Со стихотворением А.С. Пушкина "Зимний
вечер" (1825г.) мы знакомы с детства и
воспринимаем его обычно в контексте детских
впечатлений. Но если не скользить привычно
поверх хорошо знакомых строк и интонаций, то
предстоит непростой путь постижения глубины
этого произведения – без какой-либо надежды
исчерпать его до дна.
В центре внимания лирического героя
стихотворения два главных явления. Первое –
буря, буря грандиозная, не умолкающая,
многоликая, по масштабу – вселенская. Этот образ
имеет чрезвычайно важное значение в
стихотворении. Невозможность исчерпать себя
подчеркнута в буре разными способами, в
частности, четырехкратным синонимичным
повтором: "то... завоет", "то... заплачет",
"то... зашумит", "то... застучит". Форма
глаголов подчеркивает многократность действий,
а строение фразы – их чередование,
непредсказуемое, но длящееся и длящееся. Кстати,
"обветшалая кровля" и "ветхая лачужка"
– не потому ли, что буре нет конца и она треплет
лачужку давным-давно?..
Буря отделяет мглою – пологом землю от неба и
обрушивается на землю, а между землей и небом все
– в хаотичном движении, все взвихрено. Вихри
обвевают лачужку, ударяются в её стены, шумят по
кровле; они вовлекают в бешеное кружение все на
земле.
Многие стилистические фигуры стихотворения
подчинены тому, чтобы передать ощущение: буря –
живое существо, безмерно огромное и
непредсказуемое. Это существо не злое и не
доброе, не зверь и не дитя, но "воет" и
"плачет". Буря – не просто живое существо,
это средоточие порыва, кружения, взвихренности.
Буря – своеобразное божество, в движение
которого вовлечено все сущее на земле.
Картина бури воссоздается первоначально с
помощью самого общего плана:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя...
Затем план воссоздания резко меняется от
вселенского масштаба до масштаба одинокого
человеческого жилья – крошечной точки в этой
громадной картине. В первой строфе взгляд на
лачужку – снаружи, а затем – самый крупный план:
изнутри предстает часть комнаты, в которой у
окошка – няня, а невдалеке – лирический герой.
Итак, в первом явлении, т.е. в буре, подчеркнуто,
что она всеохватна, многоголоса, её вихри
находятся в постоянном движении под пологом
мглы.
Во втором явлении, то есть в лачужке,
подчеркнуто то, что она ничтожно мала,
"печальна и темна", в ней слышится лишь
монотонный тихий звук веретена.
Лачужка одинока, заброшена в водовороте
снежных вихрей. Не появится в поле зрения
обитателей лачужки даже редкий "путник
запоздалый". Таким образом, с жильем
лирического героя и няни связаны в стихотворении
представления о каком-то абсолютном одиночестве
на перепутье земных дорог, взвихренном
незатихающей бурей. Именно поэтому первая
характеристика лачужки – "печальна" -
совершенно закономерна.
Вторая и не менее важная характеристика –
"темна". В этой характеристике есть
поэтическое преувеличение: лачужка освещена
лучиной или свечой, "темна" не означает
"погружена во тьму, мрак". Определение
"темна" аккомпанирует мгле, которой буря
"небо кроет". Мгла застилает небо – над
землею и на земле темно. Земля отлучена от света,
источником которого является небо: за пологом
мглы, там, вверху, светло... Царящая же на земле
мгла проникает и внутрь жилища, она не дает
рассмотреть персонажей, особенно лирического
героя стихотворения. Но нельзя сказать, что от
нас скрыта его душа, ее порывы, страдания, её
устремленность к идеалу, к свету.
Весь последующий текст стихотворения (начиная
со слов "Что же ты моя старушка...") –
своеобразный монолог лирического героя,
обращенный к другому лицу, к "ты". Обращений
несколько, и все они разные, хотя перед
лирическим героем все та же няня. Почему разные?..
В первый раз это "моя старушка"; обращение
простое, задушевное; отметим в нем возрастную и
социальную дистанцию (она ни в коем случае не
подчеркивается, таково лишь положение этих двух
человек в отношении друг друга). Во второй раз –
"мой друг". Здесь "снята" возрастная и
какая-либо другая дистанция; "мой друг" –
обращение к равному человеку, в котором
личностно (не только "по душе", но "по
духу") заинтересован говорящий. Однако в этой
форме обращения к няне есть некоторая
холодноватость. И вот наконец – "добрая
подружка". Это обращение звучит в
стихотворении дважды. В нем и сердечность
первого обращения, и, так сказать, реальное
равенство собеседников, которого не хватало
обращению "мой друг". Лирический герой
глубоко тронут присутствием няни, его душа
жаждет выплеснуться в диалоге с тем, кто разделит
с ним треволнения души, отсюда – "добрая
подружка..." Но в разыгравшейся душе
лирического героя буря звучит только один голос
– его собственный, он выдает тоску по человеку,
которому хотелось бы излить душу, её страдания.
