Первоначало стихотворение называлось «Отношение к лошадям» и было опубликовано газетой «Новая жизнь» в ию­не 1918 г.

История о лошади помогает поэту рассказать о своей соб­ственной тоске и боли. Сюжет произведения — лишний повод задуматься о соотношении алчного и грубого со светлым и гуманным в душе каждого из нас и в обществе в целом.

Эту тему задает на первый взгляд, незначительное звуко­подражание, которое не только имитирует цокот копыт, но и выдвигает лексически значимые слова, несущие в себе тему грабежа и насилия:

Грабь. Гроб Груб.

Далее в сюжете произведения дается небольшая, но емкая пейзажная зарисовка, построенная на олицетворении:

Ветром опита, льдом обута, улица скользила.

Восприятие улицы как одушевленного существа подчер­кивает, что лошадь не виновата в своем падении, которое под­робно описывается далее.

В.В. Маяковский в совершенстве владел оригинальными приемами и способами создания художественного простран­ства. Поэт удачно использует образы смеха и модных в то время штанов-клеш, которые выполняют объединяющую функцию в зрительном и звуковом планах. Благодаря этим ху­дожественным обобщениям в стихотворении создается образ толпы, разноликой и в то же время одинаковой в своем жесто­ком и бездушном смехе над несчастным животным. Однако лирический герой далек от тех, кого лишь позабавила эта обыденная сценка городской жизни:

Смеялся Кузнецкий,

Лишь один я

голос свой не вмешивал в вой ему.

Подошел и вижу

глаза лошадиные...

Многоточие и последующий за этим перебив в развитии темы срабатывают в данном случае как приемы укрупнения детали. В.В. Маяковский сознательно умалчивает о том, что герой увидел в раскрытых глазах лошади. Он предоставляет читателю право дорисовать всю глубину эмоционального пе­реживания несчастного существа. И при этом художествен­ный эффект данного приема воздействует с гораздо большей выразительной силой, нежели если бы автор подробно описал глаза лошади, полные страдания.

Жестокая толпа народа моментально теряет интерес к ис­тории с лошадью. В.В. Маяковский мастерски показывает ее немое равнодушие с помощью метафоры:

Улица опрокинулась течет по-своему.

Возникает закономерный вопрос, кто из существ более высоко организован: человек или лошадь? В одной из строк В.В. Маяковский называет смех людей воем. Лошадь же пла­чет, и лирический герой утешает ее, как ребенка.

Основное настроение произведения удачно передает опреде­ление «звериная тоска», хотя финал контрастно оптимистичен:

Хвостом помахивала.

Рыжий ребенок.

Пришла веселая, стала в стойло.

И все ей казалось - она жеребенок,

             и стоило жить, и работать стоило.

Символично созвучие: рыжий ребенок — жеребенок. В.В. Маяковский последовательно и настойчиво сравнивает лошадь и человека. Как и лошадь, каждый из нас способен оступиться, пасть духом на жизненном пути. Поэт показыва­ет, как трудно, но необходимо найти в себе силы и встать, не обращая внимания на пустые крики зевак, на насмешки тех, кому безразлична твоя судьба.

В стихотворении есть интересные рифмы: составные («в вой ему» — «по-своему», «один я» — «лошадиные»), когда рифму­ются омонимы («пошла» — краткое прилагательное и «пошла» — глагол), много неточных рифм («зевака» — «зазвякал»).

По настроению и творческой манере данное стихотворе­ние органично связано с ранним творчеством поэта. Философ­ская глубина произведения очевидна. Исследователи усматри­вают глубокие связи его с творчеством Ф.М. Достоевского (в частности, с образом несчастной клячи из романа «Преступ­ление и наказание»).