Лирика Николая Гумилёва, начиная с раннего
сборника «Романтические цветы» (1908), пленяет
удивительной силой духа, высокими
представлениями о жизни и чести, красотой
любовного чувства.
Последний сборник стихов Гумилёва — «Огненный
столп» — вышел уже после его гибели, в 1921 году.
Поэт включил в него произведения, которые
считаются вершиной его поэзии. Это попытка
подвести итог творчества, в то же время это
желание высказаться, быть понятым до конца,
остаться в памяти своих читателей.
Можно сказать, что «Огненный столп» — это книга
по преимуществу философской лирики. Философскую
направленность подчёркивает само название
сборника. Смысл его раскрывается при обращении к
ветхозаветной Книге Неемии: "В столпе облачном
Ты вёл их днём и в столпе огненном — ночью, чтоб
освещать им путь, по которому идти им” (9, 12).
Огненный столп — символ поэзии, которая ведёт
человека по жизни, помогает увидеть то, чего он не
сумел увидеть сам.
Открывает сборник стихотворение «Память». Оно
было написано в 1920 году. В нём поэт, может быть,
впервые обратился к впечатлениям детства,
поведал о четырёх метаморфозах своей души, или,
вернее, о последовательном пребывании в нём
четырёх различных душ, так как люди, в отличие от
змей, "меняют не тело, а души”. Это стихотворение
можно назвать кратким очерком духовного
развития поэта.
«Память» — правдивый рассказ о преодолении
собственных слабостей, о противостоянии внешним
обстоятельствам, о серьёзных испытаниях, в
которых закаляется характер и мужает сам
человек. Поэт говорит об изменении внутреннего
мира, о пересмотре жизненных ценностей. В своём
духовном развитии его душа прошла четыре стадии.
Первая "душа” сделала из него "колдовского
ребёнка”, который останавливал словом дождь и в
друзья избрал дерево и рыжую собаку.
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребёнок,
Словом останавливавший дождь.
Дерево да рыжая собака —
Вот кого он взял себе в друзья...
По воспоминаниям людей, хорошо знавших
Гумилёва в юности и позже, он был некрасив,
непривлекателен: вытянутая голова, рыхлые черты
лица, толстые бледные губы, бесцветные волосы,
косящие глаза, шепелявость. Сказка Андерсена о
гадком утёнке словно решила повторить себя в
судьбе царскосельского поэта. Именно это имела в
виду Ахматова, когда в 1912 году писала о Гумилёве в
стихотворении «В ремешках пенал и книги были…»:
Только ставши лебедем надменным,
Изменился серый лебедёнок.
Может быть, эти обстоятельства внешней жизни
Гумилёва повлияли на его тягу ко всему
романтическому, прекрасному, экзотическому. Его
путешествие в Африку, интерес к китайской
культуре свидетельствуют о том, что Гумилёв не
удовлетворялся обыденной действительностью,
противостоял общественному мнению, скуке
обывательского существования.
Вторая "душа” превратила его в "поэта,
который хотел стать богом и царём”.
И второй... Любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь — его подруга,
Коврик под его ногами — мир.
Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царём...
Гумилёв искренне признаётся: "Он совсем не
нравится мне”.
Вероятно, речь идёт о первом сборнике стихов
«Путь конквистадоров», который поэт сумел издать
в 1905 году. И хотя в этих стихах проявилось
мужественное, волевое начало лирики поэта,
впоследствии ему очень хотелось забыть о
существовании этой романтической книги. В 1912
году свою четвёртую по счёту книгу «Чужое небо»
он официально назвал третьей, тем самым
решительно вычеркнув из собственной
литературной биографии свой формальный дебют.
Третья "душа” разбудила в Гумилёве
мореплавателя и стрелка.
Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка.
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.
Высока была его палатка,
Мулы были резвы и сильны,
Как вино, впивал он воздух сладкий
Белому неведомой страны.
Муза дальних странствий манила поэта ещё в
детстве. Окончив гимназию, Гумилёв сразу же
отправляется в морское плавание на целое лето.
Затем, уже из Франции, он совершил путешествие по
Африке, побывал в Египте, Абиссинии, Италии.
Страсть к путешествиям определила темы и
характер его лирики. Гумилёв воспевает отвагу,
мужественность, бесстрашие, его лирический герой
напрягает все силы души, преодолевая преграды и
стихии, встающие на его пути.
