Пятница, 29.03.2024, 08:24


                                                                                                                                                                             УЧИТЕЛЬ     СЛОВЕСНОСТИ
                       


ПОРТФОЛИО УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА   ВРЕМЯ ЧИТАТЬ!  КАК ЧИТАТЬ КНИГИ  ДОКЛАД УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА    ВОПРОС ЭКСПЕРТУ

МЕНЮ САЙТА
МЕТОДИЧЕСКАЯ КОПИЛКА
НОВЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ СТАНДАРТ

ПРАВИЛА РУССКОГО ЯЗЫКА
СЛОВЕСНИКУ НА ЗАМЕТКУ

ИНТЕРЕСНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

ПРОВЕРКА УЧЕБНЫХ ДОСТИЖЕНИЙ

Категории раздела
ФОНВИЗИН [8]
БАТЮШКОВ [7]
ЖУКОВСКИЙ [5]
ГРИБОЕДОВ [8]
ПУШКИН [55]
ЛЕРМОНТОВ [19]
ФЕТ [14]
КРЫЛОВ [5]
ГОГОЛЬ [139]
НЕКРАСОВ [2]
САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН [5]
А.ОСТРОВСКИЙ [8]
Л.ТОЛСТОЙ [14]
ТУРГЕНЕВ [13]
ДОСТОЕВСКИЙ [9]
ЧЕХОВ [13]
БУНИН [30]
А.БЛОК [11]
ЕСЕНИН [10]
КУПРИН [15]
БУЛГАКОВ [35]
БРОДСКИЙ [17]
ПАСТЕРНАК [12]
АХМАТОВА [22]
ГУМИЛЕВ [16]
МАНДЕЛЬШТАМ [3]
ЦВЕТАЕВА [16]
ТВАРДОВСКИЙ [6]
ШОЛОХОВ [6]

Главная » Файлы » ПЕРСОНАЛЬНЫЙ УГОЛОК ПИСАТЕЛЯ » АХМАТОВА

Библейские мотивы и образы в творчестве А.Ахматовой
05.09.2012, 21:19
Глава 1.  «Религиозность Анны Ахматовой».

К числу наиболее актуальных проблем «ахматоведения» можно отнести те из них, которые связаны с кругом вопросов о внутренней цельности поэтической «вселенной» Анны Ахматовой. Одной из констант, обеспечивающих единство философско-этической и «чувственно-эстетической» картины мира поэта, является феномен религиозной веры. Однако этот аспект художественного мира Ахматовой был долгие годы закрыт для российского литературоведения - в силу всем известных идеологических причин. Поэтому тема представленной исследовательской работы - «Библейские образы и мотивы в творчестве Анны Андреевной Ахматовой» - не относится к числу хорошо изученных.

Столетний юбилей поэта, выпавший на рубеж 1980-х и 1990-х годов, дал новый толчок российскому - уже «неподцензурному» - «ахматоведению», что ознаменовалось выходом в свет новых, более полных изданий сочинений поэта, целого ряда работ мемуарно-биографического характера, монографий, сборников научных статей и тезисов выступлений на конференциях.

Особенно ценны для нас воспоминания Л.К.Чуковской, А.Г.Наймана, В.Виленкина, семьи Ардовых, Н.Я.Мандельштам, И.Бродского и других мемуаристов, близко знавших Ахматову и оставивших живые свидетельства ее преданности церковному вероучению. Н.В.Королева в обстоятельных комментариях к ахматовскому шеститомнику указала важные биографические и текстологические источники к интересующей нас теме.

Религиозность Анны Андреевны Ахматовой - в свете опубликованных в последнее десятилетие воспоминаний, ее собственных дневниковых и мемуарных заметок - бесспорный факт. Чтобы не быть голословными, приведем некоторые свидетельства.

Отец Михаил Ардов: «Больше всего написанного на свете Ахматова любила Библию. Она великолепно знала Ветхий и Новый Завет. К цитатам из Писания она часто прибегала как в жизни, так и в творчестве...»

