1
Лицей открылся в напряженный момент
международного положения. В те самые дни, когда у министра народного
просвещения экзаменовали маленьких кандидатов в новую школу, до
Петербурга дошли вести о предстоящем разрыве России с Францией.
Как вскоре выяснилось, на
торжественном приеме дипломатического корпуса в день своих именин 3(15)
августа 1811 года Наполеон обратился к русскому представителю Куракину с
обвинениями и угрозами по поводу военных приготовлений Александра I.
Эта беспримерная демонстрация была понята присутствующими послами как
негласное объявление войны, которое не замедлит стать открытым и
окончательным.
Инцидент в Тюильрийском дворце получил
широкий отзвук в русском обществе. Пушкин с поразительной исторической
точностью отметил через четверть века, что в тот момент, «когда возник
лицей», Наполеон уже грозил Александру I, хотя еще колебался в своем
решении ринуться на Россию.
«В конце 1811 года уже поговаривали о
войне с Наполеоном», — вспоминал в 1831 году Пушкин. С начала 1812 года
неминуемость столкновения становится очевидной для всех. В январе
Наполеон заключает военные союзы с Австрией и Пруссией. В феврале
французские войска переходят Эльбу и Одер, неуклонно направляясь к
русской границе. В марте царский манифест о рекрутском наборе открыто
возвещает о военной опасности. В апреле посол Куракин потребовал свой
паспорт для отъезда из Франции.
К лету события принимают
катастрофическую стремительность. По определению лицейского профессора
истории Кайданова, «Наполеон, стремясь к основанию всемирной монархии,
предположил сокрушить Россию, как последнюю преграду, предстоящую
честолюбию его. И в то время, когда Европа была еще в недоумении и в
размышлении о будущей своей участи, миллионы народов, двинутые как бы
чародейственною силою, заволновались. Наполеон, подкрепляемый двадцатью
своими союзниками и собрав 580 000 войска и множество военных орудий,
перешел через Неман и вступил в Россию, увлеченную, как он говорил,
своим неизбежным роком…»
16(28) июня Наполеон въезжал в Вильно.
Мальчики, собранные в лицее, не могли,
конечно, охватить всех сложных причин начавшейся кампании; но и
подросткам, как всему русскому обществу, было ясно, что завоеватель с
мировыми притязаниями стремился к национальному порабощению России для
создания всемирной монархии под своим безграничным владычеством.
Речь шла о спасении родины от
величайшего унижения и гибели. Несмотря на различные мнения в высших
дворянских кругах, где имелись свои «бонапартисты», лучшие силы нации
объединяются в едином порыве для отражения грозного нашествия.
Это было великим событием в жизни
Пушкина. Уже в отроческие годы он почувствовал себя в эпохе и осознал
призвание поэта как выражение общенациональной воли.
Большая дорога из Петербурга на юг
пересекала Царское Село. Лицеисты провожали гвардейские полки,
проходившие мимо здания их школы. Пушкин в 1815 году вспоминал эти
восторженные проводы:
Сыны Бородина, о кульмские герои!
Я видел, как на брань летели ваши строи;
Душой восторженной за братьями спешил.
Почто ж на бранный дол я крови не пролил?
Он сохранил навсегда неизгладимое
воспоминание об этой грозной и героической поре. Через четверть века он с
волнением и гордостью писал:
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас… и племена сразились,
Русь обняла кичливого врага,
И заревом московским озарились
Его полкам готовые снега.
Юношеские стихи Пушкина полны горячего
и искреннего патриотизма, которым до конца будут охвачены его творения:
готовность отдать жизнь за родину и русский народ уже звучит
господствующей темой в политической лирике лицейского периода. Ранние
строки поэта возвещают его будущие знаменитые стихи о «великом дне
Бородина».
Затаив дыхание следили в лицее за событиями на фронте.
