Никитин не был так счастлив, как другой воронежский поэт, А. В. Кольцов, нашедший прекрасного истолкователя своих произведений в лице В. Г. Белинского, который вместе с тем был его другом и страстным поклонником его поэзии. Можно сказать, что и до сих пор скорбная муза нашего "поэта-дворника” не нашла себе вполне справедливой оценки. За шумными и преждевременными восторгами, которые вызвали первые стихотворения Никитина, наступило охлаждение, доходившее до полного разочарования; в свое время находились даже критики, которые видели в произведениях поэта-мещанина только неудачные притязания "писать так, как пишут господа”. Как мы уже говорили, одной из причин такого отношения к Никитину было то, что в его произведениях искали и не нашли той простоты и свежести, того безыскусственного выражения народной жизни, которые внесла в нашу литературу поэзия Кольцова. Будучи по преимуществу поэтом серенькой и бедной среды, из которой вышел, Никитин, однако, далек был от непосредственности Кольцова; на всех его произведениях лежит печать сознательности, "ума холодных наблюдений и сердца горестных замет”, в них видно, наконец, влияние образования и литературы. Такое явление не могло не смущать критиков, полагавших, что мещанин, сочиняющий стихи на постоялом дворе, должен быть или талантом-самородком вроде Кольцова, или простым подражателем, кое-как образованным и желающим казаться литератором. Не забудем, что в то время, в дореформенную эпоху, писатель-разночинец, теперь завоевавший себе такую широкую область в нашей литературе, был явлением новым. Неудивительно поэтому, что некоторые из критиков, даже признававших в Никитине талант, затруднялись отвести ему надлежащее место, после того как не нашли в нем Кольцова. Но:

Прошло уже тридцать лет со дня смерти Никитина, и некоторые из его задушевных стихотворений сделались известными всей образованной России наряду с произведениями наших лучших поэтов. Таким образом, вопрос о том, был ли у Никитина истинный талант, следует считать разрешенным. Можно рассуждать о размерах его дарования и значении его поэтической деятельности, и мы прежде всего напомним, в какие узкие рамки по необходимости должна была заключиться творческая деятельность Никитина, судьба которого далеко не соответствовала его силам. Из предыдущего биографического очерка мы знаем, какую трудную школу пришлось пройти Никитину, прежде чем ему удалось выйти на "дорогу жизни новой”, из бедного и забитого нуждой дворника сделаться писателем, обратившим на себя общее внимание. И вся последующая жизнь поэта была продолжением той же борьбы с лишениями, с грубостью среды, наконец, с мучительной болезнью, постоянно одолевавшей его и доведшей до преждевременной могилы, когда талант Никитина не успел еще вполне проявиться, а может быть, и вполне определиться. Жалоба Полежаева: "Не расцвел и отцвел” – вполне применима и к судьбе Никитина. Благотворное влияние и поддержка кружка Второва помогли ему отказаться от работы дворника, дали возможность проявить свое так долго скрывавшееся дарование, но это дарование увидело свет (Никитину тогда было уже около 30 лет) надломленным и искалеченным предшествующей жизнью. В нем выработался пессимизм, который заставлял смотреть на жизнь только с одной, печальной, стороны, закрывая другие, светлые. Вот почему в произведениях Никитина мы не найдем полного и всестороннего отражения народной жизни, не найдем тех светлых сторон ее, которые запечатлела поэзия Кольцова; зато угнетенная и страдающая бедность, деспотизм, по своему произволу уродующий чужое счастье, мрак невежества, позорная и тяжелая жизнь "кулака” – все это изображено поэтом с такой поразительной правдой, которая оставляет глубокое впечатление. Мир произведений Никитина невелик и весь ограничивается бедной мещанской и крестьянской средой, которую он мог наблюдать, почти не выходя за пределы города; но этот маленький и бедный мирок в его произведениях предстает перед нами живым, со своими неподдельными чувствами и мыслями, возбуждающим наше участие. "Много нужно глубины душевной, – говорит Гоголь, – чтобы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести ее в перл создания”, то есть показать, что эта "презренная жизнь” имеет такие же общечеловеческие права, как и всякая другая.

