Выпуск, скоро выпуск… Директор, профессора и воспитанники Лицея были заняты им и только им одним.
Пятнадцать экзаменов не шутка. И хотя в Лицее, как и
во многих других учебных заведениях, экзамены скорее напоминали
спектакль, чем настоящую проверку знаний, дела хватало всем. «Мы опять
за книги, — писал Горчаков дядюшке. — Число занятий наших беспрестанно
накопляется по мере приближения срока нашего выпуска».
Особенно заботил выпуск Энгельгардта. Ведь, ко
всему прочему, ходили упорные слухи, что летом в Царское Село ожидаются
австрийский император Франц I, прусский король Фридрих-Вильгельм II,
некоторые князья из Германии. Для них уже готовили дома и
Александровский дворец, и все они — говорили и об этом — будут
присутствовать на торжестве в Лицее. Энгельгардт просил Пушкина написать
«Прощальную песнь воспитанников Лицея».
Пушкин отказался. По настоянию директора ему
предстояло сочинить для экзамена стихотворение о безверии, о муках
человека, не верящего в бога. С него довольно и этого. «Прощальную
песнь» пусть пишет другой. Кухонный пруд в Александровском парке. Фотография.
Все шло чинно-гладко. Лицей готовился к экзаменам. И вдруг происшествие. Едва не утонул Кюхельбекер.
Виноват был Малиновский. В столовой за обедом он
так обидел чувствительного Кюхлю, что тот в полном беспамятстве выскочил
из-за стола, выбежал из Лицея и бросился в Кухонный пруд близ
Александровского дворца.
Пруд был неглубок, Кюхельбекера сразу вытащили.
Осторожный Энгельгардт во избежание кривотолков поспешил сообщить
министру: «Сегодня во 2-м часу пополудни воспитанник Кюхельбекер в
припадке задумчивости, каковые с ним бывали и прежде неоднократно, после
весьма малозначащей ссоры с некоторыми товарищами, выбежав из дома
прежде, нежели побежавшие за ним люди успели его нагнать, и добежав до
канала, кинулся в оный. Он немедленно был оттуда вытащен и приведен в
чувство, и теперь находится в больнице, как кажется, в полном рассудке». Вильгельма Кюхельбекера вытаскивают из пруда. Карикатура Л. Илличевского.
Очнувшись в больнице, Кюхельбекер ничего не помнил. Скоро он оправился и продолжал вместе с другими учить и повторять.
15 мая 1817 года, во вторник, выпускные экзамены в Лицее начались. Первый был по латинскому языку, второй — по закону божьему.
На второй экзамен прикатило из Петербурга такое
множество черных ряс, что воспитанники ахнули. Попов пригласил князь
Голицын — новый министр народного просвещения. Был он известным
святошей.
17 мая на экзамене по российской словесности Пушкин
читал свое стихотворение «Безверие» — о муках безбожника. Энгельгардт
дал ему это задание не без умысла: ведь к вопросам религии Пушкин
относился легкомысленно. В альбом Илличевского записал:
Ах, ведает мой добрый гений,
Что предпочел бы я скорей
Бессмертию души моей
Бессмертие моих творений.
Последний, пятнадцатый, выпускной экзамен по физике состоялся 31 мая…
Экзамены окончились, а с ними окончились шесть лет
ученья, шесть лет лицейской жизни. Впереди у Пушкина был Петербург,
жизнь неизведанная, новая. Она влекла, она манила. Но к чувству
освобождения и радости примешивалась грусть. Товарищи, Лицей…
Пушкину верилось и не верилось: неужто, однажды
проснувшись поутру, он не услышит лицейский колокол, не увидит
товарищей… С кем же грустить и радоваться, кому поверять заветное, «что
душу волнует, что сердце томит», кому читать стихи?
Свобода радовала и не радовала. «Сердце дробилось». Лицей, Лицей…
Они обменивались посланиями. В изрисованном, исписанном альбоме Пущина появились стихи Пушкина.
Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок,
Исписанный когда-то мною,
На время улети в лицейский уголок
Всесильной, сладостной мечтою.
Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и сладость примиренья…
Что было и не будет вновь…
И с тихими тоски слезами
Ты вспомни первую любовь.
Мой друг, она прошла… но с первыми друзьями
Не резвою мечтой союз твой заключен:
Пред грозным временем, пред грозными судьбами,
О милый, вечен он!
Сразу после экзаменов их отпустили в Петербург на три дня «для обмундирования» — заказать себе платье для выхода из Лицея.
В тот же день Конференция — профессора с
Энгельгардтом решали их будущее, составили список, с каким чином и куда,
в зависимости от желания, «благонравия и успехов в науках», выйдет
каждый воспитанник.
Список не был еще составлен, а о нем уже сложили «национальную» песню, последнюю лицейскую «национальную» песню…
Этот список сущи бредни,
Кто тут первый, кто последний,
Все нули, все нули,
Ай люли, люли, люли!
Покровительством Минервы
Пусть Вольховский будет первый,
Мы ж нули, мы нули,
Ай люли, люли, люли!
Корф дьячок у нас исправный
И сиделец в классе славный,
Мы ж нули, мы нули,
Ай люли, люли, люли!
Будет юнкером гусаров,
Мы ж нули, мы нули,
Ай люли, люли, люли!
