Сугубо светское общение не могло не
наскучить, и весьма скоро, молодым умам, ищущим сильных впечатлений и в
жизни, и в мысли. А такие люди всегда были, тем более среди
аристократов, — и мало-помалу они сошлись друг с другом.
Дальний родственник Лермонтова, ставший потом сановитым чиновником, Михаил Лонгинов вспоминал:
«В 1839–1840 годах Лермонтов и
Столыпин, служившие тогда в лейб-гусарах, жили вместе в Царском Селе, на
углу Большой и Манежной улиц. Тут более всего собирались гусарские
офицеры, на корпус которых они имели большое влияние. Товарищество
(esprit de corps) было сильно развито в этом полку и, между прочим,
давало одно время сильный отпор не помню каким-то притязаниям
командовавшего временно полком полковника С.
Покойный великий князь Михаил
Павлович, не любивший вообще этого esprit de corps, приписывал
происходившее в гусарском полку подговорам товарищей со стороны
Лермонтова и Столыпина и говорил, что „разорит это гнездо", то есть
уничтожит сходки в доме, где они жили. Влияния их действительно нельзя
отрицать; очевидно, что молодёжь не могла не уважать приговоров,
произнесённых союзом необыкновенного ума Лермонтова, которого
побаивались, и высокого благородства Столыпина, которое было чтимо, как
оракул».
Гораздо определённее говорится о «весёлом и свободном» кружке этой золотой молодёжи
в книге одного из его участников, графа Ксаверия Браницкого-Корчака
«Славянские нации» (1879). Сослуживец Лермонтова по лейб-гвардии
Гусарскому полку с ненавистью отзывается о правлении царя Николая I,
зато с удовольствием вспоминает товарищеские сходки в самом конце 1830-х
годов. Каждую ночь после бала или же театра они собирались то у одного,
то у другого и, кое-как перекусив, дымя своими сигарами и трубками,
«болтали обо всём и всё обсуждали с полнейшей непринуждённостью, как
будто бы III Отделение Собственной Его Императорского Величества
канцелярии вовсе не существовало: до того <…> были уверены в
скромности всех членов общества».
В «кружок шестнадцати» входили, кроме
Лермонтова и Браницкого, П. Валуев, И. Гагарин (вскоре принявший
католичество и покинувший Россию), Б. Голицын, А. Долгорукий,
С. Долгорукий, Ф. Паскевич, Н. Жерве, А. Столыпин (Монго), Д. Фредерикс,
А. Шувалов; имена других лиц не установлены.
Павел Валуев, как и Лермонтов, был
завсегдатаем литературного салона Софьи Карамзиной. Позже он сам
подтвердил, что участвовал в «кружке шестнадцати» вместе с Браницким,
Столыпиным, Долгоруким, Паскевичем, Лермонтовым и прочими.
Литературовед Эмма Герштейн, глубоко
исследовавшая эту тему, отмечает, как медленно просачивались даже
небольшие сведения об этом кружке: «Проявленная осторожность наводит на
мысль о конспиративном характере кружка».
Филолог Б. Эйхенбаум выдвигал в
середине 1930-х годов версию о том, что «кружок шестнадцати» возник на
почве оппозиционных настроений родовитой молодёжи и на него
воздействовали идеи Чаадаева, изложенные в известных «Философических
письмах». Однако Э. Герштейн считает эту гипотезу несколько
прямолинейной. Она пишет: «…Лермонтов в эти годы уже не выражал идей
Пушкина о революционном значении родовитой знати в русском обществе;
определился также социальный состав кружка, члены которого в большинстве
принадлежали к верхушке новой, „романовской" аристократии. Среди „16" —
отпрыски наиболее приближённых к Николаю I семейств (Фредерикс,
Голицын, Паскевич, С. Долгорукий, Шувалов). Ознакомление с письмами и
записками участников кружка не позволяет говорить о единстве их
взглядов».
Любопытно другое: связь всех
участников кружка с Лермонтовым несомненна. Все они в одно время с
поэтом оказались в 1840 году на Кавказе, мало того — все съехались в
1841 году в Петербурге на время последнего отпуска поэта в столицу.
Э. Герштейн приходит к предположению, что после дуэли поэта с Барантом
«кружок был раскрыт, во всяком случае связь его членов с Лермонтовым, и
большинству из них „посоветовали" уехать».
Но история «кружка шестнадцати» до
конца ещё не исследована и, возможно, содержит нераскрытые тайны о
политических и философских взглядах Лермонтова. |