«Во время одного из наших свиданий в 1915 году, - вспоминает Б. Анреп, - я говорил о своем неверии и о тщете религиозной мечты. Анна Андреевна строго меня отчитывала, указывала на путь веры как на залог счастья. «Без веры нельзя». 

В воспоминаниях Ахматовой о Н.С.Гумилеве - следующая знаменательная запись: «Когда в 1916 году я как-то выразила сожаление по поводу нашего, в общем, несостоявшегося брака, он сказал: «Нет - я не жалею. Ты научила меня верить в Бога и любить Россию».

Ахматова была не только верующим, но и «церковным» человеком. Ее «церковность» «включала в себя интерес к церковной архитектуре, к житиям святых, церковной службе и церковному календарю. В церкви «она вела себя уверенно, чувствовала себя в родной обстановке» (Королева, 1998).

Когда А.В.Любимова в разговоре с Ахматовой в послеблокадном Ленинграде посетовала, что чувствует себя виноватой за то, что осталась в живых и что «оставшихся в живых надо как-нибудь, хоть немного наказать», Ахматова сказала: «Наложить покаяние»» (Любимова, 1991).

Записные книжки Ахматовой пестрят заметами, касающимися церковных праздников. Так, в рабочей тетради записи последнего месяца жизни Ахматовой обозначены как «16 февраля. Сретенская Анна», 19 февраля - «суббота на Масленой», «20 февраля - «Прощеное воскресение», о 21-ом февраля записано: «Завтра - Чистый Понедельник. («Господи, Владыка живота моего...» и звон, который запомнился с детства)» (Ахматова, 1998).

Факты, доказывающие глубокую религиозность Анны Ахматовой, ее принадлежность к православной конфессии, легко умножить. Но возникает вопрос о взаимоотношении веры и творчества. В какой мере православное вероисповедание Ахматовой воздействовало на ее творчество? Было ли оно только мировоззренческим феноменом, или «вживлялось» в художественное сознание?

 

Глава 2. «Религиозные символы в лирике Ахматовой»

Достаточно бегло полистать томик Ахматовой, чтобы заметить, что образный «фон» многих ахматовских стихотворений насыщен православно-христианской символикой и церковной атрибутикой. Здесь и образы православных храмов (Исакиевского, Иерусалимского, Казанского, Софийского), и фрагменты церковных ритуалов, и ссылки на Священное писание и житийную литературу, и особенно часто встречающиеся лексемы молитвы, моления. «А юность была - как молитва воскресная...», «Молюсь оконному лучу...», «Помолись о нищей, потерянной, о моей живой душе...», «Так молюсь за Твоей Литургией...», «А когда сквозь волны фимиама / Хор гремит, ликуя и грозя...», «Торжественно гудят колокола...», «А над кроватью надпись по-французски / Гласит: "Seignuer, ayez petie' de nous"» («Господи, помилуй нас» - фр.).

Понятно, что прежде чем обратиться к ахматовскому творчеству, следует определить понятие религиозной веры.

Существует множество богословских и философских толкований этого понятия.

Но чтобы избежать смысловой полисемии, приведем обобщающую дефиницию С.С.Аверинцева, который определяет веру как «мировоззренческую позицию» и в то же время как «психологическую установку», во-первых, на «приятие определенных утверждений (догматов)» и «решимость придерживаться этих догматов» (несмотря на сомнения и соблазны); во-вторых, «личное доверие к богу как устроителю жизни», «спасителю», посылающему страдания как испытания верующему; в-третьих, «верность богу, на «служение» которому верующий отдает себя».

Необходимо выделить и проанализировать такие единицы религиозной лексики, как Бог, Богородица, крест, рай, ад, сатана, грех, конец света, предсказание (пророчество), молитва, благодать, смерть, поглавно рассматривая функционирование данных лексем и родственных им семантических единиц. Этот подход позволил  выявить ряд лексических «гнезд», описывающих художественное преломление религиозных образов, раскрыть библейские подтексты стихотворений.(Приложение «Словарь религиозных терминов»)

Христианскую догматику и обрядовость Ахматова воспринимала и, соответственно, отображала не только прямо, но и опосредованно: а) через атрибутику национально-религиозных обычаев (напомним, что религиозный быт до 1917 года был неотъемлемой частью национального быта эпохи); б) в мифопоэтическом преломлении народного сознания, в котором элементы православия тесно переплелись с элементами дохристианских верований и обычаев.

