Между тем подпочвенный гул, слышавшийся все это время, становится громче и
громче, и магма все ближе поднимается к поверхности, и стрелка сейсмографа
неумолимо отклоняется. Удивительно, что Чуковский, который одним из первых
услышал далекую бурю и предугадал ее последствия, оказался поразительно
неподготовленным к тому, что сам предсказывал.
Наконец, грянуло. 4 марта Чуковский записывает в дневнике: «Революция. Дни
сгорают, как бумажные. Не сплю. Пешком пришел из Куоккала в Питер. Тянет на
улицу, ног нет. У Набокова: его пригласили писать амнистию». Естественно, первым
делом он пошел к тому, кто еще год назад пророчил катастрофу – и, должно быть,
понимал, что происходит.
И все же он продолжает жить прежней жизнью: невзирая на революции,
демонстрации, митинги, надо каждый день кормить детей, заниматься их
образованием, держать корректуры. Выходят две книжки и крупная публикация в
«Ниве» – неизданная прежде некрасовская повесть «Каменное сердце», где в героях
с ничего не значащими фамилиями Чуковский узнал Достоевского, Белинского и
Тургенева; Корней Иванович подготовил ее к печати, снабдил предисловием и
нужными комментариями.
Прежняя жизнь продолжается и в Куоккале: Чуковский беседует с Репиным и его
гостями – о картинах, об архитекторах, о прошлом… Занимается издательскими
делами. Возится с детьми, катает их в лодке, читает им, играет в шарады.
Купается. Дети пишут стихи, занимаются танцами, играют в крокет. Идет последнее
куоккальское лето. Последнее лето настоящего детства и прежней жизни. Пока что
кажется, перемены будут вызваны совсем иным. Революция меньше отражается на
жизни семьи, чем грядущий переезд в город: Коля поступил в Тенишевское училище,
детям решено дать серьезное образование.
19 июня, дневник: «Совсем не сплю. И вторую ночь читаю „Красное и Черное"
Стендаля, толстый 2-томный роман, упоительный. Он украл у меня все утро. Я с
досады, что он оторвал меня от занятий, швырнул его вон. Иначе нельзя оторваться
– нужен героический жест; через пять минут жена сказала о демонстрации
большевиков, произведенной в Петрограде вчера. Мне это показалось менее
интересным, чем измышленные страдания Жюльена, бывшие в 1830 г.».
Дети решили разыграть в дачном театре пьесу, Чуковский взялся ее сочинять –
по мотивам сказки о Царе Пузане. Текста не сохранилось, хотя она была
поставлена, и Лида, инициатор затеи, сыграла в ней роль Хранительницы
Королевской Зубочистки.
Сообщение между городом и дачным поселком периодически рвется, с продуктами
давно перебои (в «Чукоккалу» вклеен листок отрывного календаря за 3 марта с
постным и скоромным меню – должно быть, «котлеты, рисовый каравай, черничный
суп, судак жареный» уже казались издевательством).
В Петрограде большевики пытаются взять власть, Мария Борисовна испуганно
говорит о диктатуре, Чуковский записывает в дневник, что «история своего никому
не подарит», – ему кажется, через три недели власть окажется у кадетов. Летом он
работает в «Англо-русском бюро», работы много. Сам он живет в Петрограде, семья
– еще в Куоккале.
В конце августа он пишет десятилетней дочери: «Увы, твой бедный папа не
может выдраться в Финляндию, потому что посол не едет. А посол не едет, потому
что Корнилов дерется с Савинковым… Скажи маме, что теперь многие мои знакомые
собираются со страху в Финляндию, но я твердо намерен вывезти вас в Петроград».
Просит прислать материалы по Некрасову и головную щетку. (Посол здесь – это
английский посол Бьюкенен, которого Чуковский должен был везти в Куоккалу к
Репину для написания портрета, но из-за корниловского мятежа поездка
откладывалась.) Репину сообщает, что посол приедет сразу, как в Петрограде
успокоится, и добавляет: «В Питере паники нет! Все как будто поумнели и
подтянулись».
В «Чукоккале» появляются злые стихи старика Буренина о Керенском, позднее –
каллиграфические выписки Набокова-старшего из Карлейля (в назидание «товарищам»
– о том, что революции трагичны и неизменно кончаются тиранией) и стихи
18-летнего Набокова-младшего, озаглавленные «Революция»:
- В том слове был извив неведомых страстей:
- рычанье, вопли, свист, нелепые виденья,
- стеклянные глаза убитых лошадей,
- кривые улицы, зловещие строенья,
- кровавый человек, лежащий на спине,
- и чьих-то жадных рук звериные движенья…
- … и мысли страшные ночами роковыми
- шуршат как серые газетные листы!
Тревожные разговоры, брожение в умах, брожение на улицах. Что-то будет…
Наконец, к осени все Чуковские вернулись в Петроград и поселились на углу
улицы Лештукова и Загородного проспекта. «Нам живется в Питере хорошо. Дети
учатся. Бессонницы не донимают меня, как бывало. Я работаю целые дни, работа
оплачивается отлично, и, если дело пойдет и дальше таким образом, мне удастся, я
надеюсь, к Рождеству отдать Вам изрядную долю моего долга. Исполнится моя
давнишняя мечта!» – писал К. И. Репину.
В октябре Чуковский поехал в Куоккалу – узнать, в какой форме Репин возьмет
плату за портрет посла, и отдать часть долга за купленную в 1912 году дачу.
Поездка получилась печальной, прощальной: «Симфония осенних деревьев в парке.
Рябина. Море, новый изгиб реки, в которую я уложил столько себя…» На даче,
которая почти окончательно стала собственностью Чуковских, они больше никогда не
жили.
10 октября Корней Иванович, снова одержимый бессонницей и тоской, пишет в
дневнике: «Целые дни трачу на организацию американского и английского подарка
русскому народу: 2 000 000 экземпляров учебников – бесплатных, – изнемог – не
сплю от переутомления все ночи – старею – голова седеет. Скоро издохну. А зима
только еще начинается, а отдыха впереди никакого. Так и пропадет Корней ни за
что».
Отдыха и впрямь впереди не предвиделось, и зима еще только начиналась.
После 10 октября Чуковский надолго пропадает. Ни записей в дневнике, ни
писем, ни публикаций, ни абзаца воспоминаний, ни строчки на страницах
«Чукоккалы». Чем он жил, где был, что делал, о чем разговаривал – мы почти не
знаем.
Жизнь застыла, замерла в ожидании. Социальные катаклизмы, как цунами,
совершенно скрывают такую заметную в обычное время фигуру Корнея. Он чужой в
мире войн, революций и потрясений.
Чуковский ненадолго выныривает из небытия в декабре—в канун рождества, 24
декабря 1917 года, к 40-летию со дня смерти Некрасова он опубликовал сразу три
статьи в трех разных газетах, спустя три дня – еще одну. И снова скрылся. До
начала февраля 1918-го о нем почти ничего не известно. |
![](<img src="http://uchitel-slovesnosti.ru/verx.webp" border="0" alt="" />)
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
