Бальзак был вечным оппозиционером из принципа. При Карле X, короле ультрароялистов, он был либералом, зато при Луи-Филиппе, короле буржуа, стал монархистом-легитимистом.

7 февраля, а затем 7 апреля 1825 года Бальзак опубликовал две брошюры, мгновенно став в глазах друзей-либералов предателем, прихвостнем «Трона и Алтаря».

Первая брошюра превозносила права первородства, вторая ратовала за восстановление во Франции деятельности ордена иезуитов.

Бальзак расценивал право первородства как «опору монархии, гордость трона и надежный залог счастья каждого человека и всех семей в целом». По праву первородства непременно полагалось пренебрегать интересами дочерей и младших сыновей. Такое положение дел ни в коем случае не следует рассматривать как трагедию: общество найдет применение каждому. Старший сын получает наследство и поддерживает древние традиции, а младший отдает дань новым веяниям. Младший сын должен проявить волю и упорство, чтобы не плыть по течению «в этом внушающем ужас скопище молодых амбиций», на пути которого правительство Реставрации намеревалось воздвигнуть социальные преграды: некоторые утверждали, что больно уж много развелось, например, адвокатов и врачей, так что возникла необходимость ограничить их численность. Нельзя призывать молодых людей получать образование, если общество не в состоянии впоследствии предоставить им работу.

«У университета нет главы», — констатирует в 1833 году Бальзак в романе «Луи Ламбер». А в 1825-м молодежь сгорала от жажды деятельности. Франция переживала демографический взрыв. В 1821 году была зарегистрирована 921 тысяча новорожденных. В 1830-м 67 % населения страны составляли люди моложе 40 лет, а государством по-прежнему управляли «обломки эмиграции, анархии и деспотизма».

В «Луи Ламбере» Бальзак писал: «Без общей методики, без идеи будущности образование утрачивает всякий смысл. Я слышал, как некий господин говорил, что государство затрачивает средства, чтобы молодым людям внушили, что Корнель — это решительный гений, Расин — элегический и нежный поэт, Мольер — неподражаем, а Вольтер — остроумен…»

Как нельзя кстати появилась «Непредвзятая история иезуитов».

7 августа 1814 года папская булла восстановила орден иезуитов, упраздненный во Франции при царствовании Людовика XV. В 1820 году иезуиты вновь открыли свои школы, где готовили послушников. Университет пользовался дурной репутацией. Власти обвинили его в распространении пагубных идей среди самых вредоносных представителей общества. В коллективном обращении к правительству верующие с прискорбием отмечали, что к концу учебы в коллежах из 100 учеников лишь двое продолжали соблюдать религиозные обряды. Иезуиты тут же развили кипучую деятельность. Они учредили Религиозное братство и открыли его филиалы: Общество добрых свершений, Ассоциацию Святого Иосифа (обеспечивающие работой безработных), Общество Праведных Знаний и Общество Добрых Книг.

Либеральные круги отказывались признавать религиозные ордены: во время проведения торжеств по случаю коронации Карла X, проходившей в год всеобщего отпущения грехов, высшие государственные сановники во главе с королем приняли участие в церемонии крестного хода, что вызвало в обществе гневное возмущение. Палата депутатов, пресса, Поль-Луи Курье в своих памфлетах, Беранже в своих песнях, все в один голос требовали: «Долой иезуитов!» Партия духовенства обвинялась в подрывной деятельности, направленной против политической жизни и представителей власти.

Бальзак был уверен, что, лишь доверившись иезуитам, Франция сможет встать на путь гармоничного развития. Орден Игнатия Лойолы — это «настоящая республика, у которой есть свои законы, свой глава, свои администраторы, своя полиция, свое правительство. Она напоминает корабль, бесстрашно бороздящий морские просторы».

И вот уже Бальзак превратился в апологета могущественной власти. До своего последнего вздоха он не переставал рьяно выступать в ее поддержку. Люди, как и сама природа, наделены энергией, но возможности их ограничены. Эту силу необходимо обуздать и направить на службу справедливой и сбалансированной власти, выражающей интересы всего общества в целом.

Бальзак внимательно наблюдал за событиями своей эпохи. Он видел политику такой, какой она была, с ее интригами, тайными агентами, скрытыми капиталами… Но неприглядная сторона этого поля деятельности не должна заслонять от государственных мужей спрятавшуюся за тучами надежду. Бальзак мечтал о лучшем человеке. Человек станет таковым тогда, когда те, кто претендует на славу и почести, постигнут искусство скромного поведения, когда фантазеры распрощаются с иллюзиями, когда будут изобличены превратные понятия о правилах приличия, а мужчины и женщины поймут, что не должны ставить вопросы чести превыше законов природы и разума в том, что касается их личной жизни, брака и воспитания детей. Если одна и та же сила движет волей людей и могуществом природы, человечеству надлежит умело воспользоваться ей.

Нет сомнения, что Бальзак писал свой труд о иезуитах не как Клод Виньон из «Утраченных иллюзий», продавшийся в рабство ради того, чтобы работать на Боссюе и получать при этом 10 су за строчку, и не как Фино, настоятельно предлагавший своим сотрудникам написать откровенно реакционные статьи только для того, чтобы лишний раз предоставить либеральной партии повод развернуть дискуссию, ведь ей было не с чем выступить против правительства.

Тем не менее «Непредвзятая история иезуитов» — хвалебная песнь ордену с момента его возникновения и вплоть до запрещения его деятельности во Франции.

В 1542 году во Францию приехали всего восемь иезуитов. Но орден сумел вызвать у государства интерес к своей деятельности. В 1564 году он основал Клермонский коллеж, тотчас подвергшийся нападкам со стороны Сорбонны. Профессора Сорбонны сочли, что «таланты иезуитов не идут ни в какое сравнение с их собственными, и потому запретили школярам посещать занятия коллежа».

Однако успехи иезуитов в науках и искусствах были настолько впечатляющими, что «все города Франции добивались чести открыть у себя учебные заведения святых отцов».

По убеждению Бальзака, подлинная реставрация во Франции не сможет осуществиться без возвращения этого ордена, «который всегда был славой и гордостью монархии и христианства. Иезуиты должны находиться в Париже в соответствии с теми же законами, что защищают кальвиниста, иудея, анабаптиста, магометанина и православного. Будете ли вы препятствовать открытию брахманской школы в Париже? Разве не вы провозгласили своим лозунгом веротерпимость?» Франция, распахнув свои объятия иезуитам, «готовится пожинать новую славу. Вскоре она станет свидетельницей рождения божественных гениев, а возвращение Бурбонов ознаменует собой наступление самой блистательной эпохи из всех существовавших ранее».