После того как произошли определенные события, работа над созданием художественного произведения может показаться чем-то вроде бега по кругу. Возможно, такова роль художника, на первый взгляд неглавная, но в действительности весьма важная. Можно быть сколько угодно творческой личностью, но оказаться не в силах сдержать свои эмоции и промолчать. Немногие могут это понять, может быть, лишь интеллигентская верхушка, к которой мечтает принадлежать Флобер, когда смотрит на царящую во Франции разруху, в особенности в области нравственности.

Писатель по-прежнему кипит гневом. Человек, который «любого представителя буржуазии называл подлецом», теперь выступает как крайний реакционер, словно подхватил вирус глупости, с которой боролся, как Дон Кихот с ветряными мельницами. К несчастью для Флобера и, возможно, для нас, поскольку мы любим этого писателя, все свои черные мысли он излагает в основном в письмах Жорж Санд. Изливать на бумаге бредовые антидемократические и человеконенавистнические идеи становится отдушиной его души. Случайно ли это? Он знает, что задевает чувства своей старой доброй подруги, которая и без того страдает от недавних событий. Он намеренно нажимает на ее больную мозоль. Гюставу не чужда провокация: революция — это печь, и не важно, монархическая или республиканская. Всеобщее избирательное право — позор человеческого разума. Народ, впрочем, бесполезно просвещать. Всех коммунаров, этих бешеных, по его словам, псов, следовало бы отправить на каторгу, и т. д. Жорж Санд при всей своей широте взглядов и неисчерпаемой снисходительности по отношению к высказываниям своего «старого трубадура», который на глазах превращается в воинствующего реакционера, начала терять терпение. Наконец она решает, что пришла пора ответить Флоберу. В сентябре 1871 года в ответ на особенно язвительное, скорее сумасбродное, письмо Гюстава, в котором он выступает, в частности, против народного образования и всеобщего избирательного права, Жорж Санд публикует в газете «Тан», где два раза в месяц она выступает с обзорными статьями, открытое письмо: «Одному другу». Имя друга не разглашается, но речь идет о Флобере. Писательница это подтверждает в одном из своих писем. Статья написана прекрасным литературным языком. В ней находят отражение не только политические взгляды Жорж Санд, но и благородные намерения, характерные для «прогрессистов» той эпохи, которые не желают видеть, что в многочисленных утопических теориях, распустившихся пышным цветом на унавоженной клумбе социальной несправедливости, пробиваются ростки тоталитаризма века грядущего. Это видел или, по крайней мере, по-своему предвидел Флобер. Читая письмо своей старой подруги, наш добрый Гюстав проливает горькие слезы. Тем не менее ее слова нисколько не разубедили писателя в собственной правоте. В ответном письме он сказал как отрезал: «Любая мечта о демократии состоит в том, чтобы поднять пролетария до уровня глупого буржуа. Мечта частично осуществилась».

Теперь главное дело Гюстава состоит в том, чтобы отдать долг дружбе. Речь идет о Луи Буйе. Писатель не только пишет предисловие к его последним стихотворным произведениям, но и продолжает бороться за то, чтобы его «Мадемуазель Аиссе» наконец увидела свет рампы. Флобер также организует сбор подписей за то, чтобы в Руане поставить памятник Луи Буйе. В декабре 1871 года его предложение было отклонено городским муниципальным советом со ссылкой на то, что Буйе не достиг той славы, которая необходима для оказания подобных почестей. Флобер в ярости. В обращенном муниципальному совету письме он обещает отхлестать до крови его членов. О каждом из них писатель начинает собирать сведения с целью обвинения в коррупции. Он разбушевался не на шутку.

Одновременно с этим Флобер не жалеет усилий, чтобы поставить на сцене пьесу своего друга. Он читает ее актерам «Одеона», давит на все возможные рычаги, чтобы произведение его друга было незамедлительно включено в репертуар театра. Он мечтает, чтобы после оглушительного успеха этой пьесы земляки Луи из Руана пожалели, что по достоинству не оценили его талант. Гюстав вносит исправления в текст пьесы, адаптируя ее для сцены. Он принимает участие в постановочном процессе, когда начинаются репетиции спектакля. Наконец, 6 января 1872 года пьеса впервые видит свет рампы. Премьера проходит с успехом, поскольку зал большей частью заполняют благожелательно настроенные друзья Гюстава. Но затем происходит нечто из ряда вон выходящее. Театральные критики, пользуясь случаем, с остервенением набрасываются на Флобера. Они обвиняют писателя в том, что он внес в произведение своего друга многое от себя. «Меня принимают за красного! — пишет он Жорж Санд 21 января. — Вы видите, до чего дошло». В самом деле…

