Болдино. 1822 год. Пушкин возвращается из поездки в Оренбург, где он собирал материалы для своего исторического исследования пугачевского бунта, он в основном завершает начатую ранее «Капитанскую дочку», хотя окончательно дописывается она к 1836 году.

Именно в «Капитанской дочке» сосредоточивает внимание автор на сопряженном взаимодействии смирения и бунта как основных типов поведения человека.

Смирение и бунт – покорность и непокорность Божией воле.

Покорность Божией воле проистекает из сознания человека своего духовного несовершенства и своей немощи перед Создателем. Поэтому смиренный примет все, что ниспослано ему.

Непокорность Божией воле питается гордынею.

Философия и психология бунта осмысливалась Пушкиным и прежде («Моцарт и Сальери»). Бунт основан на безверии. Проблема слишком важная для Пушкина, так как он не был чужд подобных настроений в разные моменты жизни. Заканчивая в 1824 году, в период глубокого духовного кризиса, «Цыган» Пушкин написал:

                              И всюду страсти роковые,

                              И от судеб защиты нет.

 Не зря же и к Пугачеву так пристально внимателен он, что обращался к событиям пугачевщины не только как художник, но и как литератор – историк.

Бунт есть неудовлетворенность и стремление изменить все по своей воле и разумению.

Русский бунт…

В «Капитанской дочке» выражена мысль, превратившаяся ныне в крылатую: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!». Бессмысленный – так как не достигнет цели своей, да и не может достигнуть (все революции тому подтверждение), беспощадный – так как зальет все кровью на своем пути (и опять правоту поэта подтвердили те же революции). Впрочем, почему речь идет только о русском бунте?  Да ведь и  любой таков не в меньшей мере.

Величие А.С.Пушкина в том, что он попытался разобраться в праве Пугачева на восстание. Повторяясь намеренно, Пушкин высказал в «Капитанской дочке» в конце1833 – начале1834года задушевную свою мысль: «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества…». Эту истину завещал А.С.Пушкин всем потомкам, так как его современники ее не приняли.

   Приспособленец Швабрин

В «Капитанской дочке» противостоят два типа поведения человека, персонифицированы они образами Гринева и Пугачева.

По сюжету Гриневу противостоит Швабрин, Пугачев же скорее доброжелательно содействует главному герою – но речь идет о сущностном противостоянии, а не событийном. Швабрин не бунтует, он скорее приспосабливается к обстоятельствам, соблюдая свою выгоду, чем сознательно выступает против них. Он плывет по течению, потакая подлости собственной натуры. Пугачев, лично симпатизируя Гриневу, являет именно иной тип поведения. Просто противостоять Гриневу – для него было бы слишком мелочно: он как-никак царь, пусть и самозваный.

Бунт Пугачева

Пугачев – бунтарь. Это очевидно. При том он несомненно выделяется автором из толпы прочих бунтарей, звероподобных душою. Характеристика «вожатого» - «или волк, или человек» полна громадного гуманистического смысла: то волком, то человеком окажется в разных сценах Пугачев. И в историческом исследовании, и в «Капитанской дочке» Пушкин приводит многие примеры страшных, зверских преступлений пугачевцев.

Пугачев как индивидуальость отчасти романтизируется Пушкиным. Он выделяется несомненными достоинствами: неглуп, сметлив, умеет возвыситься над обстоятельствами, по-своему благороден. Именно он спасает Машу Миронову. Ему нечем опровергнуть доводы Белобородова – политические интересы требуют расправиться с Гриневым и не пощадить дочь капитана Миронова. Но чувство, которое примитивно, но прямо выразил Хлопуша, упрекнув Белобородова: «Тебе бы все душить да резать…Разве мало крови на твоей совести» -руководит и Пугачевым. Он поступает так, как велят ему не политические соображения, а человеческое чувство. Он милостив, следовательно, непоследователен, потому что отступает от принципов, которые сам считает справедливыми. Но эта непоследовательность спасительна. В этом смысле особо замечательно то, что Пугачев одобрительно отзывается о попадье, которая, спасая Машу, обманула пугачевцев – «хорошо сделала кумушка-попадья».

