Творчество великого английского поэта Дж. Байрона известно российскому
интеллигентному читателю по русским переводам XIX века. Байрона
переводили И. Козлов, В. Любич-Романович, Д. Минаев, А. Соколовский, П.
Козлов, Н. Гнедич, Л. Мей, А. Фет, А. Толстой, А. Майков, Аполлон
Григорьев, В. Жуковский. Все они «испробовали свою руку на том или ином
стихотворении Байрона, и всех их постигла неудача… под грудой словес
нового времени- всеми этими грёзами, лихорадками, горестями, припадками
–погибает Байрон.
Байрон и дешёвый байронический напев- это всё же две вещи совершенно
разные»,- так пишет о « байронической моде» второй половины XIX века
один из исследователей переводов Байрона в России. М. Ю.
Лермонтов перевёл всего три стихотворения Дж. Байрона: «Прости», «В
альбом» и «Душа моя мрачна». Если разбирать перевод последнего
стихотворения строку за строкой и сопоставлять с оригиналом (по
изданию), то нетрудно обнаружить ряд отступлений от подлинника. «Как!-
сказали бы сторонники подстрочной точности,- у Байрона не говорится, что
арфа –золотая! Зато он говорит, что царь Саул «can brook to hear», а у
Лермонтова нет этого и в помине! Нет у него и «нежности в перстах»,и
«жжения в мозгу», и «глубины в напеве», и «бессонного молчания», а
главное,- нет последней, решающей альтернативы-«And break at once or
yield to song » .
Кроме того, поэтика оригинала и перевода значительно отличаются друг от
друга. Почему же перевод М. Лермонтова столь же нежен и прозрачен, как
оригинал Дж. Байрона? Дело в том, отмечает исследователь, что ввиду
совершенно иной, нежели в английском, природы русского языка, где
большинство слов многосложны, Лермонтов избрал для отражения
рубленности, односложности языка английского свой собственный приём,
подсказанный ему интуицией или Богом… Он отбросил ряд описательных
эпитетов, стянул в некоторых местах несколько слов в одно…Так всегда в
поэзии- слова в ней светят не только собственным светом, но и отражают
свет соседних слов, создавая сложный эффект , не всегда поддающийся
разъяснению»( 42, стр. 432-433).
Трудно сказать, кто сочинил стихотворение «Душа моя мрачна»-
Дж.Байрон, М. Лермонтов или некто третий, кто диктует иногда поэтические
строки гениям. Однако попытаемся , со своей стороны, по- своему
сравнить английский и русский тексты с выходом за рамки непосредственно
вербального текста , с учётом метапоэтических комментариев автора
оригинального текста. Стансы написаны Байроном в две строфы , каждая из
которых представляет собою октаву с рифмовкой АБАБ БВБВ , образующей
геометрический орнамент. М. Лермонтов, используя сугубо русские приёмы
стихосложения, умещает содержание в 16 строк , равных по объёму двум
октавам Байрона, используя при этом вольный ямб и перекрёстную рифму.
Среди эпистолярного наследия Байрона находится примечательное
высказывание поэта о миссии писателя и роли самого текста: «
Произведение должно зависеть не от автора, а от самого себя. Я убедился,
что текст, в поставленных мною границах, едва ли может охватить всю
путаницу внешних событий и вызываемых ими размышлений» (42, стр. 243).
Это откровение поэта написано в 1818 году, когда наука текстология
только зарождалась. Но Байрон уже обратил внимание на самостоятельность и
самоорганизацию текста, явление, которое будет открыто значительно
позже ( 35, стр.13- 17).По- видимому, Провидение подсказало Лермонтову
передать единство и настроение стиха Байрона без сохранения внешней
формы:
My soul is dark- Oh! Quickly string
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
The harp I yet can brook to hear
Вот арфа золотая :
And let thy gentle fingers fling
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Its melting murmurs o’er mine ear.
Пробудят в струнах звуки рая.
If in this heart a hope be dear,
И если не вовек надежды рок унёс,-
That sound shall charm it forth again:
Они в груди моей проснутся,
If in these eyes there lurk a tear,
И если есть в очах застывших капля слёз,
‘Twill flow, and cease to burn my brain.
Они растают и прольются.
But bid the strain be wild and deep,
Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,
Nor let thy notes of joy be first:
Мне тягостны веселья звуки!
I tell thee, minstrel, I must weep,
Я говорю тебе: я слёз хочу, певец,
Or else this heavy heart will burst,
Иль разорвётся грудь от муки.
For it hath been by sorrow nursed,
Страданьями была упитана она,
And ached in sleepless silence long,
Томилась долго и безмолвно,
And now ‘tis doomed to know the worst,
И грозный час настал- теперь она полна,
And break at once- or yield to song.
Как кубок смерти, яда полный!
Интересна судьба перевода другого стихотворения Байрона из цикла
«Еврейские мелодии»- «Она идёт во всей красе».На русский язык
стихотворение переводили Н. Макаревич, Д. Ознобишин, И. Козлов, П.
Козлов, Н. Берг, Д. Михайловский, В. Костров, «Алеко» и С. Я. Маршак.
Написанное в 1814 году ,стихотворение и поныне является мировым
поэтическим шедевром. Наиболее известен русский перевод С. Маршака,
основателя российской школы художественного перевода, которому удалось
передать не только настроение и смысл произведения Дж. Байрона, но и
воспроизвести средствами русского языка и русской поэтики форму
английского стиха в 3 строфы по 6 строк в каждой с рифмами типа АБАБАБ.
Перевод этого стихотворения Маршаком знаменовал собою появление новой
школы в истории перевода , соединяющей «поэтическое прозрение с
серьёзным изучением автора»( 41, стр. 432). Перевод признан лучшим и
включён в одно из последних собраний сочинений Байрона. Глубокий анализ
переводов «Еврейских мелодий» и истории создания этого цикла произведён
Н. Демуровой с привлечением богатого текстологического материала ( 42,
стр.479- 526).Последователи новой школы перевода удачно использовали
метод Маршака , в основу которого легла строгая самодисциплина,
подчинение собственного таланта особенностям переводимого автора ,
стремление к правдивому и точному воспроизведению.
Она идёт во всей красе-
Светла, как ночь её страны,
Вся глубь небес и звёзды все
В её очах заключены.,
Как солнце в утренней росе,
Но только мраком смягченыю
Прибавить луч иль тень отнять-
И будет уж совсем не та
Волос агатовая прядь,
Не те глаза, не те уста
И лоб, где помыслов печать
так безупречна , так чиста.
А этот взгляд, и цвет ланит,
И легкий смех, как всплеск морской,
-Всё в ней о мире говорит,
Онв в душе хранит покой
И если счастье подарит,
То самой щедрою рукой!
Таким образом, при анализе художественного произведения зарубежной
литературы между читателем, исследователем и автором стоит переводчик,
игнорировать которого недопустимо. Для высококвалифицированного анализа
художественного текста помимо знаний об истории произведения и личности
автора очень важно иметь данные о личности переводчика и истории
переводов того или иного произведения.
|
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