Как мы уже знаем, наклонность писать стихи явилась у Никитина еще в то время, когда он учился в семинарии. Пример Серебрянского, рукописные произведения которого тогда ходили по рукам среди семинаристов, а еще более, вероятно, слава поэта-прасола Кольцова сильно повлияли на Никитина. Впрочем, ничего из написанного им в это время не сохранилось; но, по всей вероятности, и тогда, и в последующие годы жизни на постоялом дворе занятие стихами было для Никитина делом серьезным. Первые его стихотворения, с которыми он выступил в печати, хотя не представляли ничего оригинального по содержанию, но уже отличаются хорошо разработанной формой. Это обстоятельство, указывающее на долгую внутреннюю работу над самим собой, было причиной того, что неожиданное появление нового литератора в лице никому не известного мещанина-дворника было встречено такими восторгами, с одной стороны, и недоумением – с другой. В сущности же первые произведения его представляли собой слишком очевидные подражания, в которых то и дело повторялись мотивы Кольцова, Пушкина, Лермонтова и других поэтов. Так, например, в стихотворении о дубе, который стоит одиноко, —

вы узнаете "Сосну” Лермонтова; точно так же в стихотворении "Когда закат прощальными лучами” – вариацию на тему "Когда волнуется желтеющая нива” (Лермонтов). Таких примеров можно указать много. Даже стихотворения "Русь” и "Война за веру”, доставившие, как известно, Никитину популярность, ничего самостоятельного не представляют: первое из них, написанное звучными стихами, по форме слишком напоминает Кольцова, а второе повторяет мотивы "Клеветникам России” Пушкина.

Семинарская риторика, вырабатывавшая способность направлять мысль на темы незнакомые или малознакомые, также оставила свой след в произведениях Никитина этого периода; например, в стихотворении "Моление о чаше” у него есть описание Палестины, сделанное, очевидно, по учебнику географии; есть также в стихах описание Сибири, которой Никитин, конечно, никогда не видал.

К этому же времени относится ряд стихотворений религиозного содержания, например "Моление о чаше”, "Новый Завет”, "Молитва дитяти”, имевших успех благодаря искреннему религиозному чувству, которым они согреты. Рядом с ними нужно поставить те, в которых Никитин старается разрешить философские вопросы. Так, он обращается к своему уму:

В поэзии Никитина вообще совершенно отсутствуют стихотворения любовного содержания. Этим пробелом, как мы знаем, отличалась и жизнь поэта. Даже в тех стихотворениях, которые написаны, по-видимому, в альбомы особ прекрасного пола, печальный поэт говорит о тоске под звуки рояля, о житейской невзгоде и т. п.

Среди произведений Никитина есть целый ряд стихотворений, которые могут служить замечательным дополнением к его биографии. Это – стихотворения, выражающие, душевное настроение поэта, историю его внутренней жизни. Отличительная черта их – искренность и тихая грусть, которая переходит часто в надрывающую душу скорбь.

"Я воплощал боль сердца” в звуки, говорит сам Никитин. Эта скорбь далека от того напыщенного пессимизма, который рождается от пресыщения благами жизни, от душевной пустоты и скуки в людях, получивших от судьбы больше того, что они заслуживают. Неудовлетворенность самых скромных желаний счастья, противоречие задушевных мечтаний поэта с окружающей его горькой действительностью – вот что вызывает в жизни Никитина ту внутреннюю драму, которая выражается в его скорбных стихотворениях. Только воспоминания детства являются светлыми оазисами, на которых с отрадой останавливается мысль поэта. Такая жизнерадостная картинка рисуется им, например, в известном стихотворении "Помню я: бывало, няня…” или в другом:

Но эти светлые воспоминания в душе поэта тотчас же сменяются мрачными чувствами, заставляющими его сказать:

В других стихотворениях Никитин жалуется на свою суровую долю, с которой он "рано подружился”, на неудавшуюся жизнь "с потерями надежд, бессильем против зла”, на грязь и невежество окружавшей его среды. Это жалобы богато одаренной натуры, которая томится в чуждой ей обстановке, рвется из нее и не находит сил, чтобы вырваться.

