Ecли смотреть на современную Флоренцию с окружающих ее холмов и пригорков, трудно представить, как выглядел город в XIII веке. В кольцах стен теснились узкие улочки, иногда заканчивавшиеся просветом площадей. Колокольни многочисленных церквей не отличались высотой. В это время еще не было ослепляющего мрамора городского собора Санта Мария дель Фиори, достроенного уже после смерти Данте.

Группы домов образовывали кварталы с неясными очертаниями; между домами были небольшие дворики, где росли апельсиновые и лимонные деревья и смоковницы. В этих не огороженных заборами двориках отдыхали летом, занимались ремеслами и домашними делами. Часто двор переходил в другой двор или ограничивался садом какой-нибудь церкви или монастыря. Кое-где высились башни богатых и знатных.

В самом городе было мало растительности, но, как и в наши дни, за пределами городских стен радовала глаз темная зелень олив и можно было любоваться на прекрасные виды Фьезоле и отроги Апеннинских гор, зимой и ранней весною покрытые снегом. Богатые флорентийцы имели под самым городом значительные участки земли, часто с домом и башней, окруженные виноградниками.

В юго-восточной части города — Сан Пьер Маджоре, в приходе Сан Мартино дель Весково находился отчий дом Данте, который по похвальному флорентийскому обычаю был разрушен после его изгнания. Здания, которые показывают ныне любопытным туристам как «дом Данте», не что иное, как реконструкция XIX века. Это небольшая башня в четыре этажа и несколько двухэтажных домов, связанных между собой навесами и балконами. Невдалеке сохранилась подлинная современница дома семьи Алигьери — высокая и некогда грозная башня Кастанья, в которой первоначально собирались приоры цехов

За десять лет до рождения Данте неподалеку от его жилища была закончена постройка одного из самых мощных зданий Флоренции — дворца Капитана народа, называемого Барджело. В эпоху Возрождения палаццо украсили скульптурой знаменитых мастеров. Во времена Данте на внешних стенах Барджело вешали бунтовщиков, а если они были в бегах, искусные художники изображали их на стенах с веревкой на шее. Таким ремеслом занимался позже и знаменитый флорентийский живописец Андреа дель Кастаньо.

Во второй половине мая 1265 года, когда родился Данте Алигьери, величайший поэт Италии, Флоренция находилась под папским интердиктом, и в городе не звонил ни один колокол. Близ дома Данте слышался стук копыт тяжело вооруженных немецких рейтаров, которых привел с собой гибеллинский подеста граф Гвидо Новелла. Но вскоре рейтары и незадачливый градоправитель должны были спешно покинуть Флоренцию и уйти в горы во владения графов Гвиди. В городе распространились слухи о смерти короля Манфреда и страшном поражении, которое потерпели гибеллины близ Беневента. Эмигрировавшие гвельфы стали возвращаться во Флоренцию.

Данте с детства запомнил предание о том, что семья его происходит от римского рода Элизеев, участвовавших в основании Флоренции. Он слышал рассказы о прапрадеде Каччагвиде, сопровождавшем в походах на сарацин императора Конрада III (1138—1152). Император посвятил Каччагвиду в рыцари. Доблестный паладин пал в бою с мусульманами. Данте назовет в шестнадцатой песне «Рая» Каччагвиду «отцом», ни разу не упомянув имени своего отца Алигьеро д'Алигьери. Каччагвида был женат на некоей даме из ломбардской семьи Альдигьери да Фонтана. Во Флоренции «Альдигьери» прозвучало как «Аллигьери» (с двумя «л»), а зате.м «Алигьери» (по-латыни — Алагиери). Этим именем, ставшим фамильным, назван был один из сыновей Каччагвиды, потомками которого были дед Данте Беллинчоне и отец — Алигьери (2-й). Воинственность и непримиримость в борьбе Данте унаследовал от Каччагвиды, политическую страстность от деда Беллинчоне, фанатичного гвельфа, не раз изгоняемого из Флоренции. Дед вернулся на родину в 1266 году после поражения императорской партии. Он изучил «трудное искусство возвращаться во Флоренцию», которое его великий потомок так и не постиг. Беллинчоне увидел годовалого внука и с удовольствием наблюдал, как его сторонники разрушают дома гибеллинов, которые были осуждены на изгнание; с этих пор власть во Флоренции окончательно перешла в руки гвельфов. Алигьери 2-й, отец Данте, по-видимому, оставался во Флоренции и в период владычества гибеллинов, — он, вероятно, не был замешан в политическую борьбу. Поэтому Данте родился во Флоренции, а не в чужом городе, как в начале XIV века сын флорентийца-изгнанника Франческо Петрарка.