Бурным темпом развертывались акты
великой исторической драмы на западной равнине России. За четыре-пять
недель русское командование опрокинуло намерение Наполеона разбить
русскую армию у самой границы и принудить Александра I к заключению
мира. «Новый Аустерлиц» не удался. Разъединенные в начале войны нелепой
прусской тактикой Фуля, обе русские армии соединились 22 июля (3
августа) под Смоленском. Противник был вынужден следовать в глубь
страны, так и не получив генерального сражения. За два месяца он
продвинулся до Можайска, растянув линию своих коммуникаций на тысячу
верст, оставив за собой дымящиеся развалины, с каждым шагом увеличивая
опасности наступления и теряя последние шансы на победу.
Но верная тактика отвода армии от
численно превосходящих сил Наполеона навлекает на главнокомандующего
Барклая-де-Толли неудовольствие царя, генералитета и высшего дворянства.
«Его отступление, которое ныне является ясным и необходимым
действием, — писал впоследствии Пушкин, — казалось вовсе не таковым: не
только роптал народ, ожесточенный и негодующий, но даже опытные воины
горько упрекали его и почти в глаза называли изменником».
Интерес к этим толкам в среде
лицеистов мог углубиться и тем случайным обстоятельством, что
Барклай-де-Толли был родственником Кюхельбекера. В конце августа мать
Вильгельма написала сыну письмо, в котором, ссылаясь на факт дальнейшего
пребывания Барклая в армии, опровергала порочащие его слухи.
8 августа происходит смена
военачальников. Главнокомандующим русской армии по единодушному мнению
общества и народа был назначен знаменитый любимец Суворова — Михаил
Илларионович Кутузов.
26 августа (7 сентября) на дальних
подступах к Москве, под Можайском, на огромной поляне у села Бородина,
новый военачальник дает генеральное сражение Наполеону.
Это был один из наиболее кровавых дней
в истории человечества (по выражению Е. В. Тарле). То был «свободы ярый
бой», как назовет его вскоре Пушкин, рано понявший освободительный
смысл Отечественной войны. «И россы пред врагом твердыней грозной
стали», — описывает он Бородинский фронт.
Впервые в поэзии Пушкина выступает
величественный образ Кутузова, взявшего на себя ответственность за
сражение с Наполеоном, а вскоре затем и за спасение русской армии ценою
отхода от Москвы:
Не здесь его сразил воитель поседелый;
О Бородинские кровавые поля!
Не вы неистовству и гордости пределы!
Увы! на башнях галл Кремля!..
«Уступкой столицы мы приготовим гибель
неприятелю», — уверенно писал Кутузов после военного совета в Филях.
Это безошибочное решение выдающегося стратега отразилось вскоре в бодрой
солдатской песне: «Пусть Москва в руках французов. Это, право, не беда!
Наш фельдмаршал князь Кутузов их на смерть пустил туда!»
Но непоколебимое убеждение
главнокомандующего и его армии не разделялось обществом, встревоженным
грозным расширением театра войны.
«Не могу не вспомнить горячих слез,
которые мы проливали над Бородинскою битвой и над падением Москвы», —
сообщает в своих воспоминаниях Корф. Дельвиг написал свою «Русскую
песню», выражавшую патриотическое воодушевление всей лицейской молодежи.
Пушкин через два года даст проникновенный очерк событий в торжественной
оде, а значительно позже изобразит патриотический подъем 1812 года в
«Рославлеве»: героиня повести восхищена подвигами своего народа в его
титанической обороне отечества: «О, мне можно гордиться именем
россиянки!»
По мере развития хода событий
обрисовывались личности русских полководцев 1812 года, тесно связанные с
крупнейшими боевыми эпизодами и незабываемыми актами мужества. Так, 11
июля генерал Раевский, в разгаре упорного боя с маршалом Даву за
подступы к Могилеву, взял за руки двух своих сыновей-подростков и пошел с
ними на неприступную батарею при Салтановке, закричав войскам: «Вперед,
ребята!.. Я и дети мои укажем вам дорогу». Войска бросились за ним и
батарея была взята. Пушкин писал об этом и 1829 году в некрологе
генерала Раевского.
Могло запомниться также имя участника
Суворовского похода в Италию генерала Милорадовича, который принудил
французское командование заключить перемирие на 24 часа для вывоза из
Москвы обоза и оставшейся артиллерии. А через месяц тот же Милорадович
заявлял начальнику французского авангарда Мюрату, что в России война с
французами разрослась в народную войну.