Четыре года, проведенные Никитиным под влиянием Второва и его кружка, можно назвать временем его нравственного возрождения. Не только в его общественном положении, но и в мировоззрении происходит переворот, отразившийся и на его произведениях. Во всем, что написано им до этой поры, нет ничего оригинального, никакой, так сказать, определенной писательской физиономии. Отголоски пушкинской школы, литературные и философские взгляды сороковых годов, насколько они были доступны пониманию Никитина-семинариста, наконец, народные мотивы в духе Кольцова – все это присутствует в произведениях этого периода. Талант искал себе самостоятельной дороги и, как всегда бывает с начинающими, избрал пока проторенные пути. Естественнее всего для поэта-дворника было следовать Кольцову, но, как заметил Белинский, Кольцовым нужно было родиться, подражать же ему было невозможно. Во всяком случае, в произведениях Кольцова, значение которых тогда уже так прекрасно понял Белинский, Никитин мог видеть указание для себя: они открывали ему область народной жизни, до тех пор почти не известную в нашей литературе. Впрочем, не только пример Кольцова, но и сама жизнь с новыми общественными запросами указывала Никитину ту область, в которой могло выразиться его дарование. В то время, во второй половине пятидесятых годов, в воздухе уже носились веяния реформ императора Александра II, и главнейшим здесь должно было стать освобождение массы простого народа от крепостной зависимости. Вместе с тем происходит переворот и в общественных взглядах на народную жизнь. Тот народ, к которому раньше относились с таким пренебрежением, как к холопу, которого литература или совсем не удостаивала своим вниманием, или выводила только для оживления сельской картины в виде благоденствующих "пейзан” и "пейзанок”, теперь становится предметом серьезного изучения. Правда, интерес к народу возник гораздо раньше, – уже в литературе сороковых годов пробивалась струя народности; но тогда это движение происходило втихомолку, под гнетом "независящих” обстоятельств, и потому не могло выявиться вполне определенно. Только со второй половины пятидесятых годов наша литература отводит видное место изображению народной жизни, представляя ее без фальшивых прикрас и сентиментальности. И эта правда о народе производит сильное впечатление. Такие вещи, как "Записки охотника” Тургенева, повести Григоровича и стихотворения Некрасова, пользовались в обществе необыкновенным успехом. Они были своего рода откровением, хотя изображали только то, что было у всех перед глазами.

В такое-то время выступил Никитин со своими лучшими стихотворениями. В них нет светлой поэзии Кольцова, его простого и трогательного лиризма, нет широты и оригинальности этого таланта-самородка. Никитин по преимуществу скорбный поэт, поэт бедности и горя. Мир его произведений, может быть, слишком узок, но зато изображен вполне сознательно и вдумчиво; он не только хорошо знает описываемую им жизнь, но и понимает ее, сочувствует ей и сам страдает вместе с другими обездоленными. Читая его произведения, вы чувствуете, что автор – не литератор-барин, старающийся проникнуть в народную жизнь, которая все-таки остается для него только объектом наблюдения, а писатель, представляющий собою плоть от плоти этого народа, переживший и перечувствовавший то, что он изображает. Эта искренность составляет одно из лучших достоинств произведений Никитина. Другое свойство его таланта – реализм, трезвое и правдивое отношение к жизни. У него нет той приторной идеализации, к которой часто прибегают даже лучшие из наших писателей-народников. Несмотря на свои симпатии к народу, Никитин не закрывает глаз на его дурные и дикие стороны, которые как неизбежное зло будут существовать до тех пор, пока над этой темной массой "не блеснут лучи рассвета”. И, тем не менее, несмотря на отсутствие идеализации, этот бедный и серенький люд, так тихо и безропотно переносящий свою долю, вызывает глубокое участие к себе благодаря правдивому изображению Никитина. Вот, например, один слишком обыкновенный, но, тем не менее, страшный момент жизни женщины-крестьянки в стихотворении "Жена ямщика”. Сидя за прялкой в зимнюю ночь, жена ямщика поджидает мужа, который уехал с извозом и уже пятую неделю не шлет о себе никаких вестей. Тревожные мысли не дают ей покоя:

Вспоминается жене ямщика прошлое – ее невеселая девическая жизнь; вспомнились слова ее матери:

А вот и весть, которой недаром с такой тревогой ожидала жена ямщика: от соседа, привезшего лошадей ее мужа, она узнает, что он, приехав в Москву, вдруг захворал и умер.

В другом стихотворении, "Бурлак”, рассказывается незадавшаяся жизнь бурлака, которому вначале так повезло:

Все, кажется, шло прекрасно, но беда нагрянула нежданно-негаданно: умерла молодая жена, а за ней сынишка, отрада отца, а затем началось разорение и нужда, заставившая неудачника пойти в бурлаки.

