Степан Богданович Лиходеев - персонаж романа "Мастер и Маргарита", директор Театра Варьете.
В редакции 1929 г. С. Б. Л. именовался Гарусей Педулаевым и имел своим
прототипом владикавказского знакомого Булгакова кумыка Туаджина
Пейзулаева, соавтора по пьесе "Сыновья муллы", история работы над которой изложена в "Записках на манжетах" и "Богеме".
В первой редакции "Мастера и Маргариты" Воланд
выбрасывал Гарасю Педулаева во Владикавказ. Тогда этот герой пролетал
над крышей дома 302-бис на Садовой и тут же видел большой и очень
красивый сад, а за ним "громоздящуюся высоко на небе тяжелую гору с
плоской как стол вершиной" (знаменитую Столовую гору, у подножья которой
расположен Владикавказ).
Перед взором Гараси возник "проспект, по которому весело позванивал
маленький трамвай. Тогда, оборотясь назад, в смутной надежде увидеть там
свой дом на Садовой, Гарася убедился, что сделать этого он никак не
может: не было не только дома - не было и самой Садовой сзади... Гарася
залился детскими слезами и сел на уличную тумбу, и слышал вокруг ровный
шум сада. Карлик в черном... пиджаке и в пыльном цилиндре вышел из этого
сада.
Его бабье безволосое лицо удивленно сморщилось при виде плачущего
мужчины.
- Вы чего, гражданин? - спросил он у Гараси, дико глядя на него. Директор карлику не удивился.
- Какой это сад? - спросил он только.
- Трэк, - удивленно ответил карлик.
- А вы кто?
- Я - Пульз, - пропищал тот.
- А какая это гора? - полюбопытствовал Гарася.
- Столовая Гора.
- В каком городе я?
Злоба выразилась на крохотном личике уродца.
- Вы что, гражданин, смеетесь? Я думал, вы серьезно спрашиваете!.."
Лилипут уходит от Гараси, возмущенный, и тогда тот кричит: " - Маленький
человек!.. Остановись, сжалься!.. Я... все забыл, ничего не помню,
скажи, где я, какой город.
- Владикавказ, - ответил карлик. Тут Гарася поник главой, сполз с
тумбы и, ударившись головой оземь, затих, раскинув руки. Маленький
человечек сорвал с головы цилиндр, замахал им вдаль и тоненько закричал:
- Милиционер, милиционер!"
Здесь отразились булгаковские впечатления от гастролировавшей во
Владикавказе труппы лилипутов. В последующих редакциях С. Б. Л.
назывался Степой Бомбеевым или Лиходеевым, но вплоть до 1937 г. его
выбрасывали из Нехорошей квартиры
во Владикавказ. В 1936 г. Т. Пейзулаев скончался в Москве. Возможно,
узнав о смерти прототипа, Булгаков решил убрать детали, связывающие с
ним С. Б. Л. В последней редакции романа незадачливого директора Театра
Варьете Азазелло по приказу Воланда отправлял уже не во Владикавказ, а в Ялту.
Тут становится очевидной связь С. Б. Л. с героем рассказа Михаила
Зощенко (1895-1958) "Землетрясение" (1929) Снопковым, который "через всю
Ялту... прошел в своих кальсонах. Хотя, впрочем, никто не удивился по
случаю землетрясения. Да, впрочем, и так никто бы не поразился". В
отличие от героя "Землетрясения", С. Б. Л. своим появлением в
непотребном виде производит в Ялте смятение. Впрочем, он тоже выступает
как жертва стихии, только не землетрясения, а потусторонних сил.
В происшествиях, случившихся со Снопковым и С. Б. Л., совпадают многие
мелкие детали. Герой Булгакова наказан, среди прочего, и за пьянство:
перед вынужденным путешествием в исподнем и без сапог в Ялту он выпил
чересчур много водки и портвейна (его приключения во многом
предвосхищают сюжет известного фильма Эльдара Рязанова "Ирония судьбы,
или с легким паром", где вместо Ялты фигурирует Ленинград).
Точно так же герой Зощенко накануне землетрясения (речь идет о Большом
Крымском землетрясении 11 сентября 1927 г. в районе Ялты) "выкушал
полторы бутылки русской горькой", затем заснул, был ограблен и раздет до
подштанников. Очнувшись и пройдя несколько верст от города, "он присел
на камушек и загорюнился. Местности он не узнает, и мыслей он никаких
подвести не может. И душа и тело у него холодеют. И жрать чрезвычайно
хочется.
Только под утро Иван Яковлевич Снопков узнал как и чего. Он у прохожего спросил.
Прохожий ему говорит:
- А ты чего тут, для примеру, в кальсонах ходишь?
Снопков говорит:
- Прямо и сам не понимаю. Скажите, будьте любезны, где я нахожусь?
Ну, разговорились. Прохожий говорит:
- Так что до Ялты верст, может, тридцать будет. Эва куда ты зашел".
Сходным образом в окончательном тексте Булгаков описывает пребывание С.
Б. Л. в Ялте: "Открыв слегка глаза, он увидел себя сидящим на чем-то
каменном. Вокруг него что-то шумело. Когда он открыл как следует, глаза,
он увидел, что шумит море... и что, короче говоря, он сидит на самом
конце мола, и что под ним голубое сверкающее море, а сзади - красивый
город на горах.
Не зная, как поступают в таких случаях, Степа поднялся на трясущиеся ноги и пошел по молу к берегу.
На молу стоял какой-то человек, курил, плевал в море. На Степу он
поглядел дикими глазами. Тогда Степа отколол такую штуку: стал на колени
перед неизвестным курильщиком и произнес:
- Умоляю, скажите, какой это город?
- Однако! - сказал бездушный курильщик.
