Откуда эта «автономность» и этот разговор с
Богом, как равного с равным? Проще всего объявить такое творческое
поведение дерзостью и записать Лермонтова в богоборцы. А не сама ли
судьба дала ему в единственные собеседники Бога и предуготовила говорить
с Ним наравне?..
Судьба определила Лермонтову быть — поэтом.
Известно, от избытка сердца уста глаголют.
Что такое поэт?
Это песня, которая из него рвётся наружу… это когда душа всклень…
Песня как воздух, что переполняет
лёгкие, как кровь, что бьётся в жилах, как радость и беда, которые ни за
что не удержать в себе. Песня — это душа, отверстая миру, людям, небу,
звёздам.
Поэт поёт, как дышит; всё на свете его пронзает и ранит: и счастье, и горе — и песня вырывается и льётся из него, как кровь.
Последнее сравнение может показаться
чрезмерным, но тут припоминаются слова В. В. Розанова, сказанные по
поводу «несносного» характера Лермонтова: поэт есть роза и несёт около
себя неизбежные шипы, «…и мы настаиваем, что острейшие из этих шипов
вонзены в собственное его существо».
Да и на невольный вопрос: откуда
берутся поэты среди в общем-то прозаической жизни?.. что это за такое
явление?.. — нечего ответить, кроме как тайна сия велика есть.
Розанов в статье «Вечно печальная дуэль» (1898), впрочем, попытался дать свой ответ:
«Поэт и всякий вообще духовный гений —
есть дар великих, часто вековых, зиждительных усилий в таинственном
росте поколений; его краткая жизнь, зримо огорчающая и часто незримо
горькая, есть всё-таки редкое и трудно созидающееся в истории миро,
которое окружающая современность не должна расплескивать до времени».
Философ не раз и не два, а постоянно
возвращался к мыслям о Лермонтове. Через три года, в 1901-м, он пишет
статью к шестидесятилетию кончины поэта, погибшего в 26 лет, обращаясь
напрямую к читателю:
«Не правда ли, таким юным заслужить
воспоминание о себе через 60 лет — значит вырасти уже к этому возрасту в
такую серьёзную величину, как в равный возраст не достигал у нас ни
один человек на умственном или политическом поприще. „Необыкновенный
человек", — скажет всякий. „Да, необыкновенный и странный человек", —
это, кажется, можно произнести о нём, как общий итог сведений и
размышлений».
С тех пор минуло ещё более века, а
интерес к Лермонтову, к его творчеству и личности отнюдь не пропал и не
угас. Стало быть, что-то такое он затронул и успел выразить в своей
короткой жизни, без чего не обойтись. Ни в русской литературе, ни в
духовном развитии народа.
«Им бесконечно интересовались при
жизни и сейчас же после смерти, — замечает Розанов. — О жизни, скудной
фактами, в сущности — прозаической, похожей на жизнь множества офицеров
его времени, были собраны и записаны мельчайшие штрихи. И как он „вошёл в
комнату", какую сказал остроту, как шалил, какие у него бывали глаза — о
всём спрашивают, всё ищут, всё записывают, а читатели не устают об этом
читать. Странное явление. Точно производят обыск в комнате, где что-то
необыкновенное случилось. И отходят со словами: „Искали, всё перерыли,
но ничего не нашли". Есть у нас ещё писатель, о котором „всё перерыли,
но ничего не нашли", — это Гоголь… О Гоголе записал сейчас же после его
смерти С. Т. Аксаков: „Его знали мы 17 лет, со всеми в доме он был на ты
— но знаем ли мы сколько-нибудь его? Нисколько". Без перемен эти слова
можно отнести к Лермонтову. Именно как бы вошли в комнату, где
совершилось что-то необыкновенное; осмотрели в ней мебель, заглянули за
обивку, пощупали обои, всё с ожиданием: вот-вот надавится пружина и
откроется таинственный ящик, с таинственными секретными документами, из
которых поймём наконец всё; но никакой пружины нет или не находится, всё
обыкновенно; а между тем необыкновенное в этой комнате для всех
ОЩУТИМО.
Мы, может быть, прибавим верный штрих к
психологии биографических поисков как относительно Лермонтова, так и
Гоголя, сказав, что все кружатся здесь и неутомимо кружатся вокруг явно
чудесного, вокруг какого-то маленького волшебства, загадки. Мотив
биографии и истории как науки — разгадка загадок. Посему историки и
биографы жадно бегут к точке, где всеобщий голос и всеобщий инстинкт
указывают присутствие необыкновенного. Такими необыкновенными точками в
истории русского развития являются Лермонтов и Гоголь, великий поэт и
великий прозаик, великий лирик и великий сатирик, и являются не только
величием своего обаятельного творчества, но и лично, биографически,
сами. „Он жил меж нами, и мы его не знали; его творения в наших руках —
но сколько в них непонятного для нас!"». |