А вот и еще горе, – горе крестьянина-пахаря:

С глубокой симпатией изображает Никитин эту "бесталанную долю” пахаря, которого так преследует судьба, его трудную борьбу с природой, его постоянные заботы:

"На труды твои да на горе вдоволь вчуже я наплакался!” – заканчивает поэт это прекрасное стихотворение ("Пахарь”). Такие же грустные думы о судьбе крестьянина находим и во многих других стихотворениях Никитина (например "Нищий”, "Деревенский бедняк”, "На пепелище”). Печальное положение крестьянской женщины в различные моменты ее жизни – жизнь девичья, замужество, вдовство – также изображено Никитиным. Вот, например, отец принуждает дочь выйти замуж за жениха, который "и буян, и мот, и в могилу свел жену первую”, но зато богат ("Упрямый отец”). А вот замужество, в котором ее ожидают только тяжелый, непосильный труд и заботы (стихотворения "Жена ямщика”, "За прялкою баба”, "Мать и дочь”), и еще более страшное вдовство ("Пряха”).

Мы не имеем возможности перечислить здесь всех стихотворений Никитина, в которых он изображает крестьянскую жизнь. Как мы уже говорили, это изображение, может быть, односторонне: бедность, нужда, тяжелый труд, неудачи… Ни "поэзии степей и полей” Кольцова, ни той беззаветной русской удали, которая так часто слышится в его песнях, мы не найдем у Никитина. Как на единственное почти исключение можно указать разве на его известную "Песню бобыля”, в которой так хорошо выражена та бесшабашность русского человека, для которой все – "трын-трава”.

Но это уже свойство таланта Никитина, которому ближе к сердцу были печальные явления жизни, чем какие-либо другие. В заключение мы не можем не привести его прекрасную характеристику бедности в следующих строфах:

Как уже можно судить из приведенных отрывков, во всех этих произведениях Никитин далек от того бесцветного романтизма, с которым он выступил вначале. Если по своей форме, по размеру и языку эти стихотворения приближаются к стихам Кольцова, – имея перед собой такой образец, Никитину не нужно было вырабатывать что-либо самому, – то по содержанию и по своему настроению они вполне самостоятельны. Вы видите, что у поэта есть свой особый мир, который он так хорошо изучил и любит и потому так правдиво изображает. Но лучше всего выразился талант Никитина в драме из мещанской жизни "Кулак”. Это самое крупное по размерам и самое серьезное по замыслу из его произведений. Здесь нарисована широкая картина жизни того "темного царства”, из которого вышел сам поэт, и которое было ему так близко знакомо. Кулак – это мелкий торговец, который для поддержания своего существования промышляет всеми правдами и неправдами: рвет, что только может, в свою пользу, обвешивает, обмеривает, клянется. Таков Лукич, герой поэмы Никитина. С поразительным реализмом поэт изображает тяжелую и позорную жизнь кулака, все его проделки и злоключения. Но, несмотря на низость этой жизни, на грязь порока, в которую погружается Лукич, поэт постоянно отмечает в нем и проблески добра, которые примиряют нас с этой испорченной натурой и заставляют видеть в ней несчастную жертву обстоятельств. Сам поэт говорит:

Эта гуманная мысль, проходящая через всю поэму, придает ей особенную цену. "Кулак” – не сатира, обличающая порок, а плач о человеке, погибающем в тине низких интересов и страстей, но по натуре своей достойном лучшей участи. Сюжет поэмы заключается в том, что Саша, дочь Лукича, любит бедного столяра, но отец принуждает ее выйти замуж за богатого торговца, Тараканова, в надежде, что зять поможет ему поправить свои дела. Напрасно Саша со слезами умоляет отца:

Напрасно вместе с Сашей просит за нее Арина, жена Лукича, – он остается непреклонным и грозит дочери проклятием за ослушание. Лукич не злой по природе, ему жаль дочери; его самодурство – результат грубых взглядов, исстари сложившихся в той темной торгашеской среде, в которой он живет, и извращенных представлений о счастье. Он рассуждает:

