Запрет на продажу романа «Арденнский викарий» был прежде всего мерой устрашения. Полиция ополчилась на Полле, «самого опасного книготорговца столицы». Полле продавал или выдавал напрокат в своем читальном зале безобидные произведения. Но в то же самое время «снабжал своих знакомых книгами, в которых содержится призыв к мятежу».

Само собой разумеется, Бальзак, решивший извлечь из этого запрета выгоду, в предисловии к своему следующему роману «Аннетта и преступник» изобразил из себя мученика. Он цитировал строки приговора, вынесенного «судом конгрегации». В том приговоре «Арденнского викария» заклеймили, как «аморальное и антирелигиозное произведение».

Анна Мари Мейнингер доказала, что запрещение «Арденнского викария» было связано отнюдь не с политикой, а, скорее, с самим сюжетом романа, в котором мы погружаемся в мир, «обуреваемый страстями стареющих женщин, в мир, где молодые девушки становятся воплощением мечты о недосягаемой и запретной свежести». Если сам Бальзак не мог пережить ничего подобного, он соприкоснулся с этим миром. В 1822 году госпожа де Берни выразила желание, чтобы Бальзак стал членом семьи де Берни, женившись на ее дочери Эмманюэль. Эта непристойная ситуация, когда любовница превращается в тешу, так глубоко врезалась Бальзаку в память, что в «Человеческой комедии» он четыре раза ее воспроизвел. Но 23-летний Бальзак был уже убежден, что его привычки и нравственные устои лучше всего соответствуют образу жизни холостяка. Он привык работать в одиночестве. Сама мысль о большой семье, где все непрерывно говорят, была ему невыносима. К тому же Бальзак любил лишь воображаемых женщин. Ночью, когда полусонный он сидел у камина, языки пламени и струйки дыма, причудливо переплетаясь, являли ему образ доброй, богатой и влиятельной женщины, которая готова посвятить Бальзаку остаток своих дней и одарить его своей лаской и нежностью. В «Гобсеке» Бальзак назвал такие образы «женщинами из горящих головешек».