Связь стихотворения со сквозной любовной темой СМЖ – только в заглавии. Но кружащиеся, как ужас, вороньи стаи повторятся потом у Пастернака в стих. «Ну и надо ж было, тужась...» (1919) – тоже в связи с любовной темой в концовке.

В 1-й строфе большинство слов в прямом значении (кружевные занавески, воронье, ужас, стужа), во 2-й – в переносном (в прямом только октябрь, этаж) – резкий сдвиг от 20 к 70% тропеичности. Впрочем, если считать кружевные занавески метонимией окна (или метафорой кружащихся за ним птиц?? – предложение К.М. Поливанова), то тропеичность 1-й строфы поднимается до 50%. Ужас стужи – легкая двусмысленность, ужас перед стужей – вместо более обычного ужасная стужа; ужас заронен – по образцу более обычных фразеологизмов заронить сомнение, подозрение. Обе строфы густо аллитерированы на -уж-жу- (больше всего в 3-й строке) – это фоническая кульминация стихотворения; метонимия кружится октябрь (= кружатся октябрьские вороны) явно подсказана кружевными занавесками предыдущей строфы.

По смыслу книги о «лете 1917 года» здесь идет речь об октябре 1916 г. Но при публикации этих стихов (1922) ассоциации с «жутью» октября 1917 г. были неминуемы, хотя из дальнейшего видно, что здесь октябрь – еще благо по сравнению с наступающей зимой.

Что ни просьба, что ни стон, / То, кряхтя, / Заступаются шестом / За октябрь. «Среди стонов (осеннего ветра?) каркающие птицы стараются подольше сохранить хотя бы октябрьское предзимье». Самая трудная строфа: во-первых, из-за пропуска подлежащего, во-вторых, из-за непонятного шеста. Первая строка построена по образцу временных конструкций что ни час, что ни день: осень как будто состоит не из часов и дней, а из стонов и просьб (о том, чтобы зима помедлила, пощадила). Это стоны и просьбы – как бы двойная причинно-следственная метонимия: осеннее время – причина тяжелого настроения, а оно – причина просьб и стонов. Может быть, в них присутствует также и метафорическое обозначение порывов ветра – судя по упоминанию ветра в деревьях в начале следующей, 4-й строфы. ОК предполагает, что эти стоны и просьбы (чьи, не уточняется: с ветром она их не отождествляет) и являются подлежащими в строфе: они с шестом наперевес агрессивно выступают на защиту октября. Это кажется малоубедительным: скорее подлежащими могут быть или кружащиеся вороны (из 1-й строфы, с согласованием по смыслу «воронье... заступаются»), или люди, обитающие в этажах (из 2-й строфы, прямо там не названные). При первом понимании перед нами картина: часть стены дома на уровне второго (и выше) этажа с окнами (и кружевными занавесками за стеклами), карнизом перед ними и вороньем на карнизе; снизу кто-то невидимый, размахивая шестом, сгоняет птиц с карниза, и они, каркая (кряхтя), начинают кружиться перед окнами. Поэт переосмысляет картину: движущийся шест представляется орудием не гонителя, а гонимых, это вороны шестом защищают октябрь. Переосмысление натянутое; но совершенно такое же будет при упоминании ветра в деревьях в начале 4-й строфы. При втором понимании (предположение Ю.Л. Фрейдина) точка зрения остается внутри жилища: комната с высоким окном (и кружевными занавесками в нем), и жилец, кряхтя, старается шестом затворить высокую форточку, чтобы не выпустить из комнаты остаток предзимнего тепла: заступается шестом за осень. Второе понимание лучше вяжется с предыдущей частью текста (в помещении), первое – с последующей (на ветру). При первом понимании в строфе употреблено в прямом смысле только слово шест, при втором – также и кряхтя (соответственно, 85 и 65% тропеичности, очень высокие показатели).

Ветер за руки схватив, / Дерева / Гонят лестницей с квартир / По дрова. «Ветер гнет деревья, их ветки – как вытянутые руки; и от холода люди бросаются по лестнице (со своих вторых этажей) покупать дрова для печек». Может быть, с неназванным словом гнуть аллитерирует названное гонят (как и дерева с дровами). Переосмысление картины – в том, что на самом деле руки-ветки принадлежат деревьям, а в стихотворении – ветру; на самом деле людей гонит холодный ветер, а в стихотворении – деревья. В переносном значении – только 3 слова из 8 (за руки схватив, гонят), 35% тропеичности.