Самодурство отца, душевная драма Саши, которая должна выйти замуж за немилого ей Тараканова, сцены сватанья, сговора – все это чрезвычайно живо изображено Никитиным. Мы не имеем возможности познакомить читателя с этими сценами в выдержках, так как это заняло бы слишком много места, и отсылаем его к самой поэме. Жертва, принесенная Сашей, оказывается напрасной. Богатство немилого мужа, тупое мещанское довольство не дают ей счастья; Саша томится и чахнет. Ошибается также и Лукич в своих расчетах на поддержку эгоиста-зятя. Тяжелая сцена, когда Лукич в трудную минуту напрасно просит о помощи Тараканова, вызывает сочувствие к этому падшему и несчастному человеку:

Только со стороны бедного столяра, которого он оскорбил отказом выдать за него дочь, встречает Лукич сочувствие и готовность помочь во время своего падения. Поэма заканчивается следующими прекрасными строфами:

Этими немногими чертами мы хотели только обозначить ту нравственную идею, которой проникнуто лучшее произведение Никитина. Познакомить с его художественными достоинствами мы не имеем возможности в этом кратком очерке. Несмотря на растянутость и прозаичность некоторых мест "Кулака”, поразительный реализм в изображении бытовых сцен производит глубокое впечатление при описании драматического положения действующих лиц и свидетельствует о крупном таланте Никитина. Как на лучшие из таких мест можно указать на сцены самодурства кулака, сватанья, болезни и смерти Арины…

Кстати, напомним здесь о "Дневнике семинариста”, единственном произведении в прозе, которое оставил Никитин. При всей незаконченности этих очерков некоторые места "Дневника”, несомненно, свидетельствуют о том, что и в прозе Никитин мог с успехом проявить свой талант; такова, например, прекрасно написанная сцена смерти Яблочкина.

Нам остается указать еще на одну область творчества, в которой Никитин является замечательным художником: это описания природы. Вот поэтическое описание ночи:

Такие описания могли быть созданы только поэтом, который "с природой одною жизнью дышал”. Эти стихотворения (прибавим еще: "Зимняя ночь в деревне”, "Зашумела, разгулялась…”, "Полдневный воздух зноем дышит” и др.) давно стоят в одном ряду с лучшими произведениями наших поэтов.

О стихотворениях Никитина, написанных на злобу дня, мы уже упоминали в другом месте. Такие стихотворения, как "Разговоры”, "Опять знакомые виденья”, "Поэту-обличителю” и другие, не имеют художественных достоинств и интересны только в связи с характеристикой мировоззрения Никитина. Мы говорили также о перемене, происшедшей в нем за последние годы его жизни, и отметили его резко отрицательное отношение к "веяниям” пятидесятых годов, к пустым, по его мнению, "разговорам” тогдашней интеллигенции о "заре новой жизни” и вообще к обличениям старого, дореформенного зла. Все это, может быть, доказывает только то, что по недостаточности развития Никитин не мог вполне понять жизненного значения тогдашнего общественного движения, от которого он, впрочем, и стоял слишком далеко в последние годы жизни; поэтому он и видел в нем только отрицательные стороны, которые, несомненно, были. Рядом с отрицанием Никитин пытается указать на положительные идеалы, к которым, по его мнению, следует стремиться, но эти идеалы оказываются очень туманными и слишком отзываются общими местами. "Широкий путь, разумный труд”, "бесконечное мысли движенье, царство разума, правды святой” – вот все, что мы находим в его стихотворениях ("Опять знакомые виденья”, "Поэту-обличителю”). Здесь слышится отголосок возвышенного, но туманного идеализма сороковых годов.

Нам остается подвести итоги всему сказанному выше о Никитине.

Это был несомненный и крупный талант, которому недоставало только правильного и всестороннего развития для того, чтобы занять более видное место в нашей литературе. Судьба Никитина не соответствовала его силам, большая часть которых была загублена неудавшейся тяжелой жизнью. "В вашей судьбе что-то есть роковое!” – говорит Некрасов, обращаясь к "братьям-писателям”. Эти слова главным образом относятся к тем писателям-разночинцам, которые прошли трудный путь, исполненный невзгод и препятствий, прежде чем сумели вынести на свет свое дарование. Яркий пример этого – история жизни Никитина, одного из первых разночинцев в нашей литературе.

Как народный поэт Никитин был преемником Кольцова в изображении народной жизни, оставаясь, однако, в этой области самостоятельным наблюдателем. Его скорбные стихотворения, проникнутые таким искренним сочувствием к страдающему и обездоленному люду, их трезвая правда составляют прекрасное дополнение к поэзии Кольцова. Недаром же имена Кольцова и Никитина обыкновенно ставятся рядом.