    В атеистической России тех лет «Библейские стихи» Ахматовой критика обходила. За исключением Николая Недоброво никто не понимал религиозного характера страдальческого пути Анны Ахматовой. В своей статье в журнале «Русская мысль» № 7 за 1915 год Недоброво писал: «Эти муки, жалобы и такое уж крайнее смирение – не слабость ли это духа, не простая ли сентиментальность? Конечно, нет: самое голосоведение Ахматовой, твердое и уж скорее самоуверенное, самое спокойствие в признании и болей, и слабостей, самое, наконец, изобилие поэтически претворенных мук, - всё свидетельствует не о плаксивости по случаю жизненных пустяков, но открывает лирическую душу скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, а не угнетенную. Другие люди ходят в миру, ликуют, падают, ушибаются друг о друга, но все это происходит здесь - в середине мирового круга; а вот Ахматова принадлежит к тем, которые дошли как-то до его края – и чтобы им повернуться и пойти обратно в мир? Но нет, они бьются мучительно и безнадежно у замкнутой границы, и кричат, и плачут. … Конечно, биение о мировые границы – действие религиозное, и, если бы поэзия Ахматовой обошлась без сильнейших выражений религиозного чувства, все раньше сказанное было бы неосновательно и произвольно. Как Ахматова знает упоение молитвы, можно судить по описанию молящихся перед мощами святой:

«И согнувшись, бесслёзно молилась

Ей о слепеньком мальчике мать,

И кликуша без голоса билась,

Воздух силясь губами поймать».

«Нельзя не отметить, - пишет Недоброво – как здесь живет напряжение чуть шевелящихся губ, свойственное немой молитве: все губные, так часто встречающиеся в этой строфе: «б», «п» и «м» стоят или в начале, или в конце слов, или смежны с ударяемым гласным, например: «губами поймать». Примечательно, что ни одного «р» нет во всей строфе».

Для такой души есть прибежище в Таинстве Покаяния. Можно ли сомневаться в безусловной подлинности религиозного опыта, создавшего стихотворение «Исповедь»:

«Умолк простивший мне грехи.

Лиловый сумрак гасит свечи,

И темная епитрахиль

Накрыла голову и плечи.

Не тот ли голос: «Дева! Встань…»

Удары сердца чаще, чаще.

Прикосновение сквозь ткань

Руки, рассеянно крестящей».

Критик А.И. Павловский отмечает, что сама Анна Ахматова не однажды ассоциировала волнения своей любви с великой и нетленной Песнью Песней:

«А в Библии красный кленовый лист заложен на Песне Песней…»

Павловский в своей книге о жизни и творчестве Анны Ахматовой (1991 г.) пишет: «Начиная уже с «Белой стаи», но особенно в «Подорожнике», «Anno Domini» и в позднейших циклах любовное чувство приобретает у нее духовный характер. Библейская торжественная приподнятость ахматовских  любовных стихов объясняется подлинной высотой, торжественностью и патетичностью заключенного в них чувства».                                                                                                                          У Павловского ахматовская «Мелхола» упоминается в связи с многолетней кропотливой работой над совершенством этого стихотворения: «Будучи мастером, знающим «тайны ремесла», Ахматова точна и скурпулезна в выборе слов и в их расположении».

«Библия, лежавшая на столе, бывшая аксессуаром комнаты, стала источником образов (Тынянов, 1970):

«Взглянула – и, скованы смертною болью,

Глаза её больше смотреть не могли;

И сделалось тело прозрачною солью,

И быстрые ноги к земле приросли».

Эта тема Ахматовой, ее главная тема пробует варьироваться и обновиться за счет самой Ахматовой».

