В одном старом номере «Литературной газеты» (старом, газета вышла 5 июня 1985 года, как раз ко дню рождения А. С. Пушкина) я прочитала статью владимирского поэта и писателя В. А. Солоухина «Любезен народу». Мне запомнились строчки, посвященные повести, которую мы как раз изучали на уроках литературы. «Дубровский» понравился мне, заставил задуматься о неожиданных поворотах в судьбе главных героев. А слова Владимира Солоухина ещё больше подогрели мой интерес к роману, потому что писатель точно и чётко сформулировал то, о чём думала и я: «… Прозу Пушкина я лично люблю нисколько не меньше его стихов. «Дубровский», «Капитанская дочка», «Повести Белкина», «Путешествие в Арзрум»… Наслаждаешься самим процессом чтения, ибо все давно уже знаешь едва ли не наизусть. Но что приводит в истинный восторг, так это лаконизм пушкинской прозы. Так и видно, что писатель заботится не о количестве страниц, а только о выразительности. Так и видно, что писателю платили, тогда не за объём  рукописи, а за произведение как таковое. «Дубровский»… Страшно подумать: сто страничек в книге малого формата. «Капитанская дочка» - 68 страниц. А сколько там всего! Какая насыщенность сообщениями, чувствами, психологией, характерами… Я думаю, у среднего (считающегося хорошим) современного писателя «Дубровский», и «Капитанская дочка» превратились бы в пухлые, тяжёлые «кирпичи» по пятьсот – шестьсот страниц каждая книга.»

А ведь и я думала о том, как мало и в то же время как много А. С. Пушкин рассказал о каждом из героев. Между пушкинских строк передо мною вырисовывалась вся их жизнь. Моя фантазия работала, и я представляла себя героиней этого романа. Конечно же, меня привлекли женские образы. Очень понравилась Маша Троекурова, смелая романтическая девушка. Как страшно сложилась её судьба! Ей предстояло прожить всю жизнь со старым нелюбимым мужем. Но клятва верности, данная под венцом, - это дело чести, а честь для Пушкина и его героев превыше всего.

Ещё один женский образ поразил меня и покорил. Это Орина Егоровна Бузырёва, няня Владимира Дубровского. Так и хочется назвать её Ариной Родионовной Яковлевой. Няня поэта А. С. Пушкина наверняка послужила прообразом героини романа. Даже имена совпадают.

«…Вечером слушаю сказки моей няни, - писал А. С. Пушкин одесскому знакомому Д. М. Шварцу около 9 декабря 1824 года, - оригинала няни Татьяны… она единственная моя подруга – с нею только мне не скучно».

Подруга дней моих суровых

Голубка дряхлая моя, -

с такой любовью обращался поэт к своей няне, ей посвятил о самые тёплые и ласковые стихи,  её запечатлел навеки в своих бессмертных сочинениях:

Но я плоды моих мечтаний

И гармонических затей

Читаю только старой няне,

Подруге юности моей…

Я думаю о том, что если бы все люди научились ценить и уважать своих старых бабушек, так, как это делал А. С. Пушкин, то не разрушались бы семьи, потому что бабушки – хранительницы семейного очага.   

Такой хранительницей семьи Дубровских была их няня Орина Егоровна. Впервые мы встречаемся с ней в третьей главе романа, когда камердинер Владимира Дубровского Гриша подает ему письмо из родного дома. Любовью, заботой, теплом дышит каждое слово это письмо. Егоровна печалится о здоровье барина Андрея Гавриловича, беспокоится о судьбе молодого барина и его имения, посылает материнское благословение своему сыну Грише, который теперь вместо неё служит её воспитаннику Владимиру Дубровскому.

Простые слова Егоровны, «доброй старухи» (не раз повторит Пушкин), тронули Владимира, он «несколько раз сряду перечитал сии довольно бестолковые строки с необыкновенным волнением», а через три дня был уже в пути и скоро взбежал на крыльцо родного дома, где первой его встретила Егоровна: «Здорово, здорово, няня, - повторял он, прижимая к сердцу добрую старуху…» Ведь до восьми лет воспитывала она его, сироту, рано потерявшего мать, а теперь ухаживала и за его отцом, который сделался «как дитя глупое».