Пушкин хочет показать разницу между Пугачевым и его соратниками, то есть Пугачев одинок в этом пьяном обществе, он нуждается в человеке, понимающем его. И он его находит. Петруша был единственным, кто увидел в Пугачеве человека. Он сразу заметил его черные, огненные глаза, в которых светились ум, смелость, смекалка, достоинство бывшего крепостного, вырвавшегося на волю. Петр оценил неоднозначность преступления, разобрался в его мотивах. Калмыцкая сказка о вороне и орле раскрыла Гриневу влюбленность Пугачева в волю, свободу. Песня «Не шуми, мати, зеленая дубравушка», которую как-то вдохновенно пели разбойники, показала юноше понимание их собственной обреченности и готовности идти на виселицу. Гринев жалел Пугачева и готов был уговорить его сдаться властям: «Емеля, Емеля!.. зачем не наткнулся ты на штык или не подвернулся под картечь. В «Истории пугачевского бунта» предводитель бунтарей реальнее, гораздо проще и грубее. И более жестокий, чем в художественной прозе.

Психология и житейская философия Пугачева раскрывается и в рассказанной калмыцкой сказке с нехитрым и жутким выводом: «Чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью».

А ведь Гринев возразил Пугачеву, выслушав: «Но жить убийством и разбоем значит по мне клевать мертвечину». Однако его несогласие осталось плохо понятым самим Пугачевым – и проигнорированным истолкователями.

Пугачев не верит в помилование для себя, и в этом неверии уже начало смерти, пророчество о ней…

 Смирение Гринева

Гринев, - наоборот, сама вера, сама надежда в добрые начала.

 Важно проследить поведение Гринева на протяжении всего повествования. Оно отличается смирением его перед посылаемыми ему испытаниями. Не приспособлением к ним, так как он нигде не кривит душою, а именно смирением, поскольку во всем он возлагает надежду на Бога. Уже в первом эпизоде, в первом испытании, застигнутый бурею в степи, когда само это событие кажется просто следствием ребяческой легкомысленности героя, он не забывает упомянуть, что решился предать себя воле Божьей.

И вот что парадоксально: когда бы Гринев приспособился к обстоятельствам, переждав, по совету ямщика, бурю на постоялом дворе, он бы не встретился с Пугачевым в этой буре. И погиб бы неминуемо в буре бунта при самом его начале. Зримая разница между смирением и приспособляемостью.

Чем  дальше мы следим за Гриневым, тем все более убеждаемся, что такова черта его характера: не беспокоиться за судьбу свою, вверяя ее  Всевышнему. Но это не пассивность вялой воли, но напротив – нравственная активность натуры. Пассивен  Швабрин, когда, спасая жизнь, переходит на сторону Пугачева. Активен Гринев, когда смиренно готов принять собственную казнь, лишь только бы не участвовать в изменении существующего порядка вещей и не изменять своему внутреннему достоинству, которое он именует честью. Замечательно поведение Гринева при аресте, когда, оговоренный Швабриным, он рискует потерять слишком многое, будучи причисленным  несправедливо к бунтовщикам. Даже не задумавшись над возможной опасностью, он остается  верен себе: «Однако ж я не терял ни бодрости, ни надежды. Я прибегнул к утешению всех скорбящих  и, впервые вкусив сладость молитвы, излиянной из чистого, но растерзанного сердца, спокойно заснул, не заботясь о том, что со мною будет».

Вообще молитва оказывается важнейшим состоянием человека в пространстве «Капитанской дочки». «…Молитва,- пишет И. А. Есаулов,- возникает в тексте повести в самых кульминационных, решающих, пороговых ситуациях».

Молитва есть проявление духовной активности человека.

Гринев, необходимо заметить, активен постоянно, но эта активность проявляется то в непосредственном и очевидном смирении, когда речь заходит о нем самом, то в волевом действии, которое основано на вере в Промысел Божий, когда возникает опасность для кого-либо из ближних, Смертельно рискуя, он отправляется в стан пугачевцев, лишь только узнает о печальной участи Маши Мироновой, своей невесты. Поездка к Пугачеву – именно одно из проявлений смирения, так как он не бунтует против Бога, но надеется на Него, на Его защиту. Оттого-то он и не боится Пугачева, открыто признаваясь тому, что станет воевать против него, если выберется к своим цел и невредим.

Милосердие и благословение

Бунт ищет справедливости в человеческом понимании ее. И во имя этой «справедливости» - сеет зло, страдания и смерть. Так было всегда. Но это-то – самое уязвимое место человека (когда бы он задумался над тем всерьез). Недаром святитель Василий Великий утверждал: если бы Бог был справедлив по человеческим меркам, то никому бы не спастись.

Сознавая это, мы можем надеяться единственно на милосердие.

Бунт ищет справедливости, смирение молит о милосердии.