Над Гюставом все больше сгущаются тучи, на этот раз финансовые. Комманвиль, муж племянницы, во время войны совершил неудачную сделку. Он купил в Скандинавии лес, который не смог продать. И теперь он находится на грани банкротства. В конце декабря 1871 года Флоберу удается всеми правдами и неправдами взять в долг денежные средства, необходимые для спасения зятя от финансовой катастрофы. Речь идет о 50 тысячах франков, огромной по тем временам суммы. Гюстав уговорил дать денег взаймы тестя одного из своих друзей Рауля-Дюваля, будущего спонсора Ги де Мопассана. Флобер даже обратился к принцессе Матильде, которая предлагает ему заложить под определенную сумму ее владение в Сен-Гратьене, что свидетельствует о том, что между ними существовали довольно близкие отношения. Флобер отказывается. Тогда Матильда советует Гюставу обратиться к банкиру Ротшильду. Она даже посылает своего нотариуса на помощь Комманвилю, которому, однако, не удалось извлечь пользу из его советов. В самом деле это было лишь начало финансового краха, который омрачил последние годы жизни писателя.

Для Гюстава настают трудные времена. После того как Флобер опубликовал свое предисловие к произведению Луи Буйе «Последние песни», он получает оскорбительное письмо. Несмотря на то что письмо не подписано, по стилю нетрудно догадаться, что это Луиза Коле. Испытывала ли она ревность к вниманию, с которым Флобер относился к творческому наследию своего умершего друга, в то время как с того времени, как они с Гюставом расстались, он не проявлял ни малейшего интереса к ее сочинениям? Впрочем, «Последние песни» были словно заколдованы злыми духами: издатель Леви, обещавший взять на себя расходы за публикацию произведения, берет свои слова обратно. Это означает разрыв отношений. Уязвленное самолюбие Флобера не позволяет ему продолжать сотрудничество с этим «сыном Израиля». Писатель считает его предателем.

Беда не приходит одна. Здоровье госпожи Флобер заметно пошатнулось. Она стареет на глазах, теряет разум, становится капризной и требовательной. Необходимо постоянно заботиться о ней. В доме писателя в Круассе царит мрачная атмосфера. Здесь веет старостью и смертью. Подобные условия отнюдь не способствуют плодотворной работе. Гюстав уже мечтает укрыться в каком-нибудь монастыре в Италии, чтобы ничего не видеть и не слышать. Ему вовсе не хочется вечно заниматься «другими», которые отнимают у него время и энергию.

И все же «другим» когда-то приходит конец. 6 апреля госпожа Флобер умирает после долгой агонии. С ее смертью семейное гнездо Флобера начинает постепенно приходить в упадок. Всем своим близким друзьям писатель пишет одни и те же слова: «Я разбит». Правдивее и точнее не скажешь. Гюстав составлял вместе с матерью странную семейную пару, словно некое единое целое, несмотря на то, что это происходило помимо его воли, часто раздражало и выводило его из себя. И все же именно так оно и было. Его «бедная старушка», уходя в мир иной, уносит с собой часть его самого. Эту утрату он воспринимает с облегчением и вместе с тем как огромное горе. Самые точные слова находит Жорж Санд: «Вот, увы, непрерывная и жестокая суета сует закончилась, так же как заканчивается расставанием после борьбы все в этом мире».

Всю свою жизнь Гюстав с пренебрежением относился к денежному вопросу. Ренту, на которую жила семья, он воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Ему казалось, что так будет продолжаться до конца его дней. Проведение инвентаризации собственности и разделение наследства повергает в смятение Гюстава, словно его мать умирает во второй раз. Затем наступает момент вскрытия завещания. Госпожа Флобер завещает дом в Круассе Каролине, но за Гюставом остается право проживания в доме. Кроме того, он получает в наследство поместье в Довиле, доходы от которого переходят к нему.

Отныне Гюставу придется научиться жить в реальном, а не мнимом одиночестве. Как сироте или вдовцу. Ему ничего не остается, как, по его словам, «приняться за фразы». Он пишет Каролине: «Ты не представляешь, какой покой и красота в „твоем" Круассе! Все окрашено в нежные тона. Тишина несет успокоение. Воспоминания о „моей бедной старушке" не покидают меня. Они обволакивают меня словно туманным облаком».