Снег валится, и с колен – / В магазин / С восклицаньем: / «Сколько лет, / Сколько зим!». «На улице – снегопад сугробами по колено, и вместе с людьми снег вваливается в дровяные склады – так же, как и в прошлую зиму». Вариант первой публикации: «Снег все гуще...»; замена – вероятно, для того, чтобы глагол валится (с книжным ударением; в разговорной речи, кажется, уже преобладало валится; ср. иной выбор во 2-й строке) подсказывал пропущенное сказуемое вваливается. Это второе по трудности место – опять двусмысленность с подлежащими: то ли в магазин вваливаются люди с лестниц (так – по ОК, которая, однако, не поняла, что магазин – это необычное название для дровяных складов, и поэтому потеряла связь между 4-й и 5-й строфами), то ли снег (так – при буквальном понимании текста). Первое лучше вяжется с предыдущей строфой («нас холод гонит по дрова, на нас валится снег, мы вваливаемся в магазин»), второе – с последующими строфами, где он, снег, становится главным героем.

С колен – тоже двусмысленно: первое напрашивающееся значение – снег налип на колени (оттого, что сугробы высокие, что сильная метель, что человек упал на улице) и осыпается, отряхивается с них (так – ОК); второе, не менее сильное, – кто-то валится, а потом встает, поднимается с колен или как бы с колен (если снег – то с высоты первого, тонкого, робкого покрова до высоты сугробов; если человек – то после того, как он упал перед дверью магазина). Эта двусмысленность у ОК не отмечена.

Приветствие Сколько лет, сколько зим! осмысляется буквально: вопрос требует ответа, и ответ подразумевается простой: от встречи до встречи с снегом проходит ровно год. Это поворотное место в стихотворении: пугающее линейное время, ведущее от страшного предзимья к еще более страшной зиме, сменяется успокаивающим циклическим временем, ведущим сквозь зимы, и зимний холод из убивающего становится анестезирующим (на смену черной осени приходит белая зима, по выражению ОК; признак осени – ветер, признак зимы – снег, в любимую Пастернаком метель они не сливаются). Только здесь становится понятно, почему стихотворение под заглавием «До всего этого была зима» начинается разговором об октябре, еще осеннем месяце: это опережающее, убыстренное вращение годового цикла (так и в стихотворении 1959 г. «Единственные дни» декабрь оказывается уже весенним месяцем, – указано Ю.Фрейдиным). Из 7 знаменательных слов строфы все употреблены в прямом значении (0% тропеичности): это как бы семантическая кульминация стихотворения; но за четырьмя из них (валится, с колен, лет и зим) ощущаются и побочные значения.

Сколько раз он рыт и бит, / Сколько им / Сыпан зимами с копыт / Кокаин! // Мокрой солью с облаков / И с удил  / Боль, как пятна с башлыков, / Выводил. «Такой снег и в прошлые зимы был рыт и бит конскими копытами и после каждого удара осыпался с копыт порошком обезболивающего кокаина; падая с небес, он, как пятновыводитель – пятна, удалял боль (не только) с конских губ под удилами (но и у меня из души)». В метафорическом ряду дважды появляется образ извозчика – по-видимому, на быстром скаку (рыт и бит копытами, сыпан с копыт, с затянутых до боли удил; также и башлыки?); может быть, представляется поездка с женщиной на лихаче (как у Блока), тогда с нею естественно ассоциируется кокаин. С облаков – т.е. как спасительный Божий дар; на мокрую соль похож любой хлористый пятновыводитель («чтобы не осталось пятна от красного вина, нужно тотчас посыпать это место солью») – именно как соль, сыплется с неба снег на башлыки.

В прямом значении употреблены слова зимы, облака, копыта, рыт, бит, сыпан, может быть, – удила (50% тропеичности, возврат к среднему уровню). Понимание усложнено лишь расшатанным синтаксисом. Вместо сколько раз он (снег) осыпался с копыт, как кокаин сказано сколько раз он осыпал с копыт (себя, как) кокаин; может быть, сравнительное как подсказывается словом кокаин (созвучное с ним сколько произносится с разговорной небрежностью, скоко, ср. со 2-й строкой). В фразу «(осыпаясь) мокрой солью с облаков... выводил боль, как пятна с башлыков» вклинены слова и с удил, которые синтаксически связаны с облаками (как бы осыпаясь с облаков и с удил – может быть, пена, падающая с удил, тоже похожа на мокрую соль?), а по смыслу – с «болью» (и = даже: выводил боль даже с (конских губ, болящих от) удил, метонимия). Столкновение двух конструкций (ОК замечает только вторую) дает и здесь двоящуюся картину. (Разноотнесенность двух с – с облаков и с удил – напоминает языковые шутки вроде «шли дождь и два студента, один в пальто, другой в университет»: ср. в «Балашове» мысль «шли дождь и похоронная процессия», на которой строится типичная пастернаковская метонимия сквозь дождик сеялся хорал...)

Размер стихотворения – с неожиданными комическими ассоциациями, песенный («Кумане(че)к, побывай у меня...»; ср. потом у Кирсанова: «Не деньга ли у тебя завелась...» – и т.п.).