Представляя собой великое
национальное достояние русского народа, произведения Гоголя являются в то же
время неотъемлемой частью мировой художественной культуры. По глубине воплощения
жизненной правды, по объемности художественных обобщений они принадлежат к
числу наиболее значительных, совершенных художественных творений.
Гоголь — великий юморист и
сатирик, чье творчество неразрывно связано с формированием и развитием реализма
XIX
в. Он был одним из основоположников русского критического реализма.
С необычайной силой
поэтического мастерства Гоголь показал мизерность, убожество замкнутого
эгоистического существования. Поразительно рельефно он нарисовал образы людей,
погрязших в «тине мелочей», в тине обыденщины, не желающих признавать ничего,
кроме своего индивидуального ничтожного мирка.
Писатель охарактеризовал всю
жестокость той силы, которой владеют «хозяева жизни», но одновременно с тем он
глубоко обнажил мнимость, эфемерность их величия, иллюзорность их представлений
о жизни, о своем могуществе.
Холодный эгоизм и
меркантилизм, бездуховность существования, самодовольство пошлости,
ничтожества, другие отрицательные качества людей, раскрытые в художественных
обобщениях Гоголя, являются отнюдь не только достоянием определенных социальных
групп, они активно проявляют себя и в другие эпохи, в иных исторических,
общественно-бытовых условиях.
Огромную историческую и
художественную ценность представляют собой образы Гоголя, раскрывающие в
широкой социальной перспективе «недвижное», застойное. Неся в себе конкретные
черты определенного времени, художественные обобщения писателя ярко
характеризуют тех людей, те непроизводительные слои общества, которые живут за
«чужой» счет, за счет труда других социальных групп. Боязнь утраты своего
привилегированного положения рождает
страх перед изменениями жизни,
неприятие нового, свежего. Эти черты в иной своей окраске свойственны и
поклонникам патриархальности, идиллии, неизменной гармонии жизненного бытия.
Гоголь замечательно раскрыл
также тесные связи жизненного прозаизма и застоя, власти вещей над человеком и
рутины. Его художественные образы помогают, в частности, глубже понять смысл
того явления современной жизни, которое получило название «вещизма»,—
стремления приобретать, накоплять вещи, в сущности, ради самих вещей, а не для
целесообразного их использования. Непривлекательный облик вещизма нередко
вуалируется высказываниями о том, что красота вещей, окружающих человека,
духовно облагораживает его. Но «высокие» слова не могут затушевать того, что
вещизм — это то самое накопительство, которое делает людей рабами вещей.
Идеи высокого призвания
человека, идеи широкого развития творческих сил народа явились источником
поэтического вдохновения Гоголя. Они освещали ему путь и тогда, когда он писал
об унижении человека, социальном угнетении народа. Гоголь не только нарисовал
непомерную тяжесть материальных лишений, суровость борьбы за существование
«маленького» человека, не только показал рабскую бесправность крестьянства, он
раскрыл духовное обмельчание человеческой личности в условиях приниженного
существования. Стирание человеческих качеств, сужение жизни мира, стремление
превратить личность в нечто похожее на автомат — эти тенденции Гоголь показал
как результат непрестанного нивелирующего воздействия определенных социальных
отношений.
В сокровищнице мировой
культуры навсегда останутся художественные образы, отражающие подлинную
красоту народной жизни, высокие и благородные стремления народных героев к
достижению общественного блага. Писатель-сатирик создал одно из прекраснейших
творений мировой литературы, вдохновенно рисующее величие народного подвига,
несокрушимую силу народных героев. И в историко-героической эпопее, и в других
своих произведениях Гоголь был художником большой страсти, художником-гражданином,
все творчество которого овеяно мечтой о совершенном устройстве общества. (...)
