Приключение двух повес (глава из книги Валерия Михайлова "Лермонтов: один меж небом и землей") - ЛЕРМОНТОВ. ОДИН МЕЖ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ - СТРАНИЦЫ МОНОГРАФИЙ О ПИСАТЕЛЯХ И ПОЭТАХ - Каталог файлов

	06.04.2014, 12:20
Пушкин — его имя — мелькает в добродушной, озорной поэме «Монго» (1836)… Садится солнце над горой, Туман дымится над болотом, И вот дорогой столбовой Летят, склонившись над лукой, Два всадника лихим полётом. Скачут два молодых всадника к балерине, танцорке, — в неё влюблён гусар Монго; да и служебная скука заела — душа жаждет сумасбродств, развлечений, жизни; а коль есть хоть несколько часов до утра, до ученья — то решено: на коней!.. Поэмка непосредственна, искрится шуткой, жива по слогу, — и занимательна прежде всего той самоиронией, с которою Лермонтов рассматривает себя в образе разбитного гусара Майошки, каким он являлся в кругу юнкеров и ровесников-однополчан. Недавно ещё он с любовным торжеством описывал в письме бабушке своих лошадей-башкирок — и в поэме «Монго» мы видим его на той же лошадке: Храпя, мотает длинной гривой Под ним саврасый скакунок, Степей башкирских сын счастливый… Поэма и написана в сентябре 1836 года, что называется по горячим следам, вслед за тем ночным приключением Майошки и Монго, как называли его друга и родственника Алексея Столыпина. Но прежде нужно вам, читатель, Героев показать портрет: Монго — повеса и корнет, Актрис коварных обожатель, Был молод сердцем и душой, Беспечно женским ласкам верил И на аршин предлинный свой Людскую честь и совесть мерил. Породы английской он был — Флегматик с бурыми усами, Собак и портер он любил, Не занимался он чинами, Ходил немытый целый день, Носил фуражку набекрень; Имел он гадкую посадку: Неловко гнулся наперёд И не тянул ноги он в пятку, Как должен каждый патриот. Но если, милый, вы езжали Смотреть российский наш балет, То, верно, в креслах замечали Его внимательный лорнет… А потом поэт набрасывает свой собственный портрет, вернее, облик того гуляки, каким виделся глазами приятелей гусар Майошка: потаённый внутренний мир самого Лермонтова едва проглядывается под внешней легкомысленной оболочкой: Маёшка был таких же правил: Он лень в закон себе поставил, Домой с дежурства уезжал, Хотя и дома был без дела; Порою рассуждал он смело, Но чаще он не рассуждал. Разгульной жизни отпечаток Иные замечали в нём; Печалей будущих задаток Хранил он в сердце молодом; Его покоя не смущало, Что не касалось до него; Насмешек гибельное жало Броню железную встречало Над самолюбием его. Слова он весил осторожно И опрометчив был в делах; Порою: трезвый — врал безбожно, И молчалив был — на пирах. Характер вовсе бесполезный И для друзей и для врагов… Увы! читатель мой любезный, Что делать мне — он был таков! Мимоходом очерчен летучим комическим пером и портрет танцорки молодой, — точно так же Лермонтов набрасывал на бумаге карандашом или тушью блестящие карикатуры-картинки из юнкерской и светской жизни, опережая как художник современную ему графику: …Ей было скучно, и, зевая, Так тихо думала она: «Чудна судьба! о том ни слова — На матушке моей чепец Фасона самого дурного, И мой отец — простой кузнец!.. А я — на шёлковом диване Ем мармелад, пью шоколад; На сцене — знаю уж заране — Мне будет хлопать третий ряд. Теперь со мной плохие шутки: Меня сударыней зовут, И за меня три раза в сутки Каналью повара дерут, Мой Pierre не слишком интересен, Ревнив, упрям, что ни толкуй, Не любит смеху он, ни песен, Зато богат и глуп <…> Теперь не то, что было в школе: Ем за троих, порой и боле, И за обедом пью люнель. А в школе… Боже! вот мученье! Днём — танцы, выправка, ученье, А ночью — жёсткая постель. Встаёшь, бывало, утром рано, Бренчит уж в залах фортепьяно, Поют все врозь, трещит в ушах; А тут сама, поднявши ногу, Стоишь, как аист, на часах…» Всё приключение двух повес — полуночный чай на даче у танцорки. Пока Монго горит и тает возле своей балерины, Маёшка, друг великодушный, Засел поодаль на диван, Угрюм, безмолвен, как султан. Чужое счастие нам скучно, Как добродетельный роман. Друзья! ужасное мученье Быть на пиру <…> Иль адъютантом на сраженье При генералишке пустом; Быть на параде жалонёром Или на бале быть танцором, Но хуже, хуже во сто раз Встречать огонь прелестных глаз И думать: это не для нас! Впрочем, грусть Майошки была недолгой: внезапно нагрянул «N.N. с своею свитой», — и от содержателя танцорки, чтобы её не выдать, — приходится Перекрестясь, прыгнуть в окно… иначе ведь И не сносить им головы! Но вмиг проснулся дух военный — Прыг, прыг!.. и были таковы… Конечно, этот «подвиг дерзновенный» весьма обиден и скакать потемну в казарму отнюдь не весело, но зато есть что рассказать приятелям по полку: Когда же в комнате дежурной Они сошлися поутру, Воспоминанья ночи бурной Прогнали краткую хандру. Тут было шуток, смеху было! И право, Пушкин наш не врёт, Сказав, что день беды пройдёт, А что пройдёт, то будет мило… Наш Пушкин… Кажется, впервые в стихах Лермонтова произносится имя любимого поэта — и звучит оно как своё, как часть души, жизни и быта. «Перед Пушкиным он благоговеет и больше всего любит „Онегина"…» — писал Белинский Боткину в 1840 году. В поэме же «Монго», как и в «Ревизоре» Гоголя, который не меньше Лермонтова благоговел перед Александром Сергеевичем, весёлое имя Пушкин произнесено без всякого пафоса, обыденно: благоговение целомудренно скрыто в шутливом контексте. «Монго», как и юнкерские поэмы Лермонтова, — искромётный сколок гусарской жизни; все персонажи этого приключения, включая красотку-балерину Пименову и её содержателя откупщика Моисеева, были хорошо знакомы приятелям поэта по полку, — не потому ли поэму в дружеском кругу любили, с удовольствием читали наизусть — и вспоминали потом как частицу своей молодости.
1 2 3 4 5 Категория: ЛЕРМОНТОВ. ОДИН МЕЖ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ \| Добавил: admin \| Теги: Русская литература XIX век, Михаил Лермонтов, жизнь Лермонтова, русский поэт, биография Лермонтова, книга Валерия Михайлова Лермонтов.
Просмотров: 914 \| Загрузок: 0 \| Рейтинг: 5.0/1