Следующий этап в биографии поэта — участие в
Первой мировой войне. Он пошёл на фронт
добровольцем, считал, что это его патриотический
долг. Служил прапорщиком в гусарском полку,
отличался большой смелостью и был награждён
двумя солдатскими Георгиевскими крестами.
Несмотря на это, Гумилёв не принимал войны, ему
был чужд шовинистический угар. Вот как об этом
сказано в «Памяти»:
Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял весёлую свободу
На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.
В этот момент в нём уже зародилась четвёртая
"душа”. Это душа человека, который верит в
лучшее в мире и в людях, любит родину, сердцем
чувствует её боль и страдания.
Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле.
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
В критической литературе о Гумилёве
утвердилось мнение об аполитичности поэта, не
отразившего в своём творчестве события
революционного переворота 1917 года, Гражданской
войны, послереволюционного устройства жизни. И
хотя он активно работал в первых советских
учреждениях культуры — в Союзе Поэтов, в
издательстве «Всемирная литература», —
негативное отношение к новой власти было
неизменным. Однако С.И. Чупринин в своей статье
«Из твёрдого камня», посвящённой судьбе
Гумилёва, высказывает вполне справедливую мысль
о том, что поэт, "ни полсловечка не проронивший в
стихах о революции, исключивший политику из
своего творчества, многим обязан, именно как
поэт, общенациональному потрясению”. Две строфы
стихотворения «Память», приведённые выше, как
нельзя лучше подтверждают это. Лучшие строки
стихотворения, одухотворённые светом любви к
родине, проясняют жизненную позицию Гумилёва,
помогают увидеть в нём гражданина и патриота.
Особенно сильное впечатление производят
последние две строфы «Памяти», где появляются
символические образы Христа (Путник) и его верных
учеников Марка и Иоанна (в стихотворении это лев
и орёл):
Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но всё пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.
Бессмертие Богочеловека, оставившего после
себя преданных учеников, сродни бессмертию
поэта, который оставит о себе память своими
стихами. И хотя Гумилёв в последней строфе
выражает сомнение в том, что голос его будет
услышан и душа обретёт бессмертие, такая
возможность существует, так как люди "меняют
души, не тела”.
Средства художественной выразительности также
направлены на раскрытие идеи лирического
произведения. Неприятие себя прежнего
подчёркивается использованием местоимения
третьего лица, поэт смотрит на себя словно со
стороны: "Он совсем не нравится мне, это // Он
хотел стать богом и царём, // Он повесил
вывеску поэта // Над дверьми в мой молчаливый
дом”. Однако прежнее мировосприятие ушло в
прошлое. В последних пяти четверостишиях, где
поэт говорит о своей духовной зрелости,
используется местоимение первого лица: "я —
угрюмый и упрямый зодчий”; "я возревновал о
славе Отчей”; "предо мной предстанет, мне
неведом”; "крикнул я”. Здесь Гумилёв не
прячется от себя прежнего, четвёртое измерение
души ему ближе всего. Отсюда и обращение к
первому лицу.
Пора зрелости, испытания, посланные судьбой,
позволили определиться в этой жизни, оглянуться
на пройденный путь, отметить ошибки и
заблуждения, пересмотреть свои взгляды.
Последние строфы написаны зрелым поэтом и
убеждённым в своей правоте человеком. В них
преобладают слова высокого стиля: зодчий; храм,
восстающий во мгле; возревновал; слава Отчая;
пламенем палимо; взойдут, ясны, стены Нового
Иерусалима. Многочисленные инверсии также
подчёркивают значимость поднятой темы и
торжественность интонации, избранной поэтом для
разговора о судьбе мира, родины, народа.
Привычная метафора "память жива” получает
своё буквальное воплощение в стихотворении, поэт
обращается к ней, как к равной:
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведёшь...
Память, память, ты не сыщешь знака...
Память, ты слабее год от году...
Наконец, начинается и заканчивается
стихотворение строчками, которые повторяются:
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.
Это своеобразное обрамление не только придаёт
лирическому произведению завершённость,
законченность, но и является поэтической
декларацией автора, который верит в бессмертие
души, дарованной человеку Богом, верит в духовное
возрождение и возможность совершенствования.
Сравнивая между собой "четыре души” поэта, мы
получаем не убегающую прямую, а гармонически
законченный круг. Вместе с поэтом мы проходим тот
путь, которым прошёл он, духовно мужая, вновь и
вновь возрождаясь к жизни. |