В детстве Данте узнал не только легенды о древней Флоренции, которая еще не знала раздоров и наслаждалась патриархальными нравами, но также предания о Фьезоле, о битвах греков с троянцами, почитавшимися предками римлян и, следовательно, итальянцев. Различные сокращенные латинские версии гомеровой «Илиады» были излюбленным чтением средневековых флорентийцев. Жадно внимал Данте и повестям о кровавых преступлениях недавнего прошлого, о страшной мести, изгнаниях, тиранах, клятвопреступниках. Образы, поразившие воображение юного Данте, запечатлелись в его поэме.

Семья Алигьери в XIII веке была гвельфской. Во Флоренции каждый младенец рождением своим был как бы предопределен стать членом одной из двух враждующих партий. Приверженность к гвельфам наиболее влиятельных граждан Флоренции — крупных купцов, промышленников, банкиров, юристов — объясняется прежде всего их стремлением отстоять свою экономическую, а следовательно, и политическую независимость от одной из наиболее могущественных сил тогдашнего мира — империи. Гвельфы Флоренции искали опоры в папском Риме, а с 1266 года и в Неаполе, где воцарилась династия Анжу, враждебная империи. Флорентийская синьория стремилась также сохранять самые лучшие отношения с французскими королями, так как была связана тысячами уз и финансовыми интересами с Францией. На ее территории скрещивались к тому же торговые пути во Фландрию, Бургундию и Англию, которые поставляли сырье и являлись рынками сбыта для флорентийских торгово-промышленных компаний.

Из сохранившихся в архивах скудных документов о семье Данте нам известно, что Алигьери владели домами и участками земли во Флоренции и ее окрестностях. Отец Данте — вероятно, юрист, — как многие флорентийцы, давал деньги в рост, что не было зазорно в те времена. Об имени матери Данте и размерах ее личного состояния мы знаем из обширного, занимающего более десяти страниц печатного текста, документа, датированного 16 мая 1332 года. Этот акт, подписанный мировым судьей флорентийской коммуны Лоренцо ди Альберто ди Вилламанья, проливает свет на довольно сложные отношения ближайших родственников поэта. Приданое госпожи Белы, матери Данте, по этому акту наследуют сыновья поэта Пьетро и Якопо. Данте лишился матери в младенческие годы. Вскоре после ее смерти отец женился вторично на некоей госпоже Лапе Чалуффи. От этого брака родилось трое детей. Со своим единственным братом Франческо Данте был очень дружен и всегда жил в любви и согласии. Старый Алигьери умер до 1283 года.

Восемнадцати лет от роду Данте стал старшим в семье. На него легла забота о двух сестрах. Одну из них звали Тана (Гаэтана), другая, чье имя нам не известно, вышла замуж за Леоне ди Поджо, герольда флорентийской коммуны. Племянник Данте, Андреа ди Поджо, очень походил внешним обликом (но не одаренностью и умом) на своего знаменитого дядю. С Андреа был знаком Боккаччо, получивший от него, как можно предполагать, сведения о семье Алигьери. В декабре 1297 года младший брат Данте считался юридически совершеннолетним, то есть ему было не менее 18 лет. Этим числом помечена подписанная им долговая расписка Якопо деи Корбицци, у которого братья взяли взаймы порядочную по тем временам сумму денег — 480 золотых флоринов.

Можно предположить, что прежде чем отправиться в Болонью для изучения высших наук, Данте окончил в родном городе те школы, которые обычно посещали дети из состоятельных семейств. Из хроники Джованни Виллани мы знаем, что уже в начале XIII века во Флоренции было много учителей; преподавали ли они только в школах при церквах, или же существовали большие школы при монастырях или отдельно, не известно. При жизни Данте чтению и письму во Флоренции обучалось около десяти тысяч детей. Меньше было изучающих потом счет на арабский манер, то есть с арабскими цифрами (абака). Группа математических наук преподавалась в школах, посещаемых примерно тысячью учеников; это были преимущественно мальчики, которых предназначали для купеческой деятельности. Всего пятьсот или шестьсот учеников училось в школе высшей ступени, где изучали латынь или «грамматику», основу всякой образованности, а также начала риторики и диалектики. Девушки обыкновенно кончали свое образование первой ступенью и одолевали лишь чтение; письму обучали только девиц благородного происхождения или из очень богатых купеческих домов, либо тех, которые собирались поступить в монастырь. Данте, несомненно, прошел через все ступени средневековой городской школы, хотя латинский язык его и после занятий у флорентийских грамотеев был далек от совершенства.

