Война, приближение которой Рабле мог предвидеть в Риме, разразилась.
Карл V с 50-тысячной армией вступил в Прованс, громко
объявляя, что идет прямо на Париж. В то же время с севера подвигалась
другая армия под предводительством графа Нассауского. Франциск поручил
защиту Парижа, Пикардии и Шампани кардиналу Дю Белле, а против Карла
выслал герцога Монморанси. Герцог решил заморить врага голодом. Прованс
был предан самому жестокому опустошению: по приказанию герцога сжигали
мельницы, житницы, целые деревни и даже города, истребляли хлебные
запасы, заваливали колодцы. Монморанси заперся в укрепленном лагере, и,
чтобы дойти до него, императорским войскам пришлось проходить по
бесплодной пустыне; страна не могла дать ни малейшего продовольствия его
войскам, а когда появлялись припасы, подвозимые морем, голодные жители с
мужеством отчаяния набрасывались на них и отбивали их у императорских
отрядов. За два месяца император, не дав ни одного сражения, потерял от
болезней и истощения 20 тысяч человек и принужден был оставить Францию.
Герцог Нассауский также отступил после безуспешной попытки взять
приступом Перонну.
Все это тревожное время Рабле провел в Париже, вблизи
своего сильного патрона, кардинала Дю Белле. Кардинал считался аббатом
монастыря Сен-Мор, при надлежавшего ордену бенедиктинцев. Испрашивая у
папы разрешения вернуться в ряды этого ордена, Рабле, вероятно, имел в
виду поселиться именно в этом монастыре. Он действительно вступил в
число его монахов и с восторгом описывал его в послании к кардиналу
Шатильону. «Это, – пишет он, – райское жилище по благорастворенности
воздуха, приятству, тишине, удобствам, невинным удовольствиям сельской и
земледельческой жизни». Кроме спокойствия, Рабле мог постоянно
пользоваться в этом удобном убежище и обществом своих друзей и
единомышленников. В начале 1537 года Этьен Доле, заподозренный в
убийстве своей жены и преследуемый судом, приехал в Париж под
покровительство короля. Король помиловал его, и на радостях тот задал
большой пир, на котором присутствовали Бюде, Маро и Рабле, «Рабле –
честь медицины, врач, который может вызвать мертвого от дверей могилы и
возвратить его к свету», – как писал Доле в одном своем стихотворном
послании.
Несмотря на все прелести жизни в Сен-Морском аббатстве,
Рабле недолго оставался там. Едва затихла военная гроза, как он снова
направился на юг, и в мае 1537 года мы встречаем имя его в списках
Монпельевского университета, где он получил ученую степень доктора
медицины и затем в течение двух лет читал лекции: излагал и
комментировал «Прогностиков» Гиппократа и преподавал анатомию. Рабле был
одним из первых анатомов, делавших демонстрации на трупах. В сборнике
латинских стихотворений Доле, напечатанных в Лионе в 1538 году,
находится эпитафия на могилу одного повешенного, который был вскрыт
Рабле в присутствии многочисленной аудитории. Автор говорит от имени
повешенного, который радуется, что труп его дал повод присутствующим
приобрести так много поучительных и интересных знаний. Он предназначался
сделаться игрушкою ветра и добычею воронов, и вдруг его выставили в
амфитеатре, целая толпа именитых граждан собралась вокруг него, он
привлекал к себе всеобщее внимание, его окружали почетом, он приобрел
славу. Он очень жалеет своего товарища по виселице: труп этого
несчастного был вскрыт другим врачом, таким несведущим и
некрасноречивым, что он сам казался холодным и немым, как мертвец.
Ученые занятия в Монпелье не мешали Рабле делать частые
путешествия в разные южные города, особенно в Лион, где он проводил по
несколько месяцев сряду и куда его привлекало отчасти желание повидаться
со старыми друзьями, отчасти необходимость следить за печатанием двух
первых частей своего романа, которые продолжали требовать новых и новых
изданий.
Тяжелое время переживала в это время Франция.
Кроме опустошительных войн, превращавших в пустыни целые провинции, и
разорительных налогов, убивавших и земледелие, и промышленность,
двойственная, вечно колеблющаяся политика Франциска удручающим образом
действовала на умы. В первые годы своего правления, в значительной
степени под влиянием сестры своей, Маргариты Валуа, Франциск склонялся
на сторону свободной мысли, свободного исследования религиозных
вопросов. Протестантское движение в Германии представлялось ему фактом в
высшей степени утешительным, так как оно ослабляло его врага, Карла I.
Мало того, даже дружеские связи с неверными, с турками не казались ему
делом греховным, и после несчастной битвы при Павии он послал Солиману
свой перстень с предложением оборонительного и наступательного союза
против императора. В Париже он вел постоянную борьбу с Сорбонною и своею
властью спас многих жертв ее изуверства; благодаря его защите остались
живы: Лефебр, которому грозила смерть за ересь, высказанную им по поводу
Магдалины; Маро, талантливый поэт; переводчик псалмов Этьен Доле и
многие другие. Он приближал к себе гуманистов, вроде братьев Дю Белле, и
ученого Бюде, бывшего его библиотекарем, с удовольствием смотрел
комедии, в которых представлялась драка Лютера с папой, зачитывался
романом Рабле, принимал от Цвингли посвящение его книги «Истинная и
ложная религия». Чтобы иметь противовес ненавистному ему влиянию
Сорбонны, Франциск решит устроить Collège de France, в котором для
начала должны были читаться языки греческий и еврейский, гонимые
Сорбонной, и математика; а позднее – медицина, философия, латинский,
арабский языки, законоведение и естественные науки. Начиная свою борьбу с
папою, Генрих VIII искал его союза и не без основания рассчитывал на
его поддержку; протестанты Германии не раз получали от него денежные
субсидии и громкие обещания.