Уже к концу сентября стало ясно, что
план оборонительной кампании привел к намеченным результатам.
«Неприятель, теснимый и вседневно поражаемый нашими войсками, вынужден
был очистить Москву 11(23) октября», — сообщали очередные реляции.
«Россия спасена!» — воскликнул Кутузов.
«Какое взамен слез пошло у нас общее ликование, когда французы двинулись из Москвы!» — записал в своих мемуарах Корф.
Через девять лет, в момент смерти
Наполеона, Пушкин увековечит могучими стихами истоки гибели завоевателя,
восходящие к осени 1812 года:
Оцепенелыми руками
Схватив железный свой венец,
Он бездну видит пред очами,
Он гибнет, гибнет наконец.
Бежат Европы ополченья!
Окровавленные снега
Провозгласили их паденье,
И тает с ними след врага.
В победе русских Пушкин видит «длань народной Немезиды».
Но уже в 1812 году в сознании
подростка слагается представление об идеальном полководце, освобождающем
родину от иноземного нашествия. Поднявший на новую высоту боевую славу
русского народа, Кутузов навсегда останется в сознании Пушкина
национальным героем, образ которого он отчеканит через два десятилетия в
победный барельеф неизгладимой четкости и мощи.
2
В осенние месяцы 1812 года на всех
путях неприятеля разгоралась партизанская война (начавшаяся еще под
Смоленском). Незадолго до Бородина Кутузов дал подполковнику и поэту
Денису Давыдову небольшой отряд гусаров и казаков для набегов в тыл
врага. Всадники с помощью вооруженных крестьян стали наносить страшные
удары французам. Пушкин уже в лицее высоко ценил поэта-партизана за
«резкие черты неподражаемого слога» и даже говорил впоследствии, что «в
молодости старался подражать Давыдову в кручении стиха и усвоил себе его
манеру навсегда». В 1816 году в стихотворении «Наездники» он изображает
давыдовских партизан.
Еще 27 октября 1812 года Александр Тургенев писал П. Я. Вяземскому, что зарево Москвы и Смоленска «осветит нам путь к Парижу».
К концу года русская армия уже стояла
на всем протяжении своей западной границы. 1(13) января 1813 года она
перешла свои рубежи для окончательного сокрушения Наполеонова
владычества. Открывалась освободительная кампания 1813–1814 годов.
С самого начала Отечественной войны
вся литературная жизнь страны преобразилась. За эти тревожные месяцы
Пушкин познакомился с образцами незнакомой ему прежде, совершенно особой
«словесности». Приказы по армии, реляции, бюллетени, рескрипты,
донесения командующих, воззвания к народу, патриотические статьи и
проповеди совершенно заполнили русские журналы и газеты. Лицейский
профессор А. П. Куницын напечатал в «Сыне отечества» патриотическое
воззвание, раскрывавшее освободительный смысл разразившейся войны. Время
внезапно и повелительно создало новые виды письменности, которые сразу
же приняли первые поэты страны — Жуковский, Батюшков, Крылов. Знаменитые
басни о французском нашествии получили широкое распространение в
действующей армии, где их читал войскам сам главнокомандующий.
К концу года в «Вестнике Европы»
появилась ода Жуковского «Певец во стане русских воинов». Эта
восторженная речь певца, сопровождаемая хором воинов, облекла в краткие
формулы исторические характеристики героев. Кутузов, Ермолов,
Милорадович, Витгенштейн, Платов, Коновницын, Воронцов и особенно
Раевский — вся эта плеяда современников получала в стихах Жуковского
исторический ореол. Особая хвала звучала партизанам — Денису Давыдову,
Сеславину, Фигнеру. Вечная слава провозглашалась павшим в сражениях —
Багратиону, Кутайсову, Кульневу. «И ты, и ты, Багратион… Добыча лютой
битвы!..» Сильное патриотическое впечатление производили и похвалы
героям прошлого — Святославу, Дмитрию Донскому, Суворову, Петру I.
Пушкин, несомненно, был увлечен этим вдохновенным патриотическим дифирамбом. В 1814 году он обращается к Батюшкову:
…С Жуковским пой кроваву брань
И грозну смерть на ратном поле.
