» (выдержанное «испытание»). Наконец, призрак
графини, эквивалент «загробного дарителя», сообщает Германну желанную тайну, он
обретает «волшебное средство». Однако в поединке с «антагонистом» Германн всё
же проигрывает. Почему?
Источник беспредельных возможностей волшебно сказочного
героя таится в точном следовании нормам поведения, нравственному кодексу
сказки: встретил старика — поклонись, увидел немощного — помоги, беззащитного —
не обидь. Это «предварительное испытание» герой сказок обязательно выдерживает
и за это награждается «дарителем» «волшебным средством». Германн
«предварительного испытания» не выдержал: от мёртвой графини он получил «волшебное
средство» с условием жениться на Лизавете, но этого условия Германн не выполнил
и был в итоге наказан.
Германн
проиграл потому, что не выполнил нравственных обязательств перед всеми: он
нарушил завет рода, понадеявшись чудесным образом вмиг разбогатеть, он обманул
своего «помощника» — Лизавету, он обманом и угрозами получил у «дарителя»
«волшебное средство», он обманывает «антагониста» - Чекалинского, играя с ним
как будто в честную игру… Пушкин проводит своего героя через сказочные
испытания и тем самым вершит над ним этический суд.
Тайну
трёх карт Германн узнал от умершей графини: «Я пришла к тебе против своей воли,
— сказала она твёрдым голосом, — но мне велено исполнить твою просьбу. Тройка,
семёрка и туз выиграют тебе сряду, — но с тем, чтобы ты в сутки более одной
карты не ставил и чтоб во всю жизнь уже после не играл. Прощаю тебе мою смерть
с тем ,чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне…». Давно уже
замечено, что фантастика в этом эпизоде оказывается снятой, так как видение
Германна может быть объяснено его нервным потрясением. При похоронах старой
графини Германн наклонился над ее телом — «в эту минуту показалось ему, что
мёртвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом. Германн,
поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянулся об земь». Затем —
«Целый день Германн был чрезвычайно расстроен. Обедая в уединенном трактире,
он, против обыкновения своего, пил очень много, в надежде заглушить внутреннее
волнение. Но вино еще более горячило его воображение. Возвратясь домой, он
бросился, не раздеваясь, на кровать и крепко заснул...». Пушкин оставил
читателю возможность видеть в явлении графини-покойницы как фантастику, так и
пьяный сон или бред потрясённого Германна.
Подобный приём уже встречался в творчестве Пушкина
в повести «Гробовщик», но там автор однозначно снял фантастику (Адриан Прохоров
проснулся), а в «Пиковой даме» оставил читателя в сомнениях: «Германн долго не
мог опомниться. Он вышел в другую комнату. Денщик его спал на полу; Германн
насилу его добудился. Денщик был пьян по обыкновению: от него нельзя было
добиться никакого толку. Дверь в сени была заперта. Германн возвратился в свою
комнату, засветил свечку и записал своё видение». Можно было бы подумать, что
графиня приходила на самом деле, но тогда её приход должен был разбудить
денщика, однако сказано ведь, что денщик был пьян, и его ничто не могло
разбудить. Не ясно даже то, существовала ли тайна трёх карт на самом деле, ведь
на требование Германна открыть ему тайну заявила ночью: «Это была шутка».
Однозначного толкования эпизода с появлением графини и дарованием тайны трех
карт, видимо, не может быть принципиально.
Фантастика и реальность бесконфликтно сосуществуют
в жизни героев повести. Пушкин повторяет открытие, уже сделанное в лирике Жуковским:
фантастика не вымысел, она есть в нашей жизни, фантастическое — это страшное,
злое начало жизни. Жуковский в статье «Нечто о привидениях», очень популярной в
те времена, рассуждал так: «Привидение есть вещественное явление предмета
невещественного. Если этот предмет, который нам в минуту видения кажется
существенным и от нас отдельным, есть ни что иное как нечто, внутри нас
происходящее, то он сам по себе еще не существует: здесь нет ещё привидения…».
Фантастическая тайна карт и мертвая старуха, видимо, тайные ожидания и страхи
самого Германна. Такая «реалистическая» фантастика ещё страшнее любых вымыслов.
Заключение.
Выдающиеся люди разных времен, в том числе и
названные А. С. Пушкиным в повести: граф Сен Жермен, Джакомо Казанова, кардинал
Ришелье, философ эпохи просвещения Вольтер признавали роль случая в жизни
человека и были приверженцами мистической науки- кабалистика, используемой
писателем для определения роли случая в жизни героя.
Графиня
вынужденно открывает тайну Германну в повести, называя три магические карты:
«тройку, семерку, туз», которые должны принести ему богатство и положение в
обществе. Но таинственное предсказание не приносит желаемого результата; оно
разрушает личность героя. А жизнь продолжает свое развитие уже помимо его воли.
«Тайная
недоброжелательность» вошла в жизнь Германна вместе с названными графиней
картами.
Если
жизнь – тоже чья-то игра с человеком, то по своей ли воле играет человек и
знает ли правила этой игры и её высший смысл – эти вопросы ставил автор в своем
произведении перед читателем, который и сегодня пытается на них ответить.
Английский богослов и историк XVII века Томас Фулер как-то
заметил: «Тот, кто оставляет все на волю случая, превращает свою жизнь в
лотерею. И тогда жизнь напоминает игру в жизнь».
Сделка с
совестью губительна; решаясь на обман в любви, Германн разрушает в себе
чувства. Убийство старухи приводит к саморазрушению личности. |