В соборе Санта Мария Новелла внимание юного Данте привлекали аллегорические изображения наук Андреа ди Буонайуто. Художник изобразил на фреске прекрасную даму Грамматику, приглашающую мальчиков и девочек пройти сквозь узкие ворота, ведущие к знанию. У ног аллегорического существа знаменитый грамматик Присциан записывал правила своей науки. Наверху белел диск Луны — символа грамматических познаний. Над одетой в алое платье Риторикой и поклоняющимся ей Цицероном парила Венера. Риторика включала в себя в это время также поэтику, и Цицерон, как ритор, почитался учителем всех, кто слагал стихи. Науки красноречия и поэтики зависели от Венеры, излучающей свет в сердца поэтов и ораторов. Третья наука, Диалектика, строгого вида женщина в белоснежных одеяниях, находилась под покровительством Меркурия и величайшего из философов Аристотеля. Данте с раннего детства сохранил в своем сердце глубокое преклонение перед этими величественными загадочными дамами. Аллегорические образы флорентийского живописца привели Данте к параллелям между небесными светилами и науками, которые он потом так подробно развернул в «Пире».

Данте мог продолжить свое образование во Флоренции лишь частным образом. В это время многие одаренные юноши обращались за советами и наставлениями к писателю и юристу Брунетто Латини. По всей вероятности, старый сэр Брунетто не преподавал регулярно, но вокруг него собрался кружок молодежи, жаждущей познания, в том числе Гвидо Кавальканти и Данте. Джованни Виллани в своей «Хронике» называл Брунетто Латини великим философом и магистром риторики, смягчившим грубые нравы Флоренции. Про самого себя Латини говорил, что он «человек светский». Так отзывается о нем и Виллани.

Латини родился около 1220 года. Тридцати четырех лет он стал городским нотариусом. Летом 1260 года флорентийская коммуна, в это время гвельфская, послала его в Испанию к королю Альфонсу Мудрому с просьбой о помощи против короля Манфреда, сына Фридриха II. После битвы при Монтаперти гвельфскому послу пути во Флоренцию были закрыты. Латини остается во Франции, проживает в Аррасе и в Париже, где становится юридическим представителем итальянских купцов и банкиров. Вернувшись в родной город после изменения политических обстоятельств, Латини начиная с 1266 года занимает разные административные должности.

Сэр Брунетто стяжал славу не только опытного политика и государственного деятеля, но и отличного писателя. Его энциклопедическое сочинение «Сокровище» читалось еще не менее двух веков после смерти автора.

Первостепенно важно его влияние на Данте, который, вероятно, при его посредстве ознакомился в юности с этикой Аристотеля, с риторикой Цицерона и поэтикой Горация — еще до своих поездок в Болонью и Париж.

В энциклопедии Брунетто Латини, несмотря на то, что в ней много заимствовано из других средневековых сочинений этого же типа, чувствуется большая любовь к знанию и интерес к наукам его времени, стремление расширить представление о мире. Сэр Брунетто хотел просветить людей, не знающих латинского языка, всеохватывающим сочинением, где даются сведения о всех науках. Его примеру последует его ученик Данте, который напишет уже в изгнании трактат «Пир». Знанием французской литературы Данте также в значительной степени обязан своему наставнику; главный труд всей своей жизни Латини написал по-французски. В пору юности Данте французский язык и французские романы были широко распространены по всей Италии, особенно во Флоренции.

В сочинениях Брунетто Латини все время подчеркивается, что все науки зависят от политики. Наиболее высокое и благородное знание, по его мнению, искусство управлять государством. В книгах Брунетто много рассуждений о политике. Мироощущение его прежде всего юридическое. Он говорит о государстве, построенном на нерушимых законах, обязательных для всех. Вероятно, Брунетто познакомил Данте с Никомахейской этикой Аристотеля и привил ему глубокую любовь к этому сочинению.