Смерть старого господина нянька восприняла как личное горе, скупо и скорбно пишет А. С. Пушкин об этом обряде, а мы представляем себе горестную картину: «Егоровна взвыла, слуги окружили труп, оставленный на попечение, вымыли его, одели в мундир, сшитый ещё в 1797 году, и положили на тот самый стол, за которым столько лет они служили своему господину».    

И молодой господин полностью доверяет Егоровне: «Егоровна от имени  его пригласила попа и весь причет церковный на похоронный обед, объявив, что молодой барин не намерен на оном присутствовать, и таким образом отец Антон, попадья Федоровна и дьячок пешком отправились на барский двор, рассуждая с Егоровной о добродетелях покойника и о том, что, по-видимому, ожидало его наследника».

И здесь следует интересный разговор между Егоровной, священником, попадьей и дьячком. Егоровна, «верная рыба», высказывает смелые мысли, ничуть не боясь, и не слушаясь, перед теми с кем она говорит. Даже дьячок испугался её крамольного высказывания. А Егоровна не боится ни кого, она возмущается, негодует (три восклицательных знака указывают на это): «А кому же, как не ему и быть у нас господином, - прервала Егоровна. – Напрасно Кирила Петрович и горячится. Не на робкого напал: мой соколик и сам за себя постоит, да и, Бог даст, благодетели его не оставят. Больно спесив Кирила Петрович! а, небось, поджал хвост, когда Гришка мой закричал ему: вон, старый пес! долой со двора!» Старая нянька не просто стоит за своего хозяина – она выступает за правду и справедливость, ни сколько не боясь могущественного Троекурова.

В страшную ночь перед пожаром Владимир Дубровский в первую очередь беспокоится о том, где Егоровна. Узнав от Гриши, что она «в барском доме, в своей светелке», Владимир приказывает вывести её и всех людей, кроме приказных, из дома. Только один раз упрекнет Егоровна своего господина, когда тот станет поджигать дом: «Ахти, - жалобно закричала Егоровна, - Владимир Андреевич, что ты делаешь?» Сердцем поймёт Егоровна, что месть – дело неправое. После пожара няня Егоровна и дворовые люди «пропали неизвестно куда», как считали многие. Но читатели догадались, о том, что верная няня, конечно же, рядом с Дубровским. Наши догадки подтвердились в последней, девятнадцатой главе романа, где описан лагерь разбойников. Егоровна появляется на фоне грустной, старой песни караульщика:

«Не шуми, мати зеленая дубравушка,

Не мешай мне молодцу думу думати.

В это время дверь одного из шалашей отварилась, и старушка в белом чепце, опрятно и чопорно одетая, показалась у порога. «Полно тебе, Степка, - сказала она сердито, - барин почивает, а ты знай, горланишь; нет у вас ни совести, ни жалости». – «Виноват, Егоровна, - отвечал Стёпка, - ладно, больше не буду, пусть он себе наш батюшка, почивает да выздоравливает».

Егоровна хранит покой своего воспитанника, делит с ним его нелегкую судьбу, поддерживает в трудную минуту и, наверное, создает для него, бездомного, иллюзию дома.

Читатель не знает, что стало с ней, верной и преданной нянькой, ведь роман не окончен. Мы можем только домысливать её судьбу, и няня А. С. Пушкина Арина Родионовна разделила с поэтом самое трудное для него время – годы изгнания. Если бы не она, случилось бы страшное:

  Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя.

Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей,

Выпьем с горя; где же кружка?

Сердцу будет веселей.

С пушкинских страниц смотрят на меня глаза преданных русских женщин. Верность и доброта, честность и благородство, духовную силу и мужество – эти национальные черты русской женщины воспел А. С. Пушкин и в образе Арины Егоровны Бузыревой в романе «Дубровский».