Но все эти проявления либерализма и
свободомыслия не имели под собой никакого прочного основания.
Индифферентист в делах веры более по легкомыслию, чем по убеждению,
Франциск свои религиозные воззрения вполне подчинял политике. А политика
его отличалась неустойчивостью, беспринципностью, крайним
оппортунизмом. В то время как Маргарита и братья Дю Белле склоняли его
на сторону веротерпимости, союза с Англией, энергичной поддержки
протестантов, – мать его, Луиза Савойская, и герцог Монморанси твердили
ему о необходимости приобрести дружбу папы посредством строгих
преследований еретиков. Франциск колебался между этими двумя влияниями,
склоняясь то в ту, то в другую сторону, смотря по ходу военных действий
против Карла V или своих личных дел. С 1534 года во Франции начинаются
гонения против еретиков: их пытают и жгут десятками и сотнями в Париже, в
Меце, в Нанси. В 1535 году Франциск по настоянию Сорбонны издал
невероятный ордонанс, запрещавший книгопечатание, – ордонанс, который,
впрочем, никогда не был да и не мог быть приведен в исполнение. Болезнь,
начавшая подтачивать силы Франциска задолго до его смерти, лишала его
всякой нравственной энергии. А между тем при дворе образовывалась партия
дофина, партия благо мыслящих, строгих католиков, сторонников всего
испанского, не исключая и инквизиции. Повинуясь ее внушениям, король
отказался от всякой поддержки протестантов, обязался помогать императору
в его войнах против турок, а внутри страны все чаще и чаще уступал
Сорбонне и фанатикам-католикам. Костры запылали в Тулузе, Ажане, Руане и
Блуа. Маро, секретарь Маргариты Валуа, любимец двора, принужден был
бежать из Франции, т. к. Сорбонна обвинила его в ереси за его перевод
псалмов на французский язык. Де Перье, смелый и талантливый автор
остроумных диалогов «Cymbalum Mundi», сожженных рукою палача, кончил
жизнь самоубийством. Этьен Доле умер на костре в Париже за одну фразу в
его переводах с греческого, истолкованную как отрицание бессмертия души.
Гуманисты чувствовали, что почва под ними колеблется,
что надежда их на блаженство Телема рушится. Критическая мысль,
свободное исследование, возбужденное ими, направились на вопросы
религиозные и породили разные секты, из которых каждая с самым
фанатическим изуверством отстаивала свои догматы и предавала проклятию
всех, не соглашавшихся с ними.
Вероятно, Рабле разделил бы судьбу своих друзей и
товарищей по убеждениям, если бы его не спасали сильные покровители.
Братья Дю Белле до конца жизни Франциска пользовались почетом при дворе и
милостями короля. Один из них, Гильом, известный своими военными за
слугами, был назначен губернатором Пьемонта. В 1539 году он пригласил к
себе Рабле в качестве домашнего врача и не расставался с ним до самой
своей смерти в 1543 году.
Во все это время Рабле бывал во Франции только наездами,
ненадолго, впрочем, нашел время проследить за новым изданием двух
первых книг своего романа. Это издание вышло в 1542 году и значительно
отличается от предыдущих. Изменения касались не сущности рассказа, а
отдельных фраз и выражений. Некоторые поправки вызваны были желанием
автора сгладить слог, но большинство обусловливалось печальными
обстоятельствами времени, страхом подвергнуться преследованию. Так как
главными врагами Рабле и вообще гуманистов были члены Сорбонны и
клерикалы, то в угоду им слова «Сорбонна», «теолог» и все производные от
них были исключены или заменены словами «софист», «ученый» и разными
другими, более или менее удачными. Некоторые поправки сделаны, очевидно,
в угоду королевской власти; так, фраза «иностранные народы удивляются
терпению или, лучше сказать, глупости французских королей»
явилась в издании 1542 года без слова «глупости». В описании низких
должностей, какие разные замечательные люди занимают на том свете, имена
французских королей заменены другими: вместо Карла Великого поставлен
Нерра, вместо Пепина – Тигран и т. п. Некоторые выражения, которые могли
показаться кощунственными, совсем опущены.
После смерти Гильома Дю Белле младший брат его,
епископ Монский, предоставил Рабле приход в своем епископстве. Рабле,
как и многие священники того времени, пользовался доходами с этого
прихода, но не был обязан жить в нем и исполнять священнические
обязанности. Он по-прежнему проводил большую часть времени в Лионе или
Париже и, кроме исправленного издания первых двух книг своего романа,
приготовил к печати и третью книгу. Выпустив в свет эту третью книгу в
начале 1546 года, Рабле, несмотря на то, что получил от короля
разрешение печатать ее, побоялся оставаться во Франции и с радостью
принял приглашение занять место врача при городской больнице в городе
Меце. |