Бедность, равнодушие издательств тягостно переносились Иваном Алексеевичем. Неизмеримо острее, однако, воспринимались страшные события, начавшиеся с приходом к власти фашистов. В октября 1936 года Бунин сам оказался жертвой их жестоких и бессмысленных порядков. В немецком городке Линдау он был задержан, раздет догола, грубо обыскан, бесстыдно допрошен. В результате писатель заболел и вынужден был, едва достигнув Женевы, вернуться в Париж. С «негодованием и гневом» сообщил он об этом варварском акте в редакцию газеты «Последние новости».
А в июне 1940 года немцы захватили Париж. Теперь Бунин постоянно находится в состоянии болезненного волнения. Он записывает в своем дневнике: «И в Париже все поражены, не- понимают, как могло это случиться (это чудовищное поражение Франции)»; «По приезде домой с неделю мучились, хлопотали, отбивая Марту от концентрационного лагеря (у нее немецкий паспорт)». Бунин со своими домочадцами бежит через маленькие города: Ним, Тулузу, Монблан, Люпель. Где-то на дороге узнает о перемирии Франции и Германии и возвращается в Грас. Здесь писатель и проводит ужасные годы вплоть до победы над фашистами.
Новое потрясение среди разрухи, голода, погони за куском хлеба в обмен на одежду или книги вызвало известие: «Везде тревога: Германия хочет напасть на Россию? Финляндия эвакуирует из городов женщин и детей... Фронт против России от Мурманска до Черного моря? Не верю, чтобы Германия пошла на такую страшную авантюру. Хотя черт его знает. Для Германии или теперь или никогда...» А на другой день Бунин записывает: «Германия нынче утром объявила войну России —и финны, и румыны уже «вторглись» в «пределы» ее...».
С этого момента Бунин неотступно следит за фронтом, отмечает на карте линию боев, иронизирует над якобы «священной войной против коммунизма», над спасением «мировой цивилизации от смертельной опасности большевиков». 30 июня в доме Ивана Алексеевича был полицейский досмотр, ненадолго арестовали Зурова и Бахраха: «глупо и безобразно на редкость»—отреагировал Бунин. И очень скоро убежденно писал: «Газеты, радио — все брехня. Одно ясно — пока «не так склалось, як ждалось».
Изо дня в день ведет свои наблюдения писатель. И все чаще и чаще в его дневниках появляются радостные слова: «русские бьют немцев». Предела достигала ненависть к фашизму: «И озверелые люди продолжают свое дьяволово дело — убийства и разрушения всего, всего! И все это началось по воле одного человека — разрушение жизни всего земного шара — вернее, того, кто воплотил в себе волю своего народа, которому не должно быть прощения до 77 колена» (4 марта 1942 года) «Только сумасшедший кретин может думать, что он будет царствовать над... Россией» (16 сентября 1942 года).
Бунин не только сильно переживал, но и смело действовал. А ведь ему шел восьмой десяток. Он прятал у себя преследуемых фашистами, часто принимал даже советских пленных. В одном из писем (23 ноября 1944 года) заметил о них: «Некоторые в некоторых отношениях были настолько очаровательны, что мы каждый раз целовались с ними, как с родными... Они немало плясали, пели «Москва, любимая, непобедимая...»
Война, встречи русских «с той стороны», несомненно, укрепляли давнюю мечту: «Часто думаю о возвращении домой. Доживу ли? И что там встречу?» — апрель 1943 года «Просмотрел свои заметки о прежней России. Все думаю, если бы дожить, попасть в Россию!» январь 1944 года Бахрах записал слова Бунина: «Россия в каждом из нас! Любить ее — это нравственно».
Когда представляешь себе эти годы, то возникает чувство радостного удивления. Могучим духом владел Бунин! Ничто не могло нарушить его нравственных позиций, цельности мироощущения. Природа дала необычайно много этому человеку. Не только, конечно, она. Внутренние силы Бунин черпал в своем труде.
Бобореко приводит горькие слова Ивана Алексеевича, сказанные 30 марта 1943 года: «Живу, конечно, очень и очень плохо, одиночество, голод, холод и страшная бедность — все, что осталось от премии, блокировано и все отношения с моими издателями теперь уже совершенно прерваны. Вера Николаевна пережила тяжелую болезнь (язва желудка), худа до ужаса, мое здоровье тоже надломилось... Дни протекают в великом однообразии, в слабости и безделии. Года полтора тому назад написал в очень короткий срок целую книгу новых рассказов, теперь только изредка берусь за перо — руки отваливаются: зачем и для кого писать?»