Это обозначено в «Капитанской дочке»: Гринев советует Пугачеву «прибегнуть к милосердию государыни». Пугачев отвергает: «Поздно мне каяться. Для меня не будет помилования».

Никогда не поздно. Благоразумный разбойник был помилован на самом пороге смерти. Нежелание каяться и отвержение надежды на милосердие есть заурядное проявление безверия.

Осмысление милости как несомненной духовной ценности становится заботой автора «Капитанской дочки». И. А. Есаулов, проведя скурпулезный анализ текста и                    подтверждая свой вывод многими доказательными примерами, утверждает: «В Капитанской дочке» замечательна последовательная ориентация на «милость» (а не правосудие) и «благодать Божию».

При занятии Белогорской крепости Пугачев, узнав Гринева, тут же помиловал его, спас от верной смерти. Вечером в беседе наедине Пугачев говорит: «Я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов». Но сколь несоразмерны услуга и воздаяние: стакан вина, заячий тулуп и …жизнь, подаренная офицеру противного войска, с которым ведется беспощадная война! Что за правила иены? Каким странным законом управляется вдруг поведение Пугачева? Законом неотмирным, законом горним, законом милосердия, который юродство для мира сего, но которого нет выше и благороднее в этом мире. Разглядел однажды Гринев человека в Пугачеве, обратился к этому внутреннему человеку и не может уже забыть этого Пугачев. Он просто вынужден помиловать Гринева, так как забыть, перечеркнуть то касание души, которое было в первой встрече, значило бы самоубийственно уничтожить в самом себе нечто самое дорогое, самое  святое. Потому что там, в этом молчаливом диалоге внутреннего человека с другим, личности с личностью, все мы едины, хотя и мыслим многое по-разному. Милосердие, однажды дарованное, питает надежду и потом в самых сложных обстоятельствах, однажды содеянное, все время зовет к себе, как к себе самому, к своей лучшей истинной ипостаси. Где жизнь – там и милосердие. И наоборот: милосердие – жизнетворно. «Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедной сиротою, куда нам Бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобой ни случилось, каждый день будем молить Бога о спасении грешной твоей души…» Кто же может устоять перед такой мольбой? Разве только уж очень одичавшее во зле сердце… Пушкинскому же Пугачеву, преступному и верующему, радостно возвращаться к себе милующему, к себе истинному. «Казалось, суровая душа Пугачева была тронута. «Ин быть по-твоему! – сказал он. – Казнить так казнить, миловать так миловать: таков мой обычай. Возми себе свою красавицу; вези ее куда хочешь, и дай вам Бог любовь да совет!»

И если возможны такие чудеса, то, кажется,- все возможно. Еще одно малое усилие верующего в милосердие – человека и Бога – сердца, и весь ужас, вся кровь и боль гражданской войны отступят, погаснут, как болезненный горячечный сон… И этот враг, предводитель врагов, враг-друг перестанет быть врагом и навсегда уже будет только другом, может быть, самым дорогим: ведь он доказал свою верность в таких сложных обстоятельствах… «Не могу изъяснить то что я чувствовал, расставшись с этим ужасным человеком, извергом, злодеем для всех, кроме одного меня. Зачем не сказать истины? В эту минуту сильное сочувствие влекло меня к нему. Я пламенно желал вырвать его из среды злодеев, которыми он предводительствовал, и спасти его голову, пока еще было время». Но одного желания Гринева мало. Нужно, чтобы очень захотел и поверил в возможность милосердия и сам Пугачев…

Любой акт милосердия есть весть о другом – высшем мире, есть кусочек высшего мира в нашей земной юдоли… И это присутствие иной высшей реальности мы ясно чувствуем: смолкают грохот и суета страстной земной жизни, спускаются на нас мир, тишина и прохлада и в этом мире мы чувствуем присутствие самого Бога и одновременно познаем свое предназначение к высшей жизни…  Милость исходит от Благодати. Благодать же призывается благословением. Поэтому несомненна правота Есаулова, когда он, опираясь на многие же подтверждения, делает вывод: «Не должно удивлять и то, что и проблема благословения является одной из проблем поэтики «Капитанской дочки».

Заключение

Итак, смирение опирается на молитву и через благословение получает надежду на милосердие, осуществляемое через земную милость человека.

Каковы же плоды того и иного типа поведения?

Гринев «был освобожден от заключения в конце 1774 года, по именному повелению;…он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу. Вскоре потом Петр Андреевич женился на Марье Ивановне. Потомство их благоденствует в Симбирской губернии…».

Это итог житейский, земной. Но он косвенно свидетельствует и об ином итоге.