Образ старого князя воскрешает перед читателем екатерининские времена. Старый князь — человек XVIII века. Именно в обычаях и порядках той эпохи коренятся его главные качества — рациональность и дворянская гордость, неотделимая от дворянской чести.

Рациональность старого князя сказывается во всём — и в главном, и в мелочах. Он живёт в своём имении, в Лысых горах, в полутораста верстах от Москвы, но его быт упорядочен ещё в большей степени, чем в столицах. Прогулки по прямым аллеям усадебного парка, точное время выхода к столу, строгое чередование определённых занятий — всё это не случайно. Каждый свой шаг старый князь как будто сверяет со строгими законами разума и следующими из него принципами: "Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум”. В согласии с этими принципами он хочет устроить и жизнь своих близких. Отсюда — его занятия с дочерью алгеброй и геометрией.

Дворянская гордость старого князя также проявляется в его бытовых привычках: в том, что он заставляет ждать в своей передней даже начальников губернии, что он не всякого важного губернского чиновника посадит с собой за стол, наконец, в его наивной демонстрации своей родословной. В столовой старого князя висят изображения генеалогического древа князей Болконских и мифического родоначальника рода, будто бы происходящего от Рюрика.

Эта гордость — вовсе не пустое дело. И напрасно Болконский-сын, князь Андрей, называет её "ахиллесовой пяткой” — только слабостью, только причудой: "С его огромным умом поддаваться этой мелочности!” Исток этой гордости своим происхождением и родом — в понятиях родовой чести и аристократического долга. "Служба прежде всего”, — говорит старый князь, провожая сына в войска. И добавляет: "Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне, старику, больно будет... А коли узнаю, что повёл себя не как сын Николая Болконского, мне будет... стыдно!”

Молодой князь — Андрей Болконский — гораздо больше похож на отца, чем он сам думает. В облике старого князя сочетаются несоединимые на первый взгляд признаки: с одной стороны, старческая резкость и суровость (ещё усиленные официальным старомодным париком и густыми сердитыми бровями); с другой стороны, "блеск умных и молодых блестящих глаз”. Поведение князя Андрея столь же контрастно: в свете он надменно холоден и брезглив (его лицо искажает "гримаса”, у него "скучающий взгляд”, "выражение нервного раздражения”, "озлобление”, "презрение”), но вдруг при появлении дорогого ему человека его глаза, "в которых прежде казался потушенным огонь жизни”, начинают "блистать лучистым, ярким блеском”.

И отец, и сын часто проявляют нервность и раздражительность. Не случайно у старого князя иной раз срывается голос — и он в раздражении "взвизгивает”. Жизнь сплошь и рядом оказывается неподвластной доводам разума, выходит из-под рассудочного контроля. Жизнь сопротивляется рациональной схеме; так, княжна Марья всякий раз была не в состоянии постигнуть геометрической задачи — и тогда "старик... горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью”. И вот уже у князя Андрея начинает срываться голос, когда жизнь поворачивается к нему своей загадочной, тёмной стороной.

Контраст оживления и раздражения, деловитости и бессилия в старом князе во многом предсказывает трагическую судьбу князя Андрея — наследника принципов XVIII века. Как и отец, он одарён государственным умом, смелостью и честностью — всем тем, что должно во все времена быть востребованным обществом. Ему был как будто предназначен путь видного общественного деятеля. В разговоре с князем Андреем Кутузов говорит пророческие слова: "Я знаю, твоя дорога — это дорога чести”.

Но дорога чести в судьбе князя Андрея расходится с дорогой славы. Так, на поле Аустерлица ему открывается ничтожество мечтаний о славе: его прежний кумир Наполеон отдаёт ему почести; но сколь жалким представляется князю Андрею этот жест — после того, что открылось ему под небом Аустерлица! А после ранения при Бородине он осознаёт, что "умирает без славы”.

Для князя Андрея закрыта дорога славы. Он ничего не может изменить в делах Большой Истории, его поступки не имеют общественно важных последствий. Героизм князя Андрея на поле Аустерлица бессмыслен — и он понимает это, когда, тяжело раненный, глядит в аустерлицкое небо. Его ум оказывается ненужным, когда он пытается принять участие в реформах Сперанского; бесполезность этих усилий — только это и открывается его уму. Даже понимание князем Андреем смысла Отечественной войны 1812 года не даёт ему возможности внести свою лепту в общее, народное дело: при Бородине он вынужден стоять в резерве — тем нелепее полученное им смертельное ранение.

Князь Андрей идёт тем же путем, что и отец, — путём чести и долга. Но что дано было отцу — послужить посильно отечеству, — то не дано было сыну. Сословные и рационалистические принципы, унаследованные князем Андреем от отца, придают личности князя Андрея обаяние, но вместе с тем и ограниченность.

Зато есть в князе Андрее то, что преодолевает эту сословную ограниченность, то, что резко отличает его от отца и приближает к сестре, княжне Марье, с её утончённой духовностью. Это порыв к вечности, стремление к слиянию с высшим, с абсолютным. В кризисные моменты жизни самому князю Андрею становится понятна ограниченность его сословного идеала чести и славы. В первый раз он испытал своего рода просветление, когда его ранили при Аустерлице, во второй раз — когда его смертельно ранили при Бородине. То, что казалось Андрею столь важным с позиции чести (рыцарский жест со знаменем, рыцарская осанка при виде смертельно опасного ядра), оказалось для него же самого ничтожным в сравнении с вечностью (небом Аустерлица, смертью).

С каждым поколением род Болконских становится всё более утончённым и одухотворённым. Для старого князя всё было ясно, и он не задумывался о высоких материях. В князе Андрее есть непонятная для него самого воля к запредельному — именно поэтому на него так действует небо Аустерлица, именно потому так притягивает его к себе смерть после Бородина. Сын же князя Андрея, Николенька Болконский, неслучайно так тонок и худ, так болезнен и впечатлителен. Это символично: род Болконских движется от "материи” к "духу”, становится всё более возвышенным.

От высокой идеи служения государству род Болконских движется к возвышенной идее служения человечеству. Николенька, наследник славных традиций рода, мечтает не просто прославиться, обрести славу для себя, но пострадать за человечество, принести себя ему в жертву — и тем добиться высшей славы.