А вот еще современный критик Роман Тименчик в журнале «Звезда» №10 за 1995 год пытается объяснить библейскую тему в творчестве Анны Ахматовой тем, что адресаты ее стихов «рождены в еврействе», связывая псалмопевца Давида из «Мелхолы» с генеалогической легендой, стоявшей за фамилией А. Лурье. К отношениям Анны Ахматовой с Артуром Лурье Тименчик относит строки из Ахматовской «Рахили»:

«Рахиль! Для того, кто во власти твоей,

Семь лет – словно семь ослепительных дней».

Острую боль переживания за судьбу России мы видим в стихотворении «Молитва». «А юность была – как молитва воскресная…». Ахматова готова на все ради России, она готова принести в жертву себя, свой «песенный дар», близких, друзей, даже ребенка, только бы «туча над темной Россией стала облаком во славе лучей».

В «Белой стае» появляется тема Родины. Ахматова воспринимает первую мировую войну как страшную национальную трагедию. «И ранней смерти так ужасен вид, что не могу на Божий мир глядеть я», - пишет она в стихотворении «Майский снег».

Стихотворение «Ты отступник…» адресовано конкретному человеку, в основе стихотворения конкретная ситуация из личной жизни Ахматовой. Оно связано с эмиграцией Б. Анрепа. В стихотворении звучит горький упрек человеку, предавшему не только свою любимую, но и свою страну. Судьба героини стихотворения сливается с судьбой России. Примечательно, что для Ахматовой теперь Россия связана с народом, народными традициями, православием:

Ты – отступник: за остров зеленый

Отдал, отдал родную страну,

Наши песни, и наши иконы,

И над озером тихим сосну.

Стихотворение «Мне голос был…» уже менее конкретное. Непонятно, чей голос зовет героиню оставить Россию: или внутренний, или «глас свыше» (или считать, что лирическая ситуация стихотворения напоминает о библейской теме «исхода» праведников из грешной земли), или это голос Анрепа и друзей – эмигрантов Ахматовой.

 Героиня этого стихотворения поставлена перед нравственным выбором. И она выбирает Россию, принимая ее судьбу как свою:

Но равнодушно и спокойно

Руками я замкнула слух,

Чтоб этой речью недостойной

Не осквернился скорбный дух…

А вот еще современный критик Роман Тименчик в журнале «Звезда» №10 за 1995 год пытается объяснить библейскую тему в творчестве Анны Ахматовой тем, что адресаты ее стихов «рождены в еврействе», связывая псалмопевца Давида из «Мелхолы» с генеалогической легендой, стоявшей за фамилией А. Лурье. К отношениям Анны Ахматовой с Артуром Лурье Тименчик относит строки из Ахматовской «Рахили»:

«Рахиль! Для того, кто во власти твоей,

Семь лет – словно семь ослепительных дней»

Образ Богородицы, расстилающий «широкий покров» «над скорбями великими», возникает в финале стихотворения «Июль 1914»:

«Богородица белый расстелет

Над скорбями великими плат».

    В стихотворении "Июль 1914", написанном на второй день после объявления войны 1914 г., с образом Богородицы связывались надежды автора на заступничество и избавление от бед, нанесенных вторжением неприятелей в родную страну.

В «Причитании» смысл появления образа Богородицы иной: этот «скорбный плач о пострадавших за веру, о богооставленности русского народа», что в свою очередь явилось ответом на изъятие церковных ценностей из храмов в 1922 г. Именно поэтому в числе других святых покидает храм и Богородица. Во всех текстах образ Богородицы - той, что расстилает «над скорбями великими плат», и той, что «сына кутает в платок», и той, что соткала «широкий покров», - появляется и как напоминание о православном празднике Покрова Пресвятой Богородицы, «религиозный смысл которого - молитвенное предстояние Богоматери за мир».

 

Глава 3. «Библейские образы и мотивы в поэме «Реквием»

В поэме «Реквием» современность передается  с помощью библейских аналогий, образы и мотивы Священного Писания становятся для Ахматовой средством художественного осмысления действительности, а картины Апокалипсиса - символом ее эпохи.

