На днях от коллеги,
преподающей в 8-м классе, услышала: "Что-то не
идут у нас «Старосветские помещики». Не понимают
и не принимают их ребята”. А действительно, что
может стать близким для современных подростков в
истории последних лет пожилой пары, жившей
когда-то давным-давно в отдалённой деревне
Малороссии? Что могут чувствовать старики, чем
интересна их жизнь? Чем эта история интересна
Гоголю? Почему Пушкин называл повесть любимой?
Зададим вопрос: "А знаете ли вы случаи, когда
люди, прожившие долгую совместную жизнь,
продолжали любить друг друга?” Обязательно в
классе найдётся хотя бы один человек, который
расскажет о своих бабушке и дедушке. Значит, это
бывает не только с Ромео и Джульеттой?
Внимательное чтение повести Н.В. Гоголя
«Старосветские помещики» можно начать с вопроса:
"Приходилось ли вам читать произведения,
начинающиеся с признания в любви?” Что мы можем
вспомнить, кроме пушкинского «Я вас любил…»? Или
его же «Признания» — "Я вас люблю, хоть я
бешусь…”? А ведь именно признанием "Я очень
люблю” открывается повесть. Да и второе
предложение начинается с повтора "я иногда
люблю…” Получается, что по жанру это не просто
повесть, а развёрнутое любовное признание. В
любви к чему же признаётся наш повествователь?
Перечитаем начало повести. Словно музыка, звучат
первые предложения, наполненные повторами: я
люблю — я иногда люблю, на минуту — на минуту,
уединённых владетелей — уединённая жизнь,
окружающий — окружающие. Первое предложение
делится на две части словами "совершенная
противоположность”, дающими читателю один из
ключей к пониманию текста. Приём —
противопоставление, перед нами — два "образа
жизни”. Люблю: скромную, уединённых,
отдалённых, живописные, необыкновенно
уединённая жизнь, так тиха, так тиха. Здесь есть
всё, что может быть в райском саду. Перед нами
своеобразный Эдем.
Предложим ученикам провести исследование —
найти приметы гоголевского Эдема. Здесь и
скромность, и уединение ("необыкновенное”),
живописность, исполнение всех желаний (ведь ни
одно из них не перелетает через частокол), сад,
наполненный фруктовыми деревьями, а жизнь так
тиха, так тиха… И в саду для отдыха разостлан
ковёр, и избыток, изобилие всего, и мирное
сосуществование людей и животных (длинношейный
гусь с нежными, как пух, гусятами и лениво лежащий
вол). А главное — сами владетели этого уголка, на
лицах которых "всегда написана такая доброта,
такое радушие и чистосердечие”! По их лицам
можно "читать всю их жизнь, ясную, спокойную
жизнь”. И даже дождь в этом саду "прекрасный”,
он "роскошно” шумит, и радуга (а ведь это дорога
на небо) "в виде свода… светит матовыми семью
цветами”. Здесь нет "неспокойных порождений
злого духа, возмущающих мир”. Откуда-то издалека,
словно из космоса, смотрит рассказчик на этот
райский сад, защищённый от внешнего мира. Словно
волшебные заколдованные круги защищают его:
"сфера”, частокол, деревенские избы, деревья,
галерея, идущая вокруг всего дома, чтобы можно
было во время грома и града затворить ставни
окон, не замочась дождём. Этот чудесный мир
подобен "сфере”, в которую "на минуту” сходит
наш повествователь (откуда и почему? Но об этом
позже). Что же окружают (или вокруг какой оси
располагаются) эти круги? На чём вращается этот
мир? Это любовь двух скромных старосветских
помещиков — Афанасия Ивановича и Пульхерии
Ивановны. Их гостеприимство позволяет
рассказчику назвать их "русскими Филемоном и
Бавкидой”. Кстати, кто это такие? Вот ещё одно
задание, которое заставит ребят задуматься о так
называемых знаковых образах в литературе
(Дон-Кихот, Санчо Панса, Ромео и Джульетта,
Тристан и Изольда, Чайльд-Гарольд, Обломов и
другие) и обратиться, например, к
«Мифологическому словарю». Тогда ребята узнают,
что так звали героев греческой мифологии, бедных
супругов из Фригии. Однажды селение, где жили
Филемон и Бавкида, посетили под видом странников
Зевс и Гермес. Но ни в один из домов их не пустили.