Дельвиг мыслит на досуге,
Можно спать и в Кременчуге.
Мы ж нули, мы нули,
Ай люли, люли, люли!
Не тужи, любезный Пущин,
Будешь в гвардию ты пущен.
Мы ж нули, мы нули,
Ай люли, люли, люли!
Пусть об них заводят споры
С Энгельгардтом профессо́ры.
И они те ж нули,
Ай люли, люли, люли!
Когда через три дня все вернулись в Лицей, список
был уже готов. Кто ж в нем первый? Чье имя будет первым записано
золотыми буквами на мраморной доске?
«Время близилось к выпуску, и начальство Лицея
хотело, чтобы на мраморной доске золотыми буквами был записан Горчаков,
по наукам соперник Вольховского, но большинство благомыслящих товарищей
Вольховского просили, чтобы первым был записан Вольховский, потому
говорили они: „Хоть у них отметки и одинаковые, но Вольховский больше
старается и в поведении скромнее", тогда начальство Лицея решило так:
записать их обоих — первым чтобы был Владимир Вольховский, вторым князь
Александр Горчаков» — так рассказывал близкий друг и биограф
Вольховского Розен.
Первый Вольховский… Он выпущен в гвардию,
представлен к награждению большой золотой медалью. Горчакову досталась
малая золотая медаль. Серебряными медалями наградили нескольких, в том
числе Кюхельбекера. Учителем в провинцию мать его не отпустила. Не для
того, говорила она, Вильгельм окончил Лицей.
Всех воспитанников по успехам и поведению поделили на два разряда: в первый — лучших, во второй — остальных. Свидетельство об окончании Лицея, выданное Пушкину.
Александр Пушкин значился по второму разряду с
маленьким чином коллежского секретаря. Он не огорчился, потому что был
равнодушен к службе. И на вопросы товарищей, доволен ли он, ответил
стихами, которые так и назывались: «Товарищам».
Промчались годы заточенья;
Недолго, мирные друзья,
Нам видеть кров уединенья.
И Царскосельские поля.
Разлука ждет Нас у порогу,
Зовет нас дальний света шум,
И каждый смотрит на дорогу
С волненьем гордых, юных дум.
Иной, под кивер спрятав ум,
Уже в воинственном наряде
Гусарской саблею махнул —
В крещенской — утренней прохладе
Красиво мерзнет на параде,
А греться едет в караул;
Другой, рожденный быть вельможей,
Не честь, а почести любя,
У плута знатного в прихожей
Покорным плутом зрит себя;
Лишь я, судьбе во всем послушный,
Счастливой лени верный сын,
Душой беспечный, равнодушный,
Я тихо задремал один…
Равны мне писаря, уланы,
Равны законы, кивера,
Не рвусь я грудью в капитаны
И не ползу в ассесора;
Друзья! немного снисхожденья —
Оставьте красный мне колпак…
Лицейская наградная медаль.
Красный колпак, фригийская шапочка, — головной убор
граждан времен Французской революции — символизировал вольность,
поэтическую свободу. Пушкин выбрал этот путь. Его влекло нечто большее,
чем чины и деньги.
Великим быть желаю,
Люблю России честь,
Я много обещаю —
Исполню ли? Бог весть!
С такими мыслями выходил он из Царскосельского Лицея…
Последнее торжественное собрание перед разлукой —
выпускной лицейский акт — состоялось 9 июня, через восемь дней после
окончания экзаменов.
К огорчению Энгельгардта, все было тихо и скромно, без австрийского и прусского королей и иностранных князей.
Собрались в актовом зале. Явился царь в
сопровождении одного лишь Голицына. Энгельгардт сказал речь. Куницын
прочитал отчет Конференции. Голицын «по старшинству выпуска» представил
окончивших «его величеству». Царь раздал награды — медали, похвальные
листы.
На лицевой стороне лицейской медали изображены были
«принадлежности наук и словесности»: сова — символ мудрости, лира,
свиток и венки — лавровый и дубовый. Над ними надпись: «Для общей
пользы».
Царь сделал воспитанникам «отеческое наставление», затем запели хором «Прощальную песнь».
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
О матерь! вняли мы призванью,
Кипит в груди младая кровь!
Длань крепко съединилась с дланью,
Связала их к тебе любовь.
Мы дали клятву: все родимой,
Все без раздела — кровь и труд.
Готовы в бой неколебимо,
Неколебимо — правды в суд…
«Прощальную песнь» написал Антон Дельвиг. Написал превосходно. Музыка Теппера была тоже хороша.
Царь не стал слушать пение. Он ушел вместе с
Голицыным. Пели не для них. Пели для себя, друг для друга. Пели — будто
клялись в вечной дружбе, клялись хранить то лучшее, что им дал Лицей.
Простимся, братья! Руку в руку!
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, здесь сроднила нас!
Друг на друге остановите
Вы взор с прощальною слезой!
Запись Пушкина в Памятной книге Е. А. Энгельгардта. Автограф. 1817 год.
Храните, о друзья, храните
Ту дружбу с тою же душой,
То ж к славе сильное стремленье,
То ж правде — да, неправде — нет,
В несчастья — гордое терпенье,
И в счастьи — всем равно́ привет!
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
Прощайтесь, братья, руку в руку!
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, здесь сроднила нас!
|