- Я не пьян, - хрипло ответил Степа, - я болен, со мной что-то случилось, я болен... Где я? Какой это город?..
- Ну, Ялта...
Степа тихо вздохнул, покатился на бок, головою стукнулся о нагретый камень мола".
Просторечный стиль рассказчика совпадает в обоих случаях. А вот реакция
героев на происходящее оказывается прямо противоположной. Само слово
"Ялта" успокаивает Снопкова, узнающего, что он не так уж далеко от дома
забрался в своих странствиях. Наоборот, С. Б. Л. оно повергает в ужас.
Директор Театра Варьете не в состоянии понять, как он за одно мгновение
очутился в сотнях километров от Москвы.
Различие здесь и в объектах осмеяния. У Зощенко рассказ юмористический,
бичующий пьянство. Его герой - простой сапожник. "Землетрясение" - это
как бы иллюстрация к известной поговорке "пьян как сапожник". У
Булгакова же образ С. Б. Л. - образ сатирический. Пьянство - не
единственный и далеко не главный порок директора Театра Варьете. Он
наказан прежде всего за то, что занимает не свое место.
В ранних редакциях С. Б. Л. был прямо назван "красным директором". Так
официально именовались назначенцы из числа партийных работников, которых
ставили во главе театральных коллективов с целью осуществления
административных функций и контроля, причем "красные директора", как
правило, никакого отношения к театральному искусству не имели. В эпилоге
"Мастера и Маргариты" С. Б. Л. получает более подходящее при его
страсти к выпивке и закуске назначение - директором большого гастронома в
Ростове.
В образе С. Б. Л. отразился и материал фельетона "Чаша жизни".
Известное замечание Воланда: "Я чувствую, что после водки вы пили
портвейн! Помилуйте, да разве это можно делать!" выросло из сентенции
одного из героев этого фельетона: "Портвейн московский знаете? Человек
от него не пьянеет, а так, лишается всякого понятия".
С. Б. Л., пробудившись, припоминает только, как целовал какую-то даму и
как ехал на таксомоторе со скетчистом Хустовым. В "Чаше жизни" один из
героев, Пал Васильич, обнимает и целует неизвестную даму, а потом
рассказчик помнит только, как они ехали на такси. Очнувшись же дома, он,
как и директор Театра Варьете, оказывается не в состоянии подняться.
С. Б. Л. связан также с булгаковским фельетоном "День нашей жизни".
Его герой возвращается домой после попойки и заплетающимся языком
произносит последний монолог перед тем, как забыться: "Что, бишь, я
хотел сделать? да лечь... Это правильно. Я ложусь... но только умоляю
разбудить меня, разбудить меня, непременно, чтоб меня черт взял в десять
минут пятого... нет, пять десятого... Я начинаю новую жизнь... Завтра".
С. Б. Л. якобы назначает свидание Воланду на десять часов, а затем
директора действительно "черт взял" и кинул из Москвы в Ялту. В эпилоге
С. Б. Л. начинает "новую жизнь": отказывается от портвейна и пьет только
водку, настоянную на смородиновых почках, буквально следуя совету
Воланда, "стал молчалив и сторонится женщин".
Ирония заключена в отчестве С. Б. Л. - Богданович, поскольку скорее не
Бог, а черт принес Степу в Театр Варьете, где от него стонут
подчиненные, так что на предположение администратора Варенухи, не попал
ли С. Б. Л., как и Берлиоз, под трамвай, финдиректор Римский отвечает: " А хорошо бы было..."
Сомнительный разговор с Берлиозом "на какую-то ненужную тему",
происходивший, "как помнится, двадцать четвертого апреля", который
директор Театра Варьете связывает с печатью на двери Берлиоза и
возможным арестом председателя МАССОЛИТа, восходит к переписке Булгакова
с одним старым знакомым.
19 апреля 1929 г. ему написал из Рязани актер Николай Васильевич
Безекирский. Он знал Булгакова осенью 1921 г., во время работы в Лито
(Литературном отделе) Главполитпросвета. Безекирский сообщал: "Вы
вероятно очень будете удивлены, что малознакомый к Вам пишет, но я
вспомня наше короткое с Вами знакомство в трудное время и зная, что Вы
некоторое время сами были в скверном материальном положении, а,
следовательно скорее поймете мое теперешнее ужасное положение: я
административно выслан на 3 года минус 6 губерний. Причина для меня до
сих пор довольно туманная - следователь ГПУ обвинял меня в
контрреволюционном разговоре в одном доме, где я часто бывал, ну и в
результате я в Рязани, лишился службы в Москве, не член уже стал союза и
пр., и здесь я не могу нигде найти работы и я сейчас в таком положении,
что хоть где-нибудь зацепись за крюк!"
Судя по тому, что второе и последнее из известных писем Безекирского
Булгакову с благодарностью за помощь датировано 26 апреля 1929 г. на
открытке "для ответа" и поступило к Булгакову, как можно заключить по
почтовому штемпелю, 28 апреля, то не дошедшее до нас письмо Булгакова
Безекирскому было написано и отослано 24 апреля 1929 г., как раз в тот
день, когда произошел разговор С. Б. Л. с Берлиозом.
Дата 24 апреля - это также одно из косвенных доказательств, что действие "Мастера и Маргариты"
в московской части происходит не позднее начала мая, иначе бы С. Б. Л.
вряд ли мог бы вспомнить точно день "сомнительного разговора". Поскольку
события романа приурочены именно к 1929 г., Булгаков, очевидно,
сознательно использовал дату своего письма Безекирскому в эпизоде с
разговором С. Б. Л. и председателя МАССОЛИТа.
Происшествие с сосланным в Рязань актером было использовано в образе Мастера в одной из редакций романа, где упоминались "рязанские страдания" героя.