Закравшиеся, скорее всего, в трудный час сомнения: «зачем и для кого писать?» — рождают грусть. Речь здесь идет о рассказах, вышедших под общим названием «Темные аллеи». В первом составе этот сборник появился в США в 1943 году. Затем Бунин, тоже «в короткий срок», пополняет его и издает в 1946 году в Париже.
В ночь с 8 на 9 мая 1944 года он записал:
«Час ночи. Встал из-за стола—осталось дописать несколько строк «Чистого понедельника». Господи, продли мои силы для моей одинокой, бедной жизни в этой красвте и в работе!» и здесь — ощущение одиночества, бедности, физической слабости. Но они расценены как опасное препятствие творчеству. Да, создание рассказов «Темные аллеи» было для Бунина в военные годы родником душевного подъема.
Сам автор считал произведения сборника «Темные аллеи», начатого и завершенного с 1937 по 1944 года, своим высшим достижением. Ирина Владимировна Одоевцева вспоминала «жаркие возражения» Бунина на реплику о его славе: «Что мне эта Нобелевская премия — а сколько я о ней мечтал — принесла? Чертовы черепки какие-то. И разве иностранцы оценили меня? Вот я написал лучшую свою книгу «Темные аллеи», а ее ни один французский издатель брать не желает».
Нередко в «Темных аллеях» находят какие-то роковые мотивы, любовь-стихию, неожиданно возникающую и катастрофическую. На этом основании рассказы так или иначе противопоставляются предшествующим произведениям, сближаются лишь с такими из них, как «Солнечный удар», «Дело корнета Елагина».
Связь с прозой 20 — начала 30-х годов, естественно, существует, и самая разнообразная. В первую очередь их сближает мотив воспоминаний о молодости и родине. Все или почти все рассказы «Темных аллей» ведутся в прошедшем времени. Иногда прямо указано, что воспроизводятся былые события. «В ту далекую пору он тратил себя особенно безрассудно...» — «Таня». «... Он не спал, лежал, курил и мысленно смотрел в то лето» — «Руся». «В то лето я впервые надел студенческий картуз» — «Натали». В другом случае эффект минувшего передан более тонко. Например, в «Чистом понедельнике»: «Каждый вечер мчал меня в этот час на вытягивающемся рысаке кучер...», «мы оба были богаты, здоровы, молоды...», а в конце уже определенно: «В четырнадцатом году, под Новый год, был такой же тихий, солнечный вечер, как тот, незабвенный...» Всюду речь о том, что удержала человеческая память.
Рассказы этого цикла вымышлены, что не раз подчеркивал сам Бунин. Однако, все, в том числе ретроспективная их форма, вызвано, как это всегда в искусстве, состоянием души автора. Бахрах однажды спросил:
«Иван Алексеевич, вы никогда не пробовали составить свои донжуанский список?
Тогда лучше было бы составить список неиспользованных возможностей,— ответил тот.— Но ваш бестактный вопрос разбудил во мне рой воспоминаний. Какое удивительное время - молодость! Сколько было счастливых встреч, незабываемых мгновений! Жизнь уходит быстро, и мы начинаем ценить ее лишь тогда, когда все осталось позади».
Подобные моменты возвращения к самому яркому, сильному переживанию и воспроизведены в цикле. Настрой ему дает стихотворение Огарева «Обыкновенная повесть», на которое не очень точно ссылается Бунин, объясняя происхождение своего рассказа «Темные аллеи».
Но у Огарева все заканчивается печальными строками о свидании молодых людей:
... Осталось для людей закрыто.
Что было там говорено
И сколько было позабыто.
Бунин, натгрет+ш-, пишет о незабвенном, что проложило глубокий след в человеческой душе. Нередко запечатлен самый момент воспоминания, грустного прикосновения к давно отшумевшей радости. Ее дает любовь, а сохраняет на всю жизнь особенная, чувственная память, заставляющая с годами по-иному воспринять многое из того, что «осталось позади». Эта грань духовного бытия личности глубоко волнует писателя.
