Цветаева утверждала: "...чтение есть соучастие в творчестве". В случае с Цветаевой это особенно важно иметь в виду, так как для нее характерна небывалая прежде структурная и семантическая (смысловая) спрессованность поэтического письма, опускание само собой разумеющегося, непредсказуемость, оригинальность метафор, отсылка к мировой и отечественной поэтической классике. В идеале Цветаева требует равного себе по эрудиции, поэтической фантазии читателя.

Вполне сознавая, что "всякая попытка аналитического подхода к синтетическому явлению заведомо обречена" (И. Бродский), то есть поверить гармонию алгеброй невозможно, попробуем, насколько это вообще возможно, развернуть, расшифровать образную структуру стихотворения М. Цветаевой.

Стихотворение "Рельсы" написано 10 июля 1923 года. В мае 1922 года М. Цветаева вместе с дочерью Ариадной вынуждена была оставить Россию. Годы на чужбине были тяжкими: Берлин, Прага, Париж... Отношения с русской эмиграцией были очень сложными, отношение критики – скорее враждебным: участь выдающихся поэтов везде одинакова...

В стихотворении "Рельсы" отразилась и тоска по родине, и горькое чувство безысходности, и чувство общности судьбы с теми, кто вынужден был оставить родной дом...

"Простыня", "полотно", "швея", "ножницы" ("ножницами режущий гудок"), "сваха" – эта бытовая лексика (традиционные предметы женского обихода) в стихотворении Цветаевой обретает метафорический смысл, наполняется траги- ческим содержанием. Отчаянье, сваха здесь воспринимаются как тождественные судьбе ("Простыни разостланы. – Твоя!") , как расстилающие полотно судьбы перед несчастными женщинами. Женская нежность и драматизм предлагаемых судьбою обстоятельств, – на этом столкновении построена первая строфа. "Рельсовая режущая синь!" – и холодно поблескивающие, разрезающие пространство стальные рельсы, и режущая синь (режет глаза от слез, от боли расставания) родного русского неба.

И далее поэтическая мысль в стихотворении развивается не линейно (не аналитически), а кристаллообразно (синтетически), то есть появляется ряд ассоциаций – метафорических образов, развивающих тему женской разлуки с родиной. Причем максимальное приращение смысла происходит благодаря обращению поэтессы к широкому литературно- му контексту. В том числе к пушкинскому: "Пушкинское: сколько их, куда их // Гонит! (миновало – не поют!)" – реминисценция из стихотворения А.С. Пушкина "Бесы". Цветаевой важен мотив изгнания, покорности року, неведомой силе, покорство, безмолвное от бессилия что-либо изменить ("миновало – не поют"), от бессилия перед исторической метелью. См. у Пушкина в "Бесах":

 Бесконечны, безобразны,
 В мутной месяца игре
 Закружились бесы разны,
 Будто листья в ноябре...
 Сколько их! куда их гонят?
 Что так жалобно поют?
 Домового ли хоронят.
 Ведьму ль замуж выдают?

Библейские сюжеты также вовлекаются в метафорический контекст стихотворения: "Женою Лота // насыпью застывшие столбы..." По библейской легенде жена праведника Лота превратилась в соляной столп, так как оглянулась назад – на стены грешного, но дорогого ей города Содома, на родной очаг. Как же было не оглядываться в дорогое прошлое женщинам России, покидающим свою родину? "Насыпью застывшие столбы", – это, видимо, железнодорожные указатели километров, но это и неисчислимые окаменевшие от горя и отчаяния женщины-изгнанницы России. В сходном ключе, сочувствуя жене Лота, разрабатывает библейский мотив А. Ахматова в стихотворении 1924 года "Лотова жена". Ахматова также сочувствует жене Лота, которая не могла, в отличие от мужа, не оглянуться "На красные башни родного Содома, // На площадь, где пела, на двор, где пряла, // На окна пустые высокого дома, // Где милому мужу детей родила..." Потому и у Цветаевой "уезжают – покидают,.. остывают – отстают // ...остаются".

Образ древнегреческой поэтессы с острова Лесбос Сафо (Сапфо) придает трагедии русских женщин общечеловеческое содержание: "Обезголосившая Сафо плачет, как последняя швея...", – Сафо также вынуждена была оставить родной город. Сафо была необыкновенно знаменитой, ее изображения чеканили на монетах, ее чарующий голос сравнивали с пением соловья. Представить себе утратившую поэтический голос, обезголосившую Сафо невозможно: поэтическое слово – это способ ее существования. Но коль это произошло, значит, отчаяние и горе ее были беспредельны. Перед судьбой, властью рока оказываются все равны, потому что изгнание, потеря родины тяжелы и для гениальной поэтессы, и для "последней швеи". Отчаяние изгнания, повторяясь в веках, объединяет всех женщин.

"Рельсы" М. Цветаевой вызывают в памяти и стихотворение А. Блока "На железной дороге", прежде всего его начальные и заключительные строки:

 Под насыпью, во рву некошенном,
 Лежит и смотрит, как живая,
 В цветном платке, на косы брошенном,
 Красивая и молодая...
 Не подходите к ней с вопросами,
 Вам все равно, а ей – довольно:
 Любовью, грязью иль колесами
 Она раздавлена – все больно.

Метафорой занимающейся, но прерванной в самом начале, угасшей до срока зари-жизни завершает Цветаева свое стихотворение:

 Растекись напрасною зарею,
 Красное, напрасное пятно!
 ...Молодые женщины порою
 Льстятся на такое полотно.

И вновь цветаевская метафора оригинальна, непредсказуема: женщины обычно льстятся на полотно-ткань, но не на полотно смерти – самоубийство.

Пятая строфа побуждает оценить справедливость замечания поэта И. Бродского об особенностях стиля М. Цветаевой: для поэта "фонетика и семантика за малыми исключениями тождественны". Тождественны потому, что само звучание слова становится значимым. Строки "Плач безропотности! Плач болотной // Цапли... Водоросли – плач!" – варьируют (кристаллически наращивая) тему страданий, безропотного отчаяния. Подлинное горе безмолвно (нет сил кричать и заламывать руки), водоросли (образная параллель страдающих безмолвно женщин) как бы утонули в воде – в море слез. Здесь фразеологизму "утонуть в слезах" возвращается его буквальное значение, обнажение внутренней формы фразеологизма обновляет, обогащает его содержание. Безмолвней, безропотней и горше плача не бывает! Аллитерация на сонорные, в первую очередь на "л", (что характерно для Цветаевой вообще) сближает стихотворение с фольклорными жанрами – древними причитаниями, плачем, придавая первичность, "подлинность", всеобщность (архетипичность) переживаниям женщин, покидающих родину.