Похоронили Артюра Рембо на шарлевильском городском
кладбище в семейной могиле, над которой стоят две одинаковые мраморные
стелы — одна с именем сестры поэта Витали, умершей в семнадцатилетнем
возрасте, вторая — с его именем.
Мать Артюра пережила сына на 16 лет и скончалась в
1907 году. Она была свидетельницей его признания как поэта, но,
по-видимому, так и осталась при убеждении, что из него ничего путного не
вышло и виной тому были дурные наклонности, приобретённые им в школьные
годы. По некоторым сведениям, она якобы даже отказалась присутствовать
при торжественном открытии в Шарлевиле бронзового бюста её сына.
Сестра Артюра Изабель написала несколько очерков о
жизни и творчестве брата, которые в 1923 году вышли отдельной книгой под
названием «Реликвии». Её перу принадлежит подробное, исполненное
драматизма описание его последних месяцев жизни. Вместе с тем она упорно
старалась «очистить» образ брата от всего, что, по её строгим
католическим убеждениям, привитым ей матерью, бросало тень на его
репутацию. Она решительно ставила под сомнения все свидетельства о нём,
которые расходились с её собственной версией событий его жизни. Так, она
называла «оскорбительными выдумками» появлявшиеся в печати сведения о
приключениях брата в Нидерландской Индии, Адене и Эфиопии. Она твёрдо
стояла на том, что он якобы никогда не находился под арестом, не
нанимался в нидерландский иностранный легион, не водил караваны, не
торговал хлопком и шкурами, а служил кабинетным клерком в солидных
торговых компаниях. Что касается его амбиций исследователя, то она
подчёркивала заинтересованность парижского Географического общества в
трудах Артюра Рембо. Подобно Верлену, она находила в творчестве Артюра
мотивы богоискательства и утверждала, что перед смертью брат пришёл к
Богу и примирился с Церковью. Более того, даже в тех его поступках,
которые сама же находила предосудительными, она усматривала Промысел
Божий:
«Рембо, хотя его и заносило в сферы заповедные, хотя
он отведал запретного плода, всегда умел избегать большой пагубы. Я бы
даже сказала, что, покоряя вершины, он исполнял некую миссию,
предназначенную ему Провидением. <…> Я абсолютно убеждена в том,
что его высокая душа облеклась на земле в мишуру неверия, дабы
убедительнее доказать людям тщетность их бунта против Высших сил».
Мотивы, которые побуждали её отстаивать перед
публикой именно такой образ брата, вполне понятны, но нередко её
претензии на исключительное владение всей правдой об Артюре Рембо
вызывали раздражение почитателей поэта и писавших о нём авторов.
Несмотря на многочисленные нелестные высказывания
Рембо о своём родном Шарлевиле-Мезьере и его частые попытки бежать из
него куда-нибудь подальше, горожане не остались в обиде на своего
земляка, благодаря которому их город получил мировую известность. Едва
ли не все туристы, посещающие его, едут туда не ради его архитектурных
памятников, а для того, чтобы увидеть места, где прошли детство и юность
поэта. В наши дни всё в городе напоминает о его гениальном сыне. В 1901
году к десятилетию смерти Рембо на площади перед вокзалом был
установлен его бронзовый бюст. В 1977 году в шарлевильском сквере
появился другой памятник Рембо. Скульптор Эрве-Тонгле представил юного
поэта погружённым в свои