Я не представляю русскую литературу без Пушкина. Он входит в нашу жизнь с первой, едва осмысленной по слогам певучей строчкой, с колыбельной, которой убаюкивает нас мать, с волшебством народной сказки. Входит, несмотря на громаду своего гения, так же естественно и просто, как естественно и просто растёт трава и светит солнце.

У каждого из нас своя дорога к Пушкину. Моя дорога к поэту началась со  стихотворения «Пророк». Это стихотворение он написал 8 сентября 1926 года, когда находился в Михайловском. Пушкин носит его с собой в бумажнике, он готов кинуть их прямо в лицо – хотя б и царю, если нужно.

 «Пророк» является своеобразным поэтическим манифестом Пушкина. Поэзия – трудное и ответственное дело, считает он. А поэт отличается от простых смертных тем, что ему дано видеть, слышать, понимать то, чего не видит, не слышит, не понимает обыкновенный человек. Своим даром поэт воздействует на него, он способен «глаголом жечь сердца людей». Однако талант поэта не только дар, но и  тяжёлая ноша, большая ответственность.

«Пророк» - это идеальный образ истинного поэта в его сущности и высшем призвании. Пушкин чувствовал, как на него ложилась обязанность – противопоставить себя тому, что творилось, он хотел обрести голос, которого было бы нельзя не услышать, с которым нельзя не считаться. В стихотворении чувствуется знойная сила и страсть утверждения. Он повелительно жаждет, чтобы стихи его непосредственно врезались в самую жизнь:

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился,

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился,-

так он начал своего «Пророка». Это экспозиция и одновременно завязка. Пушкин показывает нам человека с высокими запросами, томимого духовной жаждою, то есть стремящегося к творческой деятельности. Но он стоит на «перепутье», не знает, чем и как удовлетворить «духовную жажду», а поэтому не живёт, а «влачится», прозябает. Образ шестикрылого серафима взят из Библии ( В христианской религии - ангел, относящийся к одному из высших ангельских ликов) и последние действия этого посланника Божия:

И он мне грудь рассёк мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнём,

Во грудь отверстую водвинул.

Библии принадлежит и общий тон стихотворения, он невозмутимо величавый. Отсутствие придаточных предложений, относительных местоимений и логических союзов при нераздельном господстве союза «и» также приближают  пушкинский язык к библейскому. Поэт использовал устаревшую лексику: глас- старославянизм, виждь и внемли- повелительное наклонение от глаголов видеть и внимать, глагол –слово, уста- губы. Она придаёт торжественность и величавость суровость и возвышенность всему стихотворению:                                

           И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замерзшие мои

Вложил десницею кровавой.

Здесь Пушкин начинает развёртывать, сам для себя,  картину преображения поэта в бойца. Это начало мучительного процесса превращения человека «томимого духовной жаждой» в пророка. Употребление в центральной части анафоры придаёт стихотворению также поэтический, торжественный и напряжённый тон. С каждой новой строчкой напряжение усиливается, и, наконец, достигает кульминации со строками: «И он мне грудь…». Анафора же  передаёт  монолог лирического героя.

Сравнения «перстами лёгкими, как сон», «отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы», «как  труп в пустыне я лежал», сплетение эпитетов и метафор «в пустыне мрачной», «сердце трепетное» придают стихотворению выразительность и образность.

«Моих зениц коснулся он» (серафим): поэту-пророку открылись тайны, которые недоступны простым смертным: «Горний ангелов полёт», «Дольней лозы прозябанье», «И гад морских подводный ход».

В заключительной части каждое слово полно глубокого значения. В этих строках содержится напутствие «серафима» пророку:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей.

Здесь же, в последней строфе, мы видим объяснение того, каким должен быть пророк. «Вещие зеницы» ему даны для того, чтобы видеть весь многообразный, красочный мир, чуткий слух нужен для того, чтобы слышать пульс жизни, в каких бы формах она не проявлялась, и в равной мере воспевать как «возвышенные», так и «низкие» предметы. Пророк-поэт, имея вещие зеницы и видя всё безобразие человеческой действительности, должен бороться с нею. Его действие и оружие – слово правды.… Но для того, чтобы слово правды, исходящее из жала мудрости (змея – символ мудрости), не язвило только, а жгло сердца людей, нужно, чтобы само это жало было разожжено огнём любви….