Они продолжали видеться с Элизабет, но
что-то незаметно постепенно исчезло из их отношений. Может, причиной
было то, что Генри сидел в Тауэре без всякой надежды оттуда выйти,
может, притупились чувства, которые еще несколько лет назад так
притягивали их друг к другу.
Но Уильям не мог представить себе
теперь жизнь без этих редких свиданий. Только они и заставляли его
оставаться в Лондоне. Ему все чаще хотелось вернуться в Стрэтфорд,
посидеть дома, просто глядя в окно на сад. Его не раздражало больше
мирное течение событий, безыскусность каждого прожитого дня. Писать
становилось все труднее.
После исчезновения рукописи сонетов он каждый раз, приезжая в Стрэтфорд, проверял свой сундук — на месте ли первый экземпляр.
— Всплывет в итоге, — был уверен
Филд, — тот экземпляр, который напечатали и который исчез после обыска,
кто-нибудь снова издаст. Он не мог просто исчезнуть.
— Вот это меня и беспокоит, — Уильям
время от времени возвращался мыслями к потерянным бумагам. — Кто издаст?
Когда? Мы ничего даже теперь предположить не можем.
— Кто бы ни был твой таинственный соавтор, ты всегда можешь объяснить ему, что произошло. Твоей вины в этом нет.
— Объяснить не смогу, и в этом дело. Поэтому и чувствую ответственность.
Разговоры возникали периодически за
ужином или обедом, когда изредка Уильям бывал у Ричарда в гостях. Они не
могли не возвращаться к этой теме. Нераскрытая тайна оставалась
нераскрытой.
А в Лондоне только и разговоров было о болезни королевы.
— Интересно, что изменится, когда придет новый король? — как-то спросил у Уильяма Джеймс.
— А ты считаешь что-то должно
измениться? — пожал плечами Уильям. — Мы так долго жили при Елизавете,
что невозможно себе представить, как может быть по-другому. Я родился, а
она уже несколько лет сидела на троне!
— Вот именно. Обязательно произойдут изменения. И они могут коснуться театра.
— Не думаю, — безразлично покачал головой Уильям.
— Да все, о чем ты думаешь, — это
Элизабет и утерянный экземпляр рукописи. Больше тебя ничего в этой жизни
не волнует. Хоть я и разговариваю с автором исторических пьес, которые с
таким успехом идут на сцене, такое впечатление, что мой собеседник
вообще не в курсе происходящего. Мы с тобой столько ездили по стране с
гастролями. Ты обращаешь внимание на нищих, бродяг, снующих по дорогам
Англии?
— Обращаю. Для этого и из Лондона не обязательно выезжать. Их и тут полно.
— Вот именно. Поэтому масса людей недовольна правлением королевы. — Джеймс оглянулся.
Они сидели в трактире, и говорить о
таких вещах следовало аккуратнее. Было известно, что после
провалившегося заговора Эссекса королевских шпионов стало во много раз
больше, чем раньше. Они подслушивали и подсматривали. Любые
подозрительные разговоры вели прямой дорожкой в Тауэр. Зловещая башня
навсегда оставалась страшным призраком для любого, кто хоть раз ее
видел.
— Говорят, — продолжил Джеймс, понизив
голос, — сама Елизавета, путешествуя по Англии, была неприятно удивлена
количеством бедноты, которую встречала по дороге.
— Но какое отношение все это имеет к
театру? Всегда существовала цензура и будет существовать. Мы к этому
привыкли. Из моих пьес порой вырезали целые куски. Вспомни «Ричарда
Второго». Что еще для нас может измениться?
— Посмотрим. Например, решат вообще театры закрыть.
— И, слава богу. Вернусь в Стрэтфорд.
— Ты, между прочим, получаешь
немаленькую прибыль от театральных представлений, — напомнил ему
Джеймс, — тебе совсем невыгодно, чтобы театр закрывался.
— Дома отец вложил деньги в земли. Я теперь имею и другой стабильный доход. Проживу как-нибудь.
— Эх, не нравится мне твое настроение!
Нельзя так зависеть от женщины, — Джеймс вздохнул, — ты же знаешь, что
твоя связь с Элизабет рано или поздно закончится.
— Вот поэтому у меня и такое
настроение. Тем более она все время говорит о том, как виновата перед
мужем, встречаясь со мной. То есть, когда он не сидел в Тауэре, ее вина
не была так велика. А сейчас, когда он там, она стала гораздо больше.
— Элизабет отчасти права. Она
развлекается в то время, когда он страдает. Уильям, ты устраиваешь себе
пьесу в жизни. На самом деле все проще. Не надо усложнять то, что таким
сложным не является. Это не спектакль.
— Ошибаешься, спектакль был раньше.
Игра закончилась. Когда Генри мне говорил, что выиграет тот, кого
выберет Элизабет, тогда мы играли. А она спокойно порхала от одного к
другому. В итоге никто из нас не выиграл.
— Звучит банально, но никто и не проиграл. Ваша дуэль не закончилась. Она лишь отложена на время. Полный текст статьи скачивайте по ссылке вверху страницы.
|