|
В разделе материалов: 211
Показано материалов: 31-60 |
Страницы: « 1 2 3 4 ... 7 8 » |
 Весною 1830 года положение моего отца
было незавидным и в экономическом и в служебном отношении. Не получая из
обещанных тестем средств ни копейки, он, кроме весьма ограниченного жалованья в
качестве чиновника Иностранной коллегии, не имел никаких постоянных источников
дохода; литературные труды не представляли ему верного обеспечения, несмотря на
довольно значительный спрос переведенных им романов... |
По
возвращении из Михайловского Александр Сергеевич пробыл в Петербурге очень
короткое время. Он отправился в Болдино и на пути своем посетил Москву, где и
был свидетелем кончины горячо его любившего дяди поэта Василия Львовича
Пушкина, «Нестора Арзамаса», который, будучи первым руководителем своих
племянников, имел на них самое
благотворное влияние и определил Александра Сергеевича в лицей, куда привез его
из Москвы. |
Моя мать, как я уже
говорил, предчувствовала кончину Василия Львовича, а потому не особенно
удивилась роковому известию, сообщенному ей Прасковьей Александровной Осиповой,
которой и отвечала, что она таинственным образом была уже подготовлена к
постигшему ее тяжкому удару. |
Осенью того же 1830 года отец мой, по
выздоровлении, вновь принялся за служебные занятия и литературные труды,
стараясь выйти, во что бы ни стало, из стеснительного материального положения. |
Я упомянул выше, что отец мой принял к сведению совет Маркова испытать
счастие служебной карьеры в Царстве Польском, где не сегодня завтра потребуются
не одни военные, но и другие русские силы по всем отраслям административной
деятельности. |
8 февраля состоялась, наконец,
после долгих проволочек, свадьба дяди Александра в Москве, и именно в церкви
Старого Вознесения, на Никитской. |
Лето 1831 года моя мать
оставалась большею частию в Петербурге, не имея возможности следовать за своим
мужем; провела она все это время в постоянных беспокойствах и душевных
волнениях.
|
Дядя Александр, вращаясь в большом
петербургском свете, пытался неоднократно втянуть туда и сестру, уверяя ее, что
ей еще не подобает по летам превратиться в отшельницу, а знакомство с
аристократическими салонами ей необходимо. |
Этот
новый (1832) год Ольга Сергеевна встретила в последний раз в кругу родных – в
доме моего деда и бабки – с братом и его женой. |
Подробное изложение деятельности покойного
отца после 1837 года, года, сразившего дядю, составляет особый отдел моих воспоминаний,
не вошедший в состав настоящей «Семейной хроники» и который я имею в виду напечатать
особо. |
«У нас зима жестокая, – пишет Ольга
Сергеевна моему отцу от 22 февраля 1832 года из Петербурга, – а морозы бесконечные.
Морозы, как сказал мне Александр, и в Псковской губернии, а ты сообщаешь, что стужа
также и в Польше. После этого как же могу к тебе тронуться отсюда? |
В письме от 22 мая моя мать сообщает, что
она вынуждена была объявить брату напрямик о неизбежности скорого своего отъезда
в Варшаву, несмотря на ее отвращение, как она выражалась, к «дурацкой Польше», потому
что жить на два хозяйства было немыслимо. |
Не
распространяясь подробно о том, как мой дед и бабка привыкли в конце концов к мысли,
что разлуки с дочерью рано или поздно им не миновать, и не описывая подробно последние
дни пребывания Ольги Сергеевны в Михайловском, скажу, что моя мать покинула родительский
очаг 6 октября 1832 года, недели за полторы до возвращения дяди Александра из Москвы
в Петербург... |
Разлука Сергея Львовича и Надежды Осиповны с дочерью на неопределенное время,
отсутствие младшего сына Льва, редкие свидания со старшим Александром, – все
это очень огорчало стариков Пушкиных. Скорбя об отъезде Ольги Сергеевны, они, по
всей вероятности, горько раскаивались в «жестких», как моя мать выражалась, поступках
с нею... |
По возвращении своем из Москвы в Петербург старики Пушкины
были обрадованы свиданием с сыном-поэтом и пришли в восхищение от его
дочери-первенца. |
В половине апреля 1834 года Пушкин расстался на несколько
