Видеть в литературном герое этого цикла и поэте, написавшем его, одно лицо, это ни что иное, как попытка граждански «убить» Есенина, показать его ничтожность.

За этот цикл Есенина обвиняли в антипатриотизме, его имя было на долгие годы забыто. Но о патриотизме Есенина можно судить и по интервью, данному им в Берлине (1922 г.) газете «Накануне», где он говорит: «Я люблю Россию. Она не признает никакой власти, кроме Советской. Только за границей я понял совершенно ясно, как велика заслуга русской революции, спасшей мир от безнадежного мещанства».

Почему же возникает «Москва кабацкая»?

Есенин отвечает на этот вопрос: «Я это видел, я это по-своему пережил, я должен был рассказать это в стихах».

Великий поэт-гуманист не смог остаться равнодушным к трагической судьбе соотечественников, которые в силу классовых, социальных, сословных и иных причин оказались после революции на чужом эмиграционном берегу, людьми без родины, как перекати-поле.

Есенин, находясь в 1922-1923 гг. в Европе и Америке, со всей остротой почувствовал безысходность русских людей, оказавшихся на дне жизни. Все чаще надсадно-горько, в ресторанно-кабацком чаду звучали охрипшие пьяные голоса эмигрантов. Все более цинично-бесстыжие страстишки одолевали их. Распад души ощущался все острее.

На первых порах эмигранты попытались приблизить Есенина к себе, надеясь постепенно затянуть его в свой омут, забывая при этом, что поэт приехал в Берлин, как «певец» России с мандатом Луначарского, в котором содержалась просьба ко всем представительствам России за рубежом оказывать всемерную поддержку Есенину.

Когда же не удалось «приручить» поэта, то наиболее реакционно настроенные представители русской эмиграции (Мережковский, Гиппиус), всячески раздувая в прессе слухи о «скандалах» Есенина (вспомним случай с исполнением «Интернационала») фактически организовывали против него кампанию лжи и клеветы, обвиняя его в том, что он «продался Советам» и приехал в Берлин «на деньги большевиков, как чекист или как агитатор».

С горькой иронией говорит об этом Есенин в своих зарубежных письмах, замечая, что за пять лет эмиграции они все «прогнили» нравственно, духовно, что «дома их — гробы, а материк — склеп».

Горько-правдивы, порой сурово-беспощадны и вместе с тем озабоченно-человечны те немногие стихи, что были написаны поэтом за границей. В кратком вступлении к сборнику Есенин подчеркивал: «Я чувствую себя хозяином в русской поэзии и потому втаскиваю в поэтическую речь слова всех оттенков, нечистых слов нет. Есть только нечистые представления...»

Трагический пафос «Москвы кабацкой», особенно тех ее стихов-завязей, что родились на чужбине. В каждой строке этих стихов боль поэта, в каждой — отзвук его души и сердца.

Вскоре после приезда из-за границы, Есенин выступил на литературном вечере в Политехническом музее. Это была его первая встреча с москвичами. Среди стихов, которые он прочитал с эстрады — стихотворения «Москвы кабацкой». Они прозвучали впервые.

Драматизм судьбы литературного героя этого цикла, противопоставившего себя в ходе революции движению народной жизни, приводит этого «героя» к трагическому разрыву с действительностью, к потере веры в себя и окружающий мир, к цинизму и безнравственности.

Многие, и Есенин в том числе, задавали себе вопрос: «Куда несет нас рок событий?» Для кого- то НЭП стал надеждой на возврат старых буржуазных порядков в России. Что же касается самого Есенина, то для него было важно не столько падение его литературного героя, сколько его духовное возрождение, пробуждение и утверждение в его душе и сердце вновь светлого чувства любви и надежды. Так появляется центральная часть цикла — «Любовь хулигана». Поэт посвятил ее актрисе камерного театра Августе Миклашевской, с которой познакомился после возвращения из-за границы. (Она вспоминала, что в общении с поэтом не было и намека на грубость).

«Любовь хулигана» включает в себя такие ныне известные стихотворения, как «Заметался пожар голубой...», «Ты такая же простая, как все...», «Пускай ты выпита другим...», «Дорогая, сядем рядом...», «Мне грустно на тебя смотреть...», «Ты прохладой меня не мучай...» и др.

Поэт как бы заставляет своего лирического героя пройти один за другим все круги своеобразного Дантова ада, по которому он, в конце концов, беспощадно преодолевая в себе все чуждое, античеловеческое, поднимается на духовную, нравственную вершину, с которой ему сполна открывается суть человеческого бытия, жизни и смерти, добра и зла, вечности и бессмертия...

Стихотворением «Не жалею, не зову, не плачу...», бесспорно одним из выдающихся в мировой и отечественной лирико-философской поэзии, завершает Есенин цикл «Москва кабацкая», который издан летом 1924 года.

При жизни поэта, а особенно после его смерти, многие из критиков, пишущих о поэте, основательно «потрудились», чтобы представить Есенина «певцом уходящей Руси». Критик Сосновский «авторитетно» утверждал без стыда и совести, что стихи Есенина, особенно «Москва кабацкая», это «лирика взбесившихся кобелей».

Огромный, чистый русский небосвод поэзии Есенина был на долгие годы замутнен ядовитым критическим туманом разного рода Сосновских.

В «Москве кабацкой» Есенин хочет сказать всем нам, а вместе с нами и себе: как жаль, что великое благо любви и жизни мы растрачиваем порой так безрассудно и безжалостно по мелочам.