В бунинских рассказах такое удивительное разнообразие, по существу, одного и того же явления! В «Темных аллеях» Надежда тридцать лет, «сколько ни проходило времени, все одним жила»: для нее «все проходит, да не все. забывается». А ее былой возлюбленный Николай Алексеевич случайно, нежданно вспоминает «самое дорогое, что имел в жизни» и потерял. И успокаивается тоже быстро. Тем не менее «заноза» из его сердца все равно не исчезнет. Как скажет доктор из рассказа «Речной трактир»: «...ведь ото всего остаются в душе жестокие следы, то есть воспоминания, которые особенно жестоки, мучительны, если вспоми-нается что-нибудь счастливое...»
Герой рассказа «Поздний час» сам едет туда, где некогда пережил «недоумение счастья», и снова видит в небе лучистую зеленую звезду, «как та, прежняя, но немую и неподвижную» теперь, над могилой девушки. Образ Руси в одноименном рассказе по ассоциации оживает в сердце ее бывшего возлюбленного. Но он с такой силой вновь, в себе, переживает утраченную любовь, что утром говорит жене, зная, что она не поймет, по- латыни: «Возлюбленная нами, как никакая другая возлюблена не будет.» А одинокая женщина в «Холодной осени» через всю жизнь проносит слова своего убитого на войне жениха: «И я верю горячо верю: где-то там он ждет меня — с той любовью и молодостью, как в тот вечер».
Бунин пишет об одиноких людях и обычных жизнях. Но именно поэтому прошлое, осененное юными, сильными чувствами, рисуется поистине звездным часом, сливается с запахами, звуками, красками природы. Либо, наоборот, земные и небесные стихии предрекают несчастье грозой, осенним холодом. В таком «обрамлении» любовь воспринимается частью большого гармоничного мира, соответственно ему непреодолимой, вечной в своей правде, но всегда переживаемой человеком как открытие. Все, что прямо не касается ее, сведено в рассказах к минимуму, нередко герои безымянны, лишены «биографии». Зато неповторимые реалии их встреч, переживаний, впечатлений настолько выразительны, что опять кажется: автор воспроизвел чьи-то известные ему истории.
Писатель часто признавался, что ему свойственно небывалое воображение: свободно видел он живыми картины, о которых говорится не только в художественном, но и в документальнонаучном тексте. Видимо, поэтому каждый эпизод в его собственных произведениях «обрастает» как бы даже и не вымышленными деталями, подробностями. В «Темных аллеях» эта способность достигает своего апогея — «крупных планов» для малейших элементов облика, складок одежды.
В большинстве рассказов есть причина для развития такой особенности. Героями владеет чувственная память о том, что некогда ощущалось, осязалось. Для Руси нет ничего милее «запаха изнутри», издаваемого картузом любимого человека. Молодой барин в «Тане» все время целует девушку в глаза, полные слез то радости, то горя: «опять эти теплые детские слезы на детском горячем лице».
В душе бунинских персонажей остается сложный комплекс всего перечувствованного. Автор не умалчивает о самых сильных телесных наслаждениях. Они прекрасны, поэтичны, когда рождены любовью, чистой и естественной страстью. «Эта близость,— читаем в рассказе «Таня»,— обоюдная, совершилась, и уже ничем в мире расторгнута быть не может, он навеки унес ее в себе, и вот эта необыкновенная ночь принимает его в свое непостижимое светлое царство вместе с нею, с этой близостью». Бунин склонен и здесь, как в рассказе «Солнечный удар», подчеркнуть случайность, даже порой легкомысленность первых объятий, вызванных жарким чувственным порывом. Но если такой порыв приводи: к глубокому волнению, нежности, восхищению, самозабвению, то неминуемо завершается «любовью, что остается где-то в сердце на всю жизнь» («Визитные карточки»). Именно так происходит с героями рассказов «Темные аллеи», «Поздний час», «Руся», «Визитные карточки», «Таня», «В одной знакомой улице». Сама природа обусловила душевно-телесное сближение любящих друг друга людей. Этим священным законом Бунин многое определяет в человеческих отношениях,
Неоднократно писали о трагичности взглядов Бунина, соединившего любовь и смерть. Но вот как он сам объяснил Ирине Владимировне Одоевцевой этот мотив:
«Неужели вы еще не знаете, что любовь и смерть связаны неразрывно? Каждый раз, когда я переживал любовную катастро- фу;— а их, этих любовных катастроф, было немало в моей жизни, вернее почти каждая моя любовь была катастрофой,— я был близок к самоубийству. Даже с Верой Николаевной... Ведь я был еще женат, и моя первая жена назло не желала со мною разводиться. Я боялся, что Вера Николаевна откажется... Но жизнь без нее я себе не представлял.-Если бы она не решилась, отказала мне, я непременно...»