    Лишь учитывая зловещую сущность сталинского тоталитаризма, истинный смысл событий, свидетелем которых выпало стать Ахматовой, можно понять, насколько непросто было поэту подобрать адекватный происходящему масштаб для художественного воплощения этих событий. Выбор, сделанный Ахматовой в «Реквиеме», был продиктован эпохой - трагической эпохой тридцатых годов. Сознавала ли себя сама Ахматова творцом, автором нового Апокалипсиса? Или осознание этого пришло к ней позднее: «В 1936-м я снова начинаю писать, но почерк у меня изменился, но голос уже звучит по-другому. А жизнь приводит под уздцы такого Пегаса, который чем-то напоминает апокалипсического Бледного коня или Черного коня из тогда еще не рожденных стихов...»

Уже название поэмы, предлагая определенный жанровый ключ к произведению, задает одновременно и ту специфическую систему координат, в которой только и возможно осмыслить созданный поэтом художественный образ мира. Вспомним, что «реквием» - это заупокойное католическое богослужение, траурная месса по усопшему; более общий смысл этого слова - поминовение умерших, поминальная молитва. С этой точки зрения в высшей степени символичным представляется сделанное однажды Ахматовой признание: «Реквием» - четырнадцать молитв». Несмотря на то, что метафорический смысл этой авторской «оценки поздней» очевиден, переклички и совпадения ахматовского текста с Библией - те, что заострены намеренно, и те, что могут показаться случайными, - поражают и заставляют задуматься. Весь «Реквием» буквально пронизан библейской образностью. И реконструировать, «оживить» цепочку, ведущую к древнейшим «пратекстам» нашей культуры, расшифровать «библейскую тайнопись» (Р. Тименчик, 1975) поэмы - очень важно.

    Знаком апокалиптического мира является здесь и образ застывшей, остановившей течение своих вод "великой реки". Несмотря на то, что в поэме появляются и образ Дона, и образ Енисея, "великая река" - это, конечно, Нева, образ которой обрамляет поэму, заключает ее в кольцо. Нева в поэме - это одновременно и знак апокалиптического мира, и образ "Леты-Невы", "пропуск в бессмертие" - сигнал подключения ко времени вечному.

 

Тихо льётся тихий Дон,

Жёлтый месяц входит в дом,

Входит в шапке набекрень,

Видит жёлтый месяц тень.

Эта женщитна больна,

Эта женщина одна…

    Образ плененного города, в котором невозможно петь, сливается в "Реквиеме" с образом города "одичалого". Эпитет "одичалая" ("...По столице одичалой шли"), употребление которого по отношению к столице, городу, кажется неожиданным, также отсылает к Библии. Вписываясь в контекст 136 Псалма, образ одичалого города в то же время восходит к "Книге пророка Софонин": "Горе городу нечистому и оскверненному, притеснителю!

Образ звезды, огромной, застывшей и яркой, являясь в поэме главным символом наступающего Апокалипсиса, впрямую соотнесен Ахматовой со смертью, жестко вписан в картину вселенской катастрофы. На то, что звезда в поэме - образ апокалиптический, зловещий символ смерти, красноречиво указывает, в первую очередь, тот контекст, в котором появляется он в поэме:

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

И прямо мне в глаза глядит

И скорой гибелью грозит

Огромная звезда.

Ахматова обращается к самому высокому, самому пронзительному из всех, которые знало когда-либо человечество, образцу материнского страдания - к страданию Матери. Материнская любовь - земной аналог глубоко укорененному в душе человека архетипа Богородицы.

