Неподалеку от Васильевки находилось родовое имение
Капнистов Обуховка, где со своими сыновьями и дочерьми проживал Василий
Васильевич Капнист. Обитателей Васильевки связывали с Обуховкой прочные
дружеские узы. В большой семье Капнистов все было проще, чем в Кибинцах,
здесь не надо было опасаться прогневить капризного «благодетеля»,
вежливо лавировать между множеством гостей. Дом Капнистов стоял на
уступе горы, возвышавшейся над рекою Псел. Крытый соломой, небольшой и
уютный, он воспет был самим поэтом, высоко ценившим независимость и
покой:
Приютный дом мой под соломой
По мне — ни низок, ни высок;
Для дружбы есть в нем уголок;
А к двери, знатным незнакомой,
Забыла лень прибить замок.
…Приезжих радушно встретила вся семья: сам хозяин,
среднего роста, с умным живым лицом и насмешливой улыбкой; его жена
Александра Алексеевна, бывшая смолянка, сын Алексей и дочь Софья.
Василий Васильевич Капнист долгие годы прожил в столице, где близко
сдружился с Державиным, Львовым и баснописцем Хемницером. В 1798 году
появилась на петербургской сцене его комедия «Ябеда», в которой смело и
язвительно высмеивалось одно из наиболее вопиющих зол тогдашнего режима —
взяточничество чиновников. Сразу же по своем появлении «Ябеда» была
запрещена, а издание ее конфисковано. Комедия имела огромный успех и
расходилась по рукам во множестве списков. Читал ее и Никоша.
После обеда Капнисты повели гостей в большой
тенистый сад, к беседке, и там, уступая настойчивым просьбам, Василий
Васильевич прочитал свою «Оду на рабство», запрещенную к печати.
Никоша спрятался за стулом отца. Он внимательно слушал, хотя и не всегда понимал смысл стихов:
Воззрите вы на те народы,
Где рабство тяготит людей;
Где нет любезныя свободы
И раздается звук цепей:
Там к бедству смертные рожденны,
К уничтоженью осужденны,
Несчастий полну чашу пьют;
Под игом тяжкия державы
Потоками льют пот кровавый
И злее смерти жизнь влекут…
Василий Васильевич закончил чтение. Алексей Капнист
смотрел на него восторженными глазами. Василий Афанасьевич растерялся и
испуганно оглядывался по сторонам.
— Да, за такие вирши могут далеченько отправить, —
задумчиво произнес он наконец. — А молодец, ей-богу, молодец! Но для нас
еще не настало время людей из неволи вызволять!
Василий Васильевич взволновался. При всем своем
светском лоске, при всей своей осторожности, внушенной положением в
свете, Василий Васильевич сохранил отвращение к рабству.
— А что ж вы думаете? — резко спросил он. — Так и
должно все оставаться по-старому? Вот я прошлой зимой еду по деревне и
вижу почти голых людей, привязанных к колодам на дороге за то, что они
не платят податей. А мороз сильный стоял. Я приказал отпустить их, а
затем с исправником сколько имел неприятностей!
— Да оттого люди и бегут, — согласился Василий
Афанасьевич. — Вон даже у Дмитрия Прокофьевича сколько биглых крепакив!
Эта «закуция» враз усих разорила.
— А что такое «закуция»? — спросил Алеша Капнист, плохо знакомый с местными порядками — он воспитывался в корпусе, в столице.
— А это когда голова, сотский и писарь идут по
деревне и выколачивают подушную, — с готовностью пояснил Василий
Афанасьевич. — Если кто не заплатит в первый раз, арестуют и подержат
несколько дней в присутствии. Во второй раз натолкут сажи, смешают ее с
водой и давай ляпать по стенам, по одежде, почему попало! И водят с
собой недоимщика. А в третий раз ведут на перекресток, а там заготовлены
толстенные дубы, а в тех дубах дыры проверчены. Вот в такую дыру
вставляют ногу неплательщика и прибивают ее брусом. Много народу насадят
и держат так дня три-четыре, даже зимой! А уж если и это не помогает,
то поливают холодной водой на морозе. Вот народ и бежит.
Никоша с ужасом слушал этот страшный рассказ. Ему до
слез жалко было несчастных, которых подвергали таким мучениям. У себя в
Васильевке он об этом ничего не знал. Добродушный Василий Афанасьевич
покричит когда, погорячится, пригрозит, но всегда соблюдает
справедливость.
Заметив испуг мальчика, Василий Афанасьевич взял его
на руки, сказал: «Ну, ничего, ничего, це тильки балачки!» Никоша
получил конфет и был выпровожен, а взрослые еще долго горячо о чем-то
спорили.
А Никоша пошел в детский домик, в котором проживал
старичок француз. Старичок строил около домика «Храм умеренности».
Вокруг будущего храма были посажены три деревца: груша, сосна и дуб — в
ознаменование вечной твердости. Старичок служил когда-то во Франции
кондитером и готовил очень вкусные печенья… |
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