В 1830 году он назвал «Пэан 12 года
Жуковского» среди нескольких произведений, которые «наша словесность с
гордостью может выставить перед Европою».
Отголоски «Певца во стане русских
воинов» довольно явственно различимы в некоторых «батальных»
стихотворениях лицейского периода.
Одним из первых описал разоренную
Москву Батюшков в стихотворном послании «К Дашкову» («Мой друг! Я видел
море зла…»). Это одно из лучших стихотворений о войне 1812 года по
глубине трагического чувства и живой непосредственности его выражения.
Образы «бледных матерей», бегущих в отчаянии с грудными младенцами под
заревом московского пожара, замечательно выражают ужас нашествия,
запечатленный правдивою кистью большого и чуткого писателя. Пушкин
высоко оценил это стихотворение и откликнулся на его резкие антитезы в
своих негодующих строфах об испепеленном городе. Запомнится ему и
декларативный отказ поэта от эпикурейской лирики в годину страданий
родины.
19(31) марта 1814 года русские войска
вступили в Париж. После сражения под Монмартром (в то время предместье
столицы), где снова блеснули имена полководцев 1812 года: Ермолова,
Раевского, Барклая, Милорадовича, французская армия отошла с передовых
позиций. «Мы увидели Париж со шпагою в руках!»
В Париже росс! — где факел мщенья?
Поникни, Галлия, главой!
Но что я зрю? Герой с улыбкой примиренья
Грядет с оливою златой, —
описывал вскоре торжество и миролюбие русской армии Пушкин.
Борьба, казалось, завершилась. 25
марта (6 апреля) Наполеон подписал свое отречение, а через две недели
простился с гвардией и отбыл в изгнание на остров Эльбу.
Общее настроение лицейского братства в
ту пору хорошо уловил и выразил Илличевский в одном из своих писем 1815
года: «Хвала русскому языку и русскому народу! Последняя война
доставила ему много славы».
Она вскоре озарила и лицей, эта
великая хвала русскому языку и русскому народу, воплощенная в битвах и
подвигах незабываемой кампании. Историческое торжество России было
подлинным рождением ее великого поэта. Патриотический подъем 1812 года
впервые вызвал в Пушкине живое и конкретное представление о героическом
народе, к которому он принадлежал и которому был призван служить своим
словом. Международная драма обращает Пушкина к творческому осмыслению
событий политической современности с позиций великой нации.
Тема родины получает для него новое
звучание. Превыше всего уже на школьной скамье он дорожит достоинством и
счастьем своего народа. В его стихах уже в 1814 году торжественно и
победно начинает звучать огромная тема эпохи — всенародное преодоление
иноземного нашествия. «Края Москвы, края родные, — с непосредственной
сыновней нежностью обращается к полям величайших битв поэт-подросток. — И
вы их видели, врагов моей отчизны! И вас багрила кровь и пламень
пожирал!» Возникают первые пушкинские строфы о мировых событиях — пожаре
Москвы и взятии Парижа. Впервые ставится и большая тема о призвании
поэта в годину народных бедствий:
И ратник молодой вскипит и содрогнется
При звуках бранного певца.
Так устанавливается уже в отроческие годы Пушкина его неразрывная связь с великой народной страдой.
Исторические события, потрясшие мир в
годы учения Пушкина, пробудили его творческий гений. Пройдет всего
несколько лет, и поэт даст свое окончательное обобщение огромных
событий, надолго преобразивших облик Европы и поднявших на
исключительную высоту нравственный авторитет России. Коваными, как
оружие, стихами он пророчески возвестит миру, что нашествие Наполеона
раскрыло героическую мощь и освободительное призвание его нации —
«высокий жребий» русского народа в будущих судьбах человечества.
Когда в июне 1941 года гитлеровские
полчища ринулись на Советский Союз, наши патриотические плакаты грозили
агрессору стихами юноши Пушкина:
Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!
Ты в каждом ратнике узришь богатыря…
Поэт снова возвещал победу своей родине в беспримерной схватке народов. Перо лицеиста сама история приравняла к штыку. |