    Несмотря на то, что Ахматова, как верующая христианка, почитала Деву Марию, образ Богородицы встречается в творчестве Ахматовой не часто. Впервые он появляется в поэзии Ахматовой в 1912 г., в год рождения сына: "Загорелись иглы венчика / Вкруг безоблачного лба...". Возникнув через два года в пророческом стихотворении "Июль 1914", образ Божией Матери встретится уже только в начале 20-х годов - в поминальном оплакивании "Причитание" (1922) и плаче-причитании "А Смоленская нынче именинница..." (1921), а затем надолго уйдет из творчества Ахматовой. Тем примечательнее его появление в "Реквиеме". Центральная оппозиция "Реквиема" "мать-сын" неизбежно должна была быть соотнесена в сознании Ахматовой с евангельским сюжетом, а страдания матери, которую "разлучили с единственным сыном", - со страданиями Матери Божией. Поэтому образ Богородицы в "Реквиеме" является не просто лишь одним из "ликов" героини, он требует своего осмысления как один из главных, а может быть и главный, образ поэмы. Обращение к образу Божией Матери помогло Ахматовой обозначить истинный масштаб происходящего, подлинную глубину горя и страдания, выпавших на долю Матери узника ГУЛАГа, - и таким образом создать монументальное эпическое обобщение. Показательно, что в "Реквиеме" образ Богородицы появляется не только в сцене Распятия, т.е. тогда, когда поэт обращается непосредственно к евангельском) сюжету. Образ этот венчает поэму. Его появление в "Эпилоге" символично: "Для них соткала я широкий покров / Из бедных, у них же подслушанных слов".

 

Заключение

Таким образом, переоценить роль «библейского» пласта в творчестве Ахматовой невозможно. Этот краткий обзор источников жизни и творчества Анны Ахматовой показывает религиозность ее мироощущения. Представленная мною работа доказывает присутствие религиозных аспектов мировоззрения, христианских основ художественного мира в лирике этого поэта. 

Поэтическое творчество у Ахматовой – это, прежде всего воплощение памяти: любовной, исторической, культурной. Тема любви, тема Родины, Пушкинская тема, тема поэта в творчестве Ахматовой пронизаны библейскими образами. Итак, поэтическое самоопределение у Ахматовой тесно связано с самоопределением духовным.

Стояла долго я у врат тяжелых ада,

Но было тихо и темно в аду…

О, даже дьяволу меня не надо,

Куда же я пойду?

Дорога Анны Ахматовой оказалась страшнее девяти кругов ада. И она прошла ее с достоинством. После первых лет славы – сначала умолчание, потом – гонение, потом – забвение. И только под конец пути – новый взлет, признание, мировая слава.

Свою исследовательскую работу хочется завершить отрывком из стихотворения А. Ахматовой.

И я стану – Христос помоги –

На покров этот, светлый и ломкий,

А ты письма мои береги,

Чтобы нас рассудили потомки,

 

Чтоб отчетливей и ясней

Ты был виден им, мудрый и смелый.

В биографии славной твоей

Разве можно оставить проблемы?

 

Слишком сладко земное питье,

Слишком плотны любовные сети.

Пусть когда - нибудь имя мое

Прочитают в учебниках дети,

 

И, печальную повесть узнав,

Пусть они улыбнутся лукаво.

Мне любви и покоя не дав,

Подари меня горькой славой.

1913г.

Эти строки ещё раз подтверждают актуальность исследований  в том,  что мы, потомки, обращаемся к лирике Анны Ахматовой, выполняем её завещание.

Я думаю, что обязательно продолжу изучать творчество А.Ахматовой. а также найду новые подтверждения избранной теме.

Категория: АХМАТОВА | Добавил: admin | Теги: стихотворение Ахматовой, Анна Ахматова, поэзия Ахматовой, лирика Ахматовой, изучение Ахма, творчество Ахматовой, судьба Ахматовой, статьи об Ахматовой
Просмотров: 7389 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 5.0/1
ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ

ДЛЯ ИНТЕРЕСНЫХ УРОКОВ
ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЕ ЗНАНИЯ

КРАСИВАЯ И ПРАВИЛЬНАЯ РЕЧЬ
ПРОБА ПЕРА


Блок "Поделиться"


ЗАНИМАТЕЛЬНЫЕ ЗНАНИЯ

Поиск

Друзья сайта

  • Создать сайт
  • Все для веб-мастера
  • Программы для всех
  • Мир развлечений
  • Лучшие сайты Рунета
  • Кулинарные рецепты

  • Статистика

    Форма входа



    Copyright MyCorp © 2024 
    Яндекс.Метрика Яндекс цитирования Рейтинг@Mail.ru Каталог сайтов и статей iLinks.RU Каталог сайтов Bi0