25 июля 1830 года Бальзак, взятый в оборот редакторами «Трактата об изящной жизни», который должен был быть опубликован в «Мод», пешком преодолел 15 километров. Он шел из «Гренадьеры», расположенной в пригороде Тура, в Саше, к своим друзьям Маргоннам. Именно этим путем пройдет Феликс де Ванденесс из «Лилии долины». Бальзак любовался мельницами и слушал скрип их крыльев, «озвучивающих долину» Эндра. Он брел по берегу реки, восхищался островами, «небольшими пригорками мелкого галечника, о которые разбивались волны», «коврами», сотканными водной растительностью.

Возвратившись в «Гренадьеру», Бальзак вновь взялся за перо. Он написал книгу о том, как добиться счастливой, изящной и «гастрономической» жизни, и при этом ему постоянно казалось, что он вот-вот умрет от скуки.

«Трактат об изящной жизни» представляет собой юмористическое эссе. При этом автор не стремился ни к какой иной цели, кроме получения гонорара.

Для того чтобы придать трактату большую убедительность, Бальзак дал читателям понять, что редакторы «Мод» Жирарден, Лотур-Мазере и сам автор встречались с Джорджем Брианом Бруммелем (1778–1840), англичанином, следящим за веяниями моды. Они взяли у него интервью в Булонь-сюр-Мер сразу после того, как он проснулся. Это была встреча с обедневшим, потрепанным Бруммелем, но это не помешало хозяину принимать гостей «в соответствии со всеми правилами хорошего тона».

Роза Фортассье, опубликовавшая прекрасную книгу о писателях и веяниях моды, провела серьезные изыскания. Она утверждает, что Бальзак никогда не встречался с Бруммелем, а сам Бруммель в описываемый период находился не в Булони или Кале, а в Кайене, куда был назначен на должность консула Его Величества короля Великобритании.

Эта должность спасла Бруммеля от нищеты, и он смог приехать в Париж, где познакомился с Талейраном, княгиней Багратион, Виктором Гюго, которого он сравнивал с «нашим Байроном». Интервью с Бруммелем было воображаемым.

И тем не менее Бальзак провел большую подготовительную работу: он прочитал «Пелем, или Приключения английского джентльмена» Булвер-Литтона и «Грэнби» лорда Норманби.

Эти две книги привели Бальзака к убеждению, что изысканность манер вырождается. Буржуазная Франция, лишенная дворянства, корпусов управления и суда, цеховых гильдий, наполеоновских парадов, стала единообразной и монотонной. Ее словно одели в униформу. Аристократия доживала свои последние дни. Отходили в прошлое этикет и условности. Оставалась лишь существенность, которая означала действительность, возведенную искусством в истину.

Вышли из моды галстук, повязанный вокруг шеи, жабо, длинные ресницы, плотно облегающие фигуру брюки, парики. Теперь мужчины носили усы или округлую бороду, напоминающую воротники эпохи Возрождения. Никто ни перед кем не снимал шляпу. А на смену туфлям пришли сапоги.

Так выглядел современный денди. Его еще называли «эстетом», «щеголем» или львом, а поскольку слово «денди» не имеет женского рода, можно говорить о львицах.

В эпоху романтизма в театрах или на ассамблеях юноши и женщины теряли над собой контроль. Они судорожно рыдали или истерически хохотали до изнеможения. Денди же всегда сохраняли невозмутимый вид. Они не принимали участия в романтическом исступлении и революционном брожении.

Денди избегал всепоглощающего труда. Ни один занятой человек не смог бы два с половиной часа в день уделять своему туалету, как это делал Анри де Марсей. Мужчины и женщины проявляли свою истинную сущность лишь во время отдыха. Изящество требует внутреннего совершенства. Искусство выбрать галстук, ленту или корсаж, как и любое другое, требует долготерпения. Говоря обо всем этом, Бальзак прежде всего имел в виду суматоху наполеоновского общества, которое так стремительно ввел в свет Император.

В «Шагреневой коже» Бальзак настоятельно советует соблюдать чувство меры, ибо тело не в состоянии справиться с нарушениями привычного образа жизни, связанного с пламенной страстью, неумеренными желаниями, жаждой золота и могущественной власти. В это время дендизм превратился в норму поведения тех, кто не желал «доводить себя до изнеможения». «Честолюбцы должны идти извилистым путем, — писал Бальзак, — самой короткой дорогой в политике». «Этот извилистый путь, — пишет Роза Фортассье, — пролегал через бульвары, террасу фельянов, тир Гризье, а вовсе не через Юридическую школу или министерские кабинеты». Денди Дизраэли, Наполеон III, никогда не расстававшийся с сигарой, Кавур, Бисмарк, будто бы выпивавший десять бутылок шампанского в день, признали правоту Бальзака.

Если костюм перестал быть только одеждой, но превратился в признак хорошего вкуса, значит, следует ожидать появления нового типа аристократии, аристократии приличного общества. Это общество объединено только полетом высокой фантазии. Иерархическая субординация обретает расплывчатый характер: здесь можно встретить нотариуса и мелкопоместного дворянина, прелата и лакея.

Прикрываясь легкомысленными словами, Бальзак в своих «трактатах» и главным образом в «Теории поступков», опубликованных в номерах «Литературной Европы» с 15 августа по 5 сентября 1833 года, высказал очень важную идею, которая будет подхвачена и окончательно сформирована Бодлером, идею о современности. С традициями покончено, дорогу воображению! Необходимо создать новую манеру чувствовать, новый образ жизни вне классов и сословий. Если новые потребности не укоренятся, пролетарии, оставшись один на один со своими проблемами, окажутся не у дел. Бальзак верил, что художник может сыграть решающую роль в обществе, если даст работу рабочему.

Чернь, устраивающую беспорядки, необходимо обеспечить работой. Бальзак никогда не забывал о народе, который «своими грязными руками вытачивает и покрывает позолотой изделия из фарфора, шьет фраки и платья, отбивает пеньку и волокно, полирует бронзовые изделия, режет по хрусталю, изготавливает искусственные цветы, расшивает золотыми нитями материю, объезжает лошадей, делает сбрую и упряжь, гранит алмазы…» При составлении перечня ремесел Бальзак пользовался «Отрывками из статистических исследований, проведенных в городе Париже и департаменте Сена», вышедшими в 1824 году.