месяцев с женою: Наталья Николаевна уехала с малолетними дочерью и сыном
из Петербурга в калужские имения Гончаровых – Полотняный Завод и
Ярополец, а дядя Александр оставался в северной столице до августа. |
...Внезапный
отъезд Леона в Тифлис меня очень огорчает, – пишет Сергей Львович от
того же числа. – Сам же он хотел служить при Блудове; но не успел Блудов
принять его на службу, как сын подает в отставку, нетерпения ради (pour
cause d’impatience)... |
"Александр вчера уехал в Тригорское, – сообщает Надежда
Осиповна моей матери от 7 мая 1835 года, – и должен возвратиться прежде
десяти дней, чтобы поспеть к родам Наташи. Ты подумаешь, быть может, что
он отправился по делу – совсем нет; а единственно ради удовольствия
путешествовать, да еще в дурную погоду! |
В августе 1835 года Ольга Сергеевна отправилась к родителям из Варшавы, взяв и меня с собою... |
Убийца моего дяди, барон Георг Дантес-Геккерен, главным
образом выступил на сцену летом того же года, на злополучной
Каменноостровской даче; впрочем, Ольга Сергеевна встретила его раза два
или три в доме своего брата уже в первых месяцах 1836 года. |
Те
же шлагбаумы, полосатые версты, станционные смотрители, запах навоза,
дым над трубой; та же дорожная пыль, выбиваемая копытами тройки и
уносимая ветром на полгоризонта, и самый ветер — послеполуденный —
зноен, горяч; повсюду уже пахло зерном, и ветряки махали крылами. |
Думы
Пушкина, впрочем, порою не очень-то были связны и отчасти мешались.
Дорога местами была довольно тряска. Никита Козлов, в новой татарской
ермолке, подаренной барином, громко посапывал и клевал носом, но, во
всяком случае, ничему не мешал. Мягко и ровно бежала навстречу дорога;
пустынная степь полна была запахов, и ноздри у Пушкина слегка
раздувались. |
Вечер
над Соротью был ясен, прозрачен. Едва уловимая августовская желтизна
разлита была в воздухе. Розовые легкие облака летели над розовым своим
отражением, но самые воды реки были, казалось, недвижны. |
Высылке
Пушкина друзья его ужаснулись. Но у него были и недруги. Смутные слухи о
неполадках в Одессе давно уже доходили на север. Булгаковы,
братья-почтмейстеры из обеих столиц, переписываясь, передавали друг
другу беглые новости. Константин Яковлевич писал из Петербурга в Москву
Александру Яковлевичу: «Кто-то сказывал новость… |
Дни
идут за днями. Осень дышит в стекло по утрам, и струйки холодной воды
сбегают прерывисто, судорожно: похоже на слезы. Но позднее солнце
наводит порядок: дали опять прозрачно светлы и легки облака. Так и
хмурость в душе сменяется творческой ясностью. |
После
проводов Вульфа Пушкин стал редко показываться даже за чайным столом.
По утрам он писал у себя, потом удалялся в Тригорское. Эта пора бытия
была ему тяжела, хотя вряд ли кто из окружавших его понимал это в полную
меру. В Тригорском ему, как всегда, были рады. |
Клонил
к концу и октябрь. Ночи уже холодны, но в доме еще не топили. Всюду
кругом дремлют леса: дров не запасали. Кроме того, печи дымили и в
прошлую зиму, но печники не показывались, с ними тянули. Старшие Пушкины
терпеть не могли, чтобы при них в доме работали: глина и грязь, запах
мужицкой овчины… Да скоро ведь и в Петербург! |
«Государь
император высочайше соизволил меня послать в поместье моих родителей,
думая тем облегчить их горесть и участь сына. Неважные обвинения
правительства сильно подействовали на сердце моего отца и раздражили
мнительность, простительную старости и нежной любви его к прочим детям. |
Через
несколько дней уехала, в сопровождении Михаилы Калашникова, и Ольга
Сергеевна. Пушкин простился с ней нежно. В эту осень она была очень мила
и даже, при всей своей обычной расплывчатости, проявила по отношению к
брату горячее чувство, не поддаваясь родителям, а порою и прямо им
противореча. |
И
Пушкин и Вяземский — в последнее время оба примолкли. Их переписка
после Одессы оборвалась: они не хотели подчеркивать свою близость друг к
другу. |
| |
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