Лишь гостеприимные супруги пригласили
странников к себе в хижину и поделились
последним, что у них было. Боги покарали
нечестивых жителей селения, превратив деревню в
пруд, а их самих в лягушек. Только жилище Филемона
и Бавкиды уцелело и превратилось в прекрасный
храм, жрецами которого стали супруги. В награду
за гостеприимство боги исполнили их желание,
наградив их долголетием и дав им возможность
умереть одновременно. Когда наступило время
смерти, старики превратились в два дерева,
растущих из одного корня.
Конечно, Гоголь не был бы собой, если бы и эта
история не была проникнута иронией. Но ирония его
светла и добра. "Нельзя было глядеть без участия
на их взаимную любовь. Они никогда не говорили
друг другу ты, но всегда вы… «Это вы
продавили стул, Афанасий Иванович?» — «Ничего, не
сердитесь, Пульхерия Ивановна: это я»”. А как
чаще всего выражают свою любовь к внукам бабушки?
Стараются приготовить что-нибудь вкусное. Вот и
добрая старушка угощает мужа и гостей то
варениками с ягодами, то киселиком, то пирожками,
то рыжиками солёными, а то и ломтём арбуза. И на
всё это ей отвечает Афанасий Иванович: "И то
добре, и то хорошо”. Что-то ветхозаветное звучит
в словах старичка. "И увидел Бог, что это
хорошо”. Предложите ребятам найти другие
примеры гоголевской иронии. Мир старосветских
помещиков наполнен чудесами, которых они сами не
замечают (попросите найти эти чудеса). Здесь и
неисчерпаемое изобилие, которое никак не могут
растащить приказчик и войт или съесть свиньи,
воробьи и вороны, и райский "ковёр перед диваном
с птицами, похожими на цветы, и цветами, похожими
на птиц”, и чудесная комната Пульхерии Ивановны
с сундуками, ящиками, ящичками и сундучочками, и,
конечно, замечательные поющие двери. Пока живы
старички — вращается, держится мир. Умирают они
— и мир рушится. Перечитаем финал повести. И
конец последнего предложения — осталось только
то, что "…не превышает всем оптом своим цены
одного рубля”.
А теперь вернёмся к началу повести. Откуда это
"любит сойти на минуту в сферу” этой скромной
жизни повествователь? Найдём приметы того,
другого мира. Он существует по иным законам.
Здесь всё суета, страсти, неутолённые желания,
подчиняющиеся злому духу, волнения и возмущение.
Пустота и тщета. Почему же приходится жить в этом
мире? Потому ли, что на месте счастливого сада
теперь заглохший пруд — и даже храма не осталось
на месте жилища Афанасия Ивановича и Пульхерии
Ивановны, в отличие от того, в который
превратилась хижина их литературных
предшественников, Филемона и Бавкиды? Времена
истинной любви закончились?
Какие творческие письменные задания можно
предложить ученикам в ходе изучения гоголевской
повести? Например, написать стилизованное письмо
от имени Пульхерии Ивановны или Афанасия
Ивановича, в котором они приглашают в гости
своего соседа. Или пусть ребята расскажут, с кем
из авторов приведённых цитат они согласны, а с
кем нет, и почему.
"…идиллия, заставляющая нас смеяться сквозь
слёзы грусти и умиления” (А.Пушкин).
"О, бедное человечество! жалкая жизнь! И
однако же вам всё-таки жаль Афанасия Ивановича и
Пульхерии Ивановны! Вы плачете о них, о них,
которые пили и ели и потом умерли!” (В.Белинский).
"То мгновение любви, которое Гоголь
запечатлел в повести о малороссийских Филемоне и
Бавкиде, выше и значительнее любого мирового
переворота или катаклизма” (И.Золотусский).
"В «Старосветских помещиках» вы видите
людей пустых, ничтожных и жалких, но, по крайней
мере, добрых и радушных…” (В.Белинский).
"Мелкого не хочется, великое не
выдумывается” (Н.Гоголь).
Неожиданным, но интересным завершением работы
над гоголевской повестью может стать
размышление над стихотворением Саши Чёрного
«Собачий парикмахер» (1930). Это стихотворение
входит в цикл «Городские чудеса», и обсуждение
темы чуда в обыденной жизни поможет нашим
ученикам быть внимательнее к миру вокруг себя.
Привожу текст стихотворения, поскольку найти его
сложнее, нежели текст «Старосветских помещиков»,
а желательно, чтобы он был на каждой парте.
