Он проснулся внезапно, как от толчка. В первую минуту не понял, где он и что с ним. Потом вспыхнуло: «Петербург, гостиница…»
Маленькая тесная комната была наполнена
призрачным светом, лившимся из окна. Он подумал, что уже утро, но в доме
и на улице все было безмолвно, неподвижно и стояла та гулкая, чуткая
тишина, которая бывает лишь ночью. Затаив дыхание, медленно, осторожно,
чтобы, Боже упаси, не разбудить отца и брата, Федор выбрался из комнаты и
спустился по лестнице. Дверь была на засове. Отодвинул его. В лицо
пахнуло свежестью, запахом воды. Верстовой столб на Московском проспекте у Обуховского моста. Фотография
Дворник спал тут же на улице у стенки
дома на разостланном тулупе. Из полосатой будки, стоявшей возле моста,
вдруг внезапно, как Петрушка из короба, выскочил лохматый, простоволосый
будочник и хрипло спросонья заорал:
— Кто идет? Кто идет?
Верно, пригрезилось во сне ему нечто.
Ответа не последовало. Ни единой фигуры не двигалось по набережной, и будочник скрылся столь же внезапно, как выскочил.
Федор огляделся. В неподвижной темной
воде Фонтанки отражался Обуховский мост с каменными башенками и цепями.
Баржи дремали на реке. Строгие линии и лепные украшения домов были
отчетливо видны до мельчайших подробностей. Петербургская белая ночь, о
которой он столько слышал… Федор стоял и смотрел. Наконец, прозябнув,
вернулся в гостиницу. Лег и заснул. Но часто просыпался, приподнимался
порывисто и глядел в окно, будто хотел поймать ночь. Ночи не было. За
окном парил все тот же прозрачный серебристый сумрак, придающий
предметам странно-таинственный вид. Набережная реки Фонтанки у Обуховского моста. Литография К. Беггрова. 20-е годы XIX в.
Приехав в Петербург с сыновьями, Михаил
Андреевич остановился в скромной гостинице у Обуховского моста на
Московском тракте, в отдаленной части города. Отсюда было далеко до тех
мест, куда надлежало им явиться, зато плата за жилье взималась
умеренная.
На другое утро по приезде, облачившись
для торжественности в парадный мундир с высоким расшитым воротником,
подпиравшим щеки, оставив Михаила и Федора вдвоем коротать время,
наказав им далеко не отлучаться, дабы не заблудиться в незнакомом
городе, отправился Михаил Андреевич в Инженерное училище. Помещалось оно
в самом центре столицы, у Марсова поля, в Инженерном замке.
Прежде чем везти детей в Петербург,
заблаговременно подал Михаил Андреевич через главного врача Мариинской
больницы Рихтера, имевшего связи в столице, надлежащее прошение о
зачислении старших сыновей в избранное им учебное заведение. Ответ
пришел положительный. Надлежало успешно сдать конкурсные экзамены.
По малой осведомленности, Михаил
Андреевич рассчитывал, что экзамены учинят незамедлительно и тотчас же
определят детей к месту. И тут его ждало большое огорчение. Белая ночь. Фотография
Ему было заявлено, что экзамены в училище
проводятся в сентябре и что никто никакого исключения для него делать
не станет. Привозите, мол, юношей к положенному сроку, а пока — наше вам
почтение.
Обескураженный, расстроенный, вернулся
Михаил Андреевич в гостиницу, толком не ведая, как поступить. Отпуск его
больничный был невелик. В Москву призывали дела служебные и семейные.
Что предпринять? Везти детей обратно?
Решил обратиться с письмом к государю, прося в виде особой милости
разрешить сыновьям держать экзамены до срока.
«В январе месяце сего года, — писал
Михаил Андреевич, — по начальству осмелился утруждать Ваше императорское
величество всеподданнейшим прошением моим по многочисленному семейству
моему и по недостаточному состоянию об определении двух старших сыновей
моих, Михаила 16 и Федора 15 лет, в Главное инженерное училище, на
казенное содержание, хотя по положению в оное допускается один только.
На такое прошение воспоследовало
всемилостивейшее Вашего императорского величества решение: что
определение детей моих зависеть будет от выдержания ими установленного в
том училище экзамена, почему и приказано мне доставить их для сего в
С-т Петербург. По приезде ныне сюда с ними, узнал я, что по правилам
оного училища допущение их к экзамену не ранее может последовать как в
сентябре месяце.
Состоя на службе при московской
Мариинской больнице, я получил от начальства моего отпуск на короткое
время, единственно для устроения сыновей моих в выше помянутое училище;
оставить же их на собственном иждивении я по недостаточному состоянию не
имею никаких средств. В таковом положении моем осмеливаюсь пасть к
стопам вашего императорского величества и всеподданнейше просить
всемилостивейше повелеть допустить означенных сыновей моих к экзамену в
Главное инженерное училище…»
Просьба уважена не была, и Михаил
Андреевич уже собирался несолоно хлебавши забрать детей и ехать
восвояси. Но тут получил совет от людей опытных, сведущих: сыновей в
Москву не увозить, а оставить их в Петербурге, определив в пансион
военного инженера капитана Коронада Филипповича Костомарова. Капитан
Костомаров весьма успешно готовит юношей к поступлению в Инженерное
училище, и не было еще случая, чтобы кто-нибудь из «костомаровцев»
провалился на экзаменах.
Поразмыслив, прикинув что и как, решился Михаил Андреевич совету последовать.
Объявил сыновьям, что оставляет их в
Петербурге в подготовительном пансионе, с содержателем которого уже
договорился, и что завтра же сведет их на новое место жительства. Этот
расход был весьма накладен, но будущность детей стояла превыше всего.
|