Няня же рядом со смятенным героем
"приумолкла", дремлет под "жужжанье
веретена".
Еще раз подчеркнем противостояние
многоголосья всесокрушающей бури и
неподвижности героев на крошечном пространстве,
монотонности звука веретена.
Не из этого ли противостояния рождаются
попытки лирического героя оживить мир лачужки
движением ("выпьем..., "спой..."). Герой,
оглядываясь назад, видит свою бедную, полную
горя, страданий юность, в которой он был согрет
только тем теплом, которым одаривала его няня. И
сейчас, сама того не ведая, его поддерживает
только она.
Душа лирического героя смятена, подавлена
длительными горестями, одиночеством; все это
особенно ярко высвечивает разыгравшаяся буря.
Лирический герой перед нею беззащитен.
Няне смятение неведомо; она занята
повседневным делом, таким, которое её убаюкивает,
от него клонит в сон. Выход – в новом действии:
"выпьем...", "спой...". Для героя же эти
действия имеют существенно иное значение: он
делает еще одно усилие для того, чтобы стряхнуть
свое оцепенение и подавленность. Пожалуй, это
наивысший, кульминационный момент в
переживаниях лирического героя.
О чем же песня няни?
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
Взвихренному мраку за окном
противопоставляется мир, в котором человек не
смятен и подавлен, не одинок; его мир – тих и
светел, добр, естественен; в нем всему живому
отведено одинаково важное место в едином
круговороте живой жизни.
Этому единому круговороту естественной живой
жизни принадлежит и няня. Именно в этом, в этой ее
принадлежности заключается защита и опора для
лирического героя, человека
высокоинтеллектуального, с развитой душой, но
душой неспокойной, рефлектирующей, пронизанной
страданием. И сам лирический герой интуитивно
ощущает, что его спасение – в народном
миросозерцании, носительницей которого является
няня. Няня – воплощение его глубинной сущности,
но в этой сущности необходимо утвердиться...
В финальной строфе повторяются первые четыре
стиха произведения, за которыми следует
заключительный повтор – четырех стихов, начиная
со слов "Выпьем, добрая подружка..." Но
акценты в заключительном повторе иные, такие,
которые позволяют считать эти четыре стиха
относительной развязкой переживаний
лирического героя. В кульминации, на наш взгляд,
выделены эпитет "бедной" и эмфаза "с
горя". В развязке же акценты в тех же самых
строках иные – на эпитете "добрая" и
метафоре "сердцу будет веселей".
Страдание, томление лирического героя не
исчерпало себя в развязке, но оно стало не таким
мучительно острым. Хотя бы частично оно
"снято" присутствием няни, ее взглядом на
мир, созвучном народным песням. И буря, чье
неистовство не заслоняет от нас страданий героя,
несколько отдалилась. Её голоса в развязке
воспринимаются издали. Из четырех "то..."
осталось только два: буря уже не зашумит по
кровле и не застучит в окошко. Она продолжается,
но несколько отступила от "ветхой лачужки",
следовательно, и голоса воспринимаются
спокойнее, хотя и здесь все те же "зверь" и
"дитя", с некоторыми буря сравнивается.
В финале особенно ясно, что буря – это не только
образ природной стихии, буря высвечивает
внутреннее состояние лирического героя,
переживающего боль и страдание. Боль эта –
непреходящая, но она может быть меньше;
преодоление боли – на пути к народному
миросозерцанию.
Это стихотворение обобщающего звучания. Оно о
судьбе человека вообще, о его жизненном пути,
который пролегает во мраке неизвестности, среди
вихрей жизни и судьбы. Путь этот тяжел. Человек на
этом пути одинок, на него со всех сторон
обрушиваются тяготы жизни. Но он должен найти в
себе силы жить, должен оставаться добрым и
преданным, тосковать о любви, о дружбе, уметь быть
благодарным за заботу, пытаться найти опору в
естественном порядке вещей, в представлениях
народа о красоте. |