Собачий парикмахер
В огромном городе так трудно разыскать
Клочок романтики — глазам усталым отдых:
У мутной Сены,
Вдоль стены щербатой,
Где мост последней аркою круглится, —
Навес, скамья и стол.
Старик с лицом поэта,
Склонившись к пуделю, стрижёт бугром руно.
Так благородно-плавны жесты рук,
Так благостны глаза,
Что кажется: а не нашёл ли он
Призвание, чудеснейшее в мире?
И пёс, подлец, доволен, —
Сам подставляет бок,
Завёл глаза и кисточкою машет…
В жару кудлатым лешим
Слоняться не легко,
И быть красавцем — лестно;
Он умница, он это понимает.
Готово!
Клиент как встрёпанный вскочил — и наземь.
Ты, лев собачий! Хитрый Дон-Жуан
С седою эспаньолкою на морде…
Сквозь рубчатую шерсть чуть розовеет кожа,
На шее муфта пышною волной, —
Хозяин пуделя любовно оглядел
И, словно заколдованного принца,
Уводит на цепочке.
С балкона кошка щурится с презреньем…
А парикмахер положил на стол
Болонку старую, собачью полудеву,
Распластанную гусеницу в лохмах…
Сверкнули ножницы, рокочет в Сене вал,
В очках смеётся солнце.
Пришла жена с эмалевым судком,
Увядшая и тихая подруга.
Смахнула шерсть с собачьего стола,
Газету распластала…
Три тона расцветили мглу навеса:
Бледно-зелёный, алый и янтарный —
Салат, томаты, хлеб.
Друг другу старики передают
С изысканностью чинной
То нож, то соль…
Молчат, — давно наговорились.
И только кроткие глаза
Не отрываясь смотрят вдаль
На облака — седые корабли,
Плывущие над грязными домами:
Из люков голубых
Сквозь клочья пара
Их прошлое, волнуясь, выплывает.
Я, прохожий,
Смотрю на них с зелёного откоса
Сквозь переплёт бурьяна
И тоже вспоминаю:
Там, у себя на родине, когда-то
Читал о них я в повести старинной, —
Их "старосветскими помещиками” звали…
Пускай не их — других, но символ тот же,
И те же выцветшие добрые глаза,
И та же ясная внимательность друг к другу, —
Два старых сердца, спаянных навеки.
Как этот старый человек,
С таким лицом, значительным и тонким,
Стал стричь собак?
Или в огромной жизни
Занятия другого не нашлось?
Или рулетка злая
Подсовывает нам то тот, то этот жребий,
О вкусах наших вовсе не справляясь?
Не знаю…
Но горечи в глазах у старика
Я, соглядатай тайный, не приметил…
Быть может, в древности он был бы мудрецом,
В углу на площади сидел, лохматый, в бочке
И говорил глупцам прохожим правду
За горсть бобов…
Но современность зла:
Сограждане идут своей дорогой,
Бобы подорожали, —
Псы обрастают шерстью,
И надо же кому-нибудь их стричь.
Вот пообедали. Стол пуст, свободны руки.
Подходит девушка с китайским вурдалаком,
И надо с ней договориться толком,
Как тварь любимую по моде окорнать…
Наверное, следует несколько слов сказать о Саше
Чёрном, о его сатирических стихах и ироническом
отношении к российской действительности, об
эмиграции, в которую он уезжает после революции,
где и было написано одно из его последних
стихотворений — «Собачий парикмахер».
Можно спросить, что общего видят ученики в двух
этих произведениях. Внимательный читатель
найдёт и обыденный мир (мутная река, щербатая
стена), и героев-стариков, и
рассказчика-наблюдателя со своим отношением к
героям, и отсылку к Древней Греции (здесь и руно, и
бочка Диогена), и размышления о человеческой
судьбе, и печаль по ушедшему времени, и прямое
обращение к гоголевской повести в самом центре
композиции, и авторскую мягкую иронию. А чего же
ищет в огромном городе "соглядатай тайный” (вот
и образ писателя, поэта, не только Саши Чёрного)?
Чуда в обыденной жизни — "глазам (читай — душе)
усталым отдых”? Или пытается понять, почему нет
"горечи” в глазах у старика? Или ищет тех, чьи
"сердца спаяны навеки”? Или хочет найти
"призвание, чудеснейшее в мире”? Как обычно,
вопросов больше, чем ответов. Но правильно
заданный вопрос — это половина ответа. Значит,
можно продолжать думать и искать чудо в
обыденной жизни. |