Гоголь в своих сатирических
произведениях не показал положительных героев; по отношению к «Ревизору»
писатель отмечал, что это ослабило бы силу его критики. Нравственный и
социальный идеал Гоголя ясно выступает в сопоставлении стремлений, мыслей,
всего поведения героев с запросами народной жизни, интересами ее прогрессивного
развития, ее движения вперед. Устремленность в будущее — характерная черта
Гоголя периода расцвета его художественного таланта. Мелочное, прозаически-убогое
прозябание и широкая жизнедеятельность, раскрытие способностей, сил народа —
эти два полюса живо ощущаются в лучших созданиях великого русского сатирика.
Некоторых современных
исследователей и критиков огорчает то обстоятельство, что у Гоголя мало, даже
очень мало добродетельных, положительных героев. Им хотелось бы видеть в его
произведениях не только отрицание зла, несправедливости, но и широкое отражение
добра. Так, по их мнению, со всех тачек зрения было бы лучше. (...)
Несколько скептическое
отношение к произведениям мировой литературы, в которых преобладает критический
пафос, отношение, заметно проявляющееся в последние годы в отдельных
историко-литературных исследованиях, объясняется иногда ростом и укреплением в
науке и жизни гуманистических идей, идей позитивно-созидательного характера. Но
подлинный гуманизм никогда не только не исключал страстного отрицания
общественного зла, всякого рода социальных мерзостей, но всегда признавал
борьбу с ними необходимым условием развития истинной человечности. Гуманизм
отнюдь не тождествен сентиментальному умилению всем происходящим в мире, он
включает в себя активное преодоление всего того, что мешает проявлению
творческих сил человека, того, что несет с собой его духовную, нравственную
деградацию. Именно поэтому произведения Гоголя так глубоко гуманистичны.
Человечество, утверждают
некоторые философы, эстетики, развивается по пути все большего и неуклонного
торжества правды и красоты. Как ни относиться к этому положению, несомненно,
что человечество поставило перед собой цели победы социальной справедливости и
разума. Но это, однако, не означает, что и в более отдаленные времена будет
существовать лишь прекрасное, возвышенное, совершенное. Диалектика жизни
показывает, что прекрасное, возвышенное и другие сходные начала действительности
потому и воспринимаются нами в их реальном действенном содержании, что рядом с
ними существует безобразное, несовершенное, отвратительное, комическое.
Разумеется, формы тех или иных явлений жизни непрестанно меняются, но их
соотнесенность между собой так или иначе сохраняется, и она служит постоянным
источником движения вперед.
Поэтому и гоголевские образы
сохраняют и сохранят свое нетленное значение. Они чаще всего не являются
воплощением лучших человеческих качеств, но их внутренний пафос, их внутренняя
энергия направлены на совершенствование жизни и человека. Воздействие произведений
Гоголя на читательскую аудиторию не только не уменьшается, но непрерывно
расширяется и возрастает.
В свете исторического
развития общества ярко выступает большая, многогранная правда, которая
воплощена в произведениях Гоголя. Произведения великого реалиста учат страстно
ненавидеть разнообразные проявления собственнической психологии.
Художественные образы Гоголя ярко показывают полное духовное оскудение людей,
которые замыкаются в своем обособленном от широких общественных интересов
существовании, людей, видящих благо в индивидуалистическом обособлении от жизни
общества. Писатель раскрыл омерзительный облик тупого, самодовольного мещанства
и хищнического накопительства.
Гоголь неустанно разоблачал
сентиментально-идиллическое восприятие жизни, неумение видеть реальные процессы
действительности, стремление приукрасить факты жизни, представить их в ложном
освещении.
Образы, созданные писателем,
сурово обличают бюрократическое чванство, корыстолюбие, зазнайство. Они
воспитывают ненависть к обывательщине и инертности, вселяют жажду активного
действия, широкого проявления творческих возможностей человека.
Творчество Гоголя пронизано
горячей любовью к простым людям, оно
уходит своими корнями
в глубины народной
жизни.
Бессмертное наследие великого
художника навсегда останется в сокровищнице драгоценных завоеваний русской и
мировой культуры.
Печатается по изданию: Xрапченко М. Б. Собр. соч. В 4-х т. М., 1980, т. 1, с. 697—704 |