Хотя воспитанники съехались, занятия в Лицее еще не
начинались. Все — от директора до шумливых обитателей четвертого этажа —
деятельно готовились к 19 октября — дню торжественного открытия Лицея.
«Знаешь ли что? — писал Илличевский Фуссу. — И мы
ожидаем экзамена, которому бы давно уже следовало быть и после которого
мы перейдем в окончательный курс, то есть останемся в Лицее еще на три
года».
Но пока что Пушкин оставался в лицейском
«монастыре», где порядки были строгие. О поездках куда бы то ни было не
могло быть и речи. Порознь, без гувернера, из стен Лицея никого не
выпускали. Даже с родителями не разрешали гулять.
К началу октября 1811 года все в Лицее было готово
для приема воспитанников. Здание внутри перестроено и заново отделано.
Старая мебель приведена в порядок, изготовлена и приобретена кой-какая
новая. Для воспитанников, профессоров, служителей сшита форменная
одежда; закуплены книги и учебные пособия.
Пушкин проснулся от резких ударов лицейского
колокола: бум… бум… бум… Он открыл глаза, выпростал руку из-под одеяла.
Бр-р… как сегодня холодно. Печи внизу, верно, только затопили, и из
остывшего за ночь душника веет не теплом, а холодным ветром. На дворе
еще темно.
Классы, где учились воспитанники, занимали в
третьем этаже четыре комнаты. Самая большая из них — физический класс —
была в шесть окон, три из которых выходили на дворец, а три в
противоположную сторону.
В том же тяжелом военном 1812 году началась в Лицее
история, которая навсегда запомнилась воспитанникам. Через много лет в
плане своей биографии, среди важнейших событий лицейской жизни, Пушкин
записал: «Мы прогоняем Пилецкого».
«Безначалие», длившееся больше двух лет, наконец
окончилось. В январе 1816 года директором Лицея назначили бывшего до
того директором Петербургского Педагогического института Егора
Антоновича Энгельгардта.
После тихого Михайловского, мира лесов и полей,
Петербург показался Пушкину еще шумней, суетливей, чем прежде. Уже
третий год жил он в Петербурге и знал этот город не только с парадной
стороны.
В один из ненастных сентябрьских вечеров — такие
обычны на брегах Невы, когда осень вступает в свои права, — в квартире
директора департамента духовных дел и иностранных вероисповеданий
Александра Ивановича Тургенева происходило нечто странное.
Родители Пушкина обосновались в Петербурге на
постоянное жительство весною 1814 года. Вслед за Надеждой Осиповной,
которая приехала из Москвы со своей матерью Марией Алексеевной и двумя
детьми — Ольгой и Львом, прибыл Сергей Львович.
Дом вице-адмирала Клокачева, где снимали квартиру
родители Пушкина, — находился у Калинкина моста на набережной Фонтанки, в
отдаленной от центра части Петербурга — Коломне.
«C назначением Энгельгардта в директоры, —
рассказывал Пущин, — школьный наш быт принял иной характер: он с любовью
принялся за дело. При нем по вечерам устроились чтения в зале
(Энгельгардт отлично читал)…
Константин Николаевич Батюшков побывал в Лицее в
феврале 1815 года. Вскоре после этого Илличевский писал Фуссу:
«Признаться тебе, до самого вступления в Лицей, я не видел ни одного
писателя, — но в Лицее видел я Дмитриева, Державина, Жуковского,
Батюшкова, Василия Пушкина и Хвостова; еще забыл: Нелединского,
Кутузова, Дашкова».
Первое время он вскакивал спозаранку и испуганно
прислушивался: «Проспал!» Но почему же не слышно в коридоре веселого
топота и громких голосов? Почему не разбудил его дежурный дядька?
Один из молодых петербургских литераторов
рассказывал в «Письме другу в Германию»: «Посещая свет в этой столице,
хотя бы совсем немного, можно заметить, что большой раскол существует
тут в высшем классе общества. Первые, которых можно назвать правоверными
(погасильцами), — сторонники древних обычаев, деспотического правления и
фанатизма, а вторые — еретики — защитники иноземных нравов и пионеры
либеральных идей.
Через несколько месяцев после того, как Державин на
публичном экзамене с волнением слушал «Воспоминания в Царском Селе», в
журнале «Российский Музеум» появились стихи под названием «Пушкину».
В предисловии к первой главе «Евгения Онегина»
Пушкин писал: «Первая глава представляет нечто целое. Она в себе
заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в
конце 1819 года…».
На святой неделе вся обширная площадь перед Большим
каменным театром была запружена народом. Балаганы, катальные горы,
качели… В эти праздничные пасхальные дни простой петербургский люд
веселился как мог.
В Михайловском, как и два года назад, приветливо
шумели деревья старого парка, пестрели луга, сверкала на солнце гладь
озер и Сороти. Только не было здесь больше бабушки Марии Алексеевны.
Он и так был неслыханно дерзок. Раз, опоздав в
театр на китайский балет Дидло «Хензи и Тао», Пушкин прошел в партер,
отыскал знакомых и принялся громко рассказывать, что явился прямо из
Царского Села, где произошел забавный случай.
Дружба с Чаадаевым, завязавшаяся в Царском Селе,
продолжалась и в Петербурге. Здесь они виделись в гостинице Демута, где
гусар-философ снимал просторный номер.
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