Значит, вовсе не исходно, не природно связывал писатель свет жизни и мрак небытия. А толйко в катастрофической ситуации.
Многие рассказы Бунина содержат образ страшных, жестоких притеснителей женщины. Ими оказываются обманутые мужья, брошенные любовники. Финал всегда один — убийство изменившей: «Генрих», «Дубки», «Пароход «Саратов». В первых двух повествование сосредоточено на переживаниях героинь с их новыми возлюбленными, а затем вдруг акцент стремительно перемещается на оставленных «властителей». Бунин понимал муки ревности. В «Кавказе» муж, запугивающий, неотступно преследующий подозреваемую жену, не найдя ее для расправы, разряжает в себя два револьвера. Жить острой памятью о телесном обладании женщиной, принадлежащей теперь другому, он не смог. Физическая близость приносит счастье любящим и отравляет существование тем, кто пользуется ею насильственно, не менее, чем их жертвам.
Бунин пишет и о другом смертельном исходе, когда чистая страсть девушки сталкивается с душевной пустотой («Галя Ганская») или влюбленность юноши — с физическим отвращением к нему его избранницы («Зойка и Валерия»). Раздвоенность ощущений приводит несчастных к самоубийству. И происходит оно будто неожиданно, после долгих, обычно текущих, наполненных бытовыми подробностями дней, что нередко рассматривается как вмешательство «рока». На самом деле здесь передана мгновенная вспышка нестерпимой, несовместимой с жизнью, боли. Сюжетная «непредсказуемость» становится выражением острого душевного перелома.
В позднем творчестве писателя часто находят чуть ли не полное отступление от социальных мотивов. В привычном сравнении его рассказов, скажем, с чеховским «Володей» или отдельными линиями толстовского «Воскресения», действительно, заметно существенное охлаждение к общественному колориту. У Бунина нет бар — погубителей крестьянских девушек, нет и страдальцев от окружающей их в жизни пошлости. Внимание писателя приковано к вечному чувству любви.
С острым переживанием вопиющей несправедливости Бунин, однако, пишет об искажении, гибели природного дара любить. Как пустяк расценивает совращение юной Гали Ганской взрослый человек, талантливый художник. Из мести к отвергшему ее мужчине, бездумно, эгоистично отдается Валерия Левицкому («Зойка и Валерия»), Пугает бунинский вариант историй о продажных женщинах, которые привычно и безропотно, даже не без удовлетворения исполняют обязанности своего унизительного ремесла («Мадрид», «Второй кофейник»), И уж совсем нечеловеческим обликом награждены те, кто, кроме плотско-вожделенных, животных инстинктов, ничего не испытывают («Баллада», «Степа», «Муза», «Антигона», «Ночлег») J
Во всех своих произведениях Бунин затрагивал вопросы социального неравенства людей, материальных трудностей, общественных противоречий. Однако почти везде внимание приковано к взаимоотношениям мужчины и женщины, их влечению друг к другу. Бунин признавал: в «Темных аллеях» «я дал тысячную долю того, как мужчины всех племен и народов «рассматривают» всюду, всегда женщин со своего десятилетнего возраста и до 90 лет. И есть ли это только развратность, а не нечто в тысячу раз иное, почти страшное...» Но разве, когда «страшное» становится единственным содержанием отношений, в том не проявляются духовные болезни личности и общества? Бунин образно доказал это. Наиболее глубоко, трепетно он передал свои мучительные раздумья в тех рассказах, где речь идет о недюжинных натурах, о противоборстве светлых и темных начал жизни.
«Натали» — характерное для «Темных аллей» произведение. История любви студента первого курса Мещерского к юной красавице Натали Сенкевич передана в его воспоминаниях о долгом периоде — от первого знакомства с девушкой до безвременной ее смерти. Память доносит необычное, непонятное в прошлом и помогает осознать его.
Мещерского товарищи называли «монахом»: он сам не хотел «нарушать свою чистоту, искать любви без романтики». Натали не только непорочна, но обладает гордой, утонченной душой. Они сразу полюбили друг друга. А рассказ — об их разрыве и долгом одиночестве. Внешняя причина одна — неожиданно проснувшееся накануне встречи с Натали влечение молодого человека к телесным прелестям его двоюродной сестры Сони. Внутренний процесс очень сложен.
Как всегда у Бунина, все событийные повороты едва обозначены. Явление же, которое занимает автора, глубоко осмыслено в своем внутреннем развитии. Уже в конце второй главки ощущается противоречие в мыслях героя: «... как мне теперь жить в этой двойственности — в тайных свиданиях с Соней и рядом с Натали, одна мысль о которой уже охватывает меня таким чистым любовным восторгом...».
Почему происходит сближение с Соней? Писатель выявляет его внешние причины — общее среди молодежи стремление к ранней чувственности, преждевременная женская зрелость девушки, ее смелый и вольный нрав. Но главное це в них. Мещерский сам не может оторваться от жарких объятий. Его память хранит опьянение этих встреч. Прекрасно сознавая преступность своего двойственного поведения, он не может выбрать для себя что- нибудь одно. Мучительно неразрешимым кажется юноше вопрос, «за что так наказал меня бог, за что дал сразу две любви, такие разные и такие страстные, такую мучительную красоту обожания Натали и такое телесное упоение Соней». Оба переживания вначале он называет любовью.
Бедность и обманчивость чисто физической близости покажет лишь время. Достаточно было Мещерскому пять дней не видеть Соню, и он забыл свое чувственное наваждение (слишком, однако, поздно: Натали узнала об измене). А многолетняя разлука с Натали (ее брак с нелюбимым человеком, связь самого Мещерского с крестьянкой) лишь разожгла неутоленное высокое чувство, подарив обоим подлинное, хотя тайное и короткое, супружество.
Главный герой в отличие от многих и многих несет в своей душе редкий дар обожания возлюбленной, обладает способностью понять свои заблуждения (пусть не сразу, с большими потерями). И все-таки Мещерский долго несчастлив, одинок, потрясен собственной, столь неожиданной виной. Связь произведения с такими рассказами, как «Митина любовь», «Лика», безусловна. Однако в рассказе «Натали» открылась новая грань художественных обобщений писателя. Впервые у Бунина человек преодолевает несовершенство своего сознания, ощущает неудовлетворение от чисто плотских наслаждений, а воспоминание о них несет отрезвление. Но ведь подобный опыт единичен. В массе побеждают другие чувства. Видимо, потому автор и завершает идиллический союз Мещерского и Натали ее смертью. Так же было оборвано счастье персонажей из рассказов «Поздний час», «Руся», «Таня».
В цикле рассказов «Темные аллеи» Бунин вовсе не рассказывает разные любовные истории, а создает здесь мозаичную картину, где каждое звено самостоятельно и вместе с тем необходимо для воссоздания общего состояния мира. Он катастрофичен вовсе не в силу некоей* таинственной, фатальной неразлучности любви и смерти. А по причине совершенно реального разрушения духовных ценностей, их «замещения» скороспелыми и легкомысленными удовольствиями. В такой атмосфере гибнет не только душа, но унижаются данные человеку природой прекрасные чувства. Не случайно через многие бунинские вещи проходит один мотив — «бесстыдной» ласки.
Рассказ «Чистый понедельник» (написанный в 1944 года, «Натали» — в год начала войны) тоже важное, новое «слагаемое» общей суммы авторских наблюдений.
Вера Николаевна однажды сообщила: «Бунин считал, что там каждый рассказ написан «своим ритмом», в своем ключе, а про «Чистый понедельник» он написал на обрывке бумаги в одну из бессонных ночей, цитирую по памяти: «Благодарю Бога, что он дал мне возможность написать «Чистый понедельник».
«Натали» — взволнованный монолог молодого человека, мыс-ленно заново переживающего «то лето». «Чистый понедельник» — тоже признания героя, но насколько они импульсивны, внутренне отрывисты, неопределенны. И сразу читатель понимает, почему. Рассказчику (он безымянен, как и она) все кажется наваждением, неожиданностью: «Чем все это должно кончиться, я не знаю»; «Она зачем-то училась на курсах..!»; «Что же мне оставалось, кроме надежды»; «...мы зачем-то поехали на Ордын-
ку...» Более того, с самого начала он признается, что «старался не думать, не додумывать». Опять это знакомое еще с дооктябрьских пор бунинское слово — «не додумывать». Герой «Чистого понедельника» сродни многим другим персонажам писателя. Только он более открытый, добрый, но откровенно легкомысленный, подверженный власти случая, стихии. Не ему быдолонягь свою подругу, прямую противоположность себе. Утонченное мастерство писателя сказалось здесь в том, что языком такого человека он сумел донести всю сложную, серьезную натуру героини. Не проще ли было вести речь от ее лица? Но ведь тогда мы не почувствовали бы исключительность этого женского характера.
«И насколько я был склонен к болтливости, к простосердечной веселости, настолько она была чаще всего молчалива: все что-то думала, все как будто во что-то мысленно вникала...» — вот исходное впечатление от загадочной женщины. И еще одно сразу уловлено — несомненная противоречивость ее поведения: издевательство над обильной пищей, роскошью и участие в обедах, ужинах «с московским пониманием дела»; ирония над театральной и прочей мишурой и постоянные светские развлечения; принятие дерзких ласк мужчины и отказ от серьезного разговора об их отношениях. «Ничему не противилась, но все молчала».
Затаенные влечения героини тоже вдруг потрясли ее поклонника. Каждый вечер они проводили в лучших ресторанах Москвы, пользуясь своим богатством, молодостью, поражая всех редкой красотой. А затем, по ее предложению, оказались в Новодевичьем монастыре. Выяснилось, что она ходит на Рогожское кладбище, где так силен колорит допетровской России, в Кремлевские соборы, в храм Христа Спасителя, увлечена древнерусскими текстами.
Автор расширяет свои впечатления от этой внутренне противо-речивой натуры героини ссылкой на не меньшее разнонача- лие столицы. Москва тех лет (речь о дореволюционном времени), действительно, являла сочетание седой древности монастырей, соборов с новейшими достижениями культуры: Художественный театр, творчество символистов (во главе с Валерием Брюсовым и Андреем Белым), произведения Андреева, переводные труды Шницлера, Пшибышевского. Реалии столь пестрой обстановки ненавязчиво включены в повествование.
Ненавязчиво, потому что к этим противоречиям устремлен внутренний взор героини. Писатель говорит не столько об интеллектуальном развитии этой странной женщины, сколько о борьбе в ее душе разных устремлений. Не зря упоминается Валерий Брюсов с его не лишенным эротизма романом «Огненный ангел», Пшибышевский, выступивший против «старой» морали, «пьяные» капустники. А с другой стороны, православные обители, наконец, героиней произнесенные слова русского сказания: «И вселил к жене его диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном...» Вот пик столкновения противоположностей: «вседозволенность», пошлость наслаждений и подавление плоти, аскетизм, очищение духа.
Эти несовместимые между собой побуждения и объединяет в своем существе женщина. Снова в подтексте (ибо молчалива она) выражена мечта о слиянии здоровых запросов человеческого счастья с высшей духовной красотой. Мечта, которая восходит к идеалу любви. Героиня, однако, верит мудрости толстовского Платона Каратаева: «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету». Тем не менее она пытается «испить» свою долю радости.
В калейдоскопе сменяющихся картин: ресторан, вечерняя гостиная, Новодевичье кладбище, трактир Егорова, капустник Художественного театра — отдельными «зернышками» прорастает решение героини рассказа: от усмешки над болтливостью ее поклонника, к подчинению его ласкам, к восклицанию: «Правда, как вы меня любите!», к любованью им, «зело прекрасным», к последнему шагу — разделению его страсти. Но, видно, немного получила она от этой ночи, утром навсегда уехав в монастырь. А там не обрела успокоения — продолжала тосковать.
От чего очищается героиня рассказа «Чистый понедельник»? Кажется, ясно — от праздной мирской жизни. Тогда почему после «прощеного воскресенья» она оказывается в объятиях мужчины? Нет, были и другие за нею грехи: гордыня, презрение к людям. Она хотела поверить им и своей женственной силе, полюбить того лучшего, кого встретила на жизненном пути. И не смогла.
С необычайной сжатостью и виртуозной изобразительностью написан рассказ. Каждый штрих, цвет, деталь играют важную роль во внешнем движении сюжета и становятся знаком каких-то внутренних тенденций (чего стоит последний, черно-бархатный светский наряд героини в сочетании с прической Шамаханской царицы). В смутных предчувствиях и зрелой мысли, ярком изменчивом облике этой женщины автор воплотил свои представления о противоречивой атмосфере, о сложных «напластованиях» в человеческой душе, о зарождении какого-то нового нравственного идеала. Неудивительно, что Бунин считал «Чистый понедельник» лучшим рассказом сборника. Здесь проявилась целостная концепция мира, хотя не было обронено им ни одного рассудочного слова. |
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