Латини любил цитировать античных писателей, особенно Цицерона, Аристотеля и Вергилия. В окружении Латини начал составляться круг чтения Данте, определивший во многом его будущие идеи и пристрастия. В культурную жизнь Италии Брунетто внес новые начала. Суждения магистра о земной славе, благодаря которой писатель живет как бы вторично, напоминают высказывания гуманистов XIV—XV веков. «Слава не что иное, как добрая репутация, высокое мнение, которое создается о человеке и распространяется на многие страны… — писал он во второй книге „Сокровища". — Каждый человек желает, чтобы о нем говорили хорошо, ибо без доброго мнения мы не были бы известны… Слава дарует мудрому человеку вторую жизнь». Эта ренессансная жажда славы, знамение новой культурной эпохи, станет свойственна Данте и следующим поколениям деятелей Возрождения.

Двор Данте находился по соседству с большим домом семейства Донати. Это была древняя, феодальная по происхождению семья. В историю Флоренции второй половины XIII и XIV веков глубоко врезалось имя Корсо Донати по прозвищу «Большой барон», который стал впоследствии одним из злейших врагов поэта. Рыцарь, похожий на Катилину, но более жестокий, чем он; благородной крови, прекрасный телом, оратор, имеющий успех, хорошо воспитанный, с душой, всегда готовой на злодеяние, — таков был Корсо Донати в описании флорентийского купца Дино Компаньи, сторонника демократических реформ.

Корсо приходился троюродным братом Джемме Донати, которую старый Алигьери и Мането Донати обручили с Данте по тогдашнему обычаю еще детьми: невесте было лет шесть, а Данте не исполнилось двенадцати. Обручение во Флоренции этого времени считалось обрядом серьезным, порвать его было очень трудно, так как за нарушение матримониальных обязательств платилась крупная сумма, и нередко при расторжении помолвки одной из сторон дело доходило до кровавой мести.

Такие обручения детей, весьма распространенные в Европе в XIII—XIV веках, совершались по соображениям экономического порядка или в угоду политическим интересам родителей. Жених и невеста продолжали жить в доме своих родителей до того дня, пока жениху не исполнялось двадцать или несколько больше лет, а невесте семнадцать-восемнадцать. Бывали иногда случаи, когда из-за отсутствия жениха, болезни, войны или необходимости устройства дел эти сроки переносились. Наконец, когда назначался день свадьбы, свадебная процессия из дома невесты отправлялась в церковь, где совершался обряд венчания. Затем в доме жениха устраивался родственникам и гостям традиционный пир, и молодая оставалась в доме своего мужа.

О Джемме Алигьери до нас дошел один важный документ, из которого мы узнаем, что после смерти Данте его вдова просила у городского управления, ведавшего имуществом изгнанных из Флоренции, из своего приданого, состоявшего из двухсот малых золотых, помощи в зерне, которую и получила. Из этого документа следует, что Джемма, дочь Мането Донати, обручилась с Данте Алигьери 9 февраля 1277 года. Нам известно также, что она умерла в 1342 году, и если предположить, что при обручении ей было шесть лет (что вполне вероятно), то Джемма умерла в возрасте семидесяти одного года, прожив нелегкую жизнь. Год свадьбы остался нам не известен. По свидетельству Боккаччо, Данте женился вскоре после смерти Беатриче, то есть после 1290 года. Затем в рассказе автора «Декамерона» следуют обычные для него нападки на женщин, мешающих своим мужьям заниматься наукой и литературой. К весьма скудным данным, которыми мы располагаем о жене Данте, можно отнести и завещание матери Джеммы, составленное во Флоренции между 17 и 24 мая 1315 года, по которому Мария, вдова господина Мането деи Донати, отказывала своей дочери, жене Данте Алигьери, триста золотых флоринов. Из длинного завещания госпожи Донати видно, что родители Джеммы были людьми весьма состоятельными.

Приходит мысль, что семья Алигьери, с которой захотели породниться богатые и родовитые Донати, не была столь малоимущей, как обычно представляют дантологи. Очевидно, Донати, а следовательно, и другие нобили Флоренции, несмотря на то, что Алигьери не принадлежали к числу известных семейств, все же не считали неравным брак девушки из знатной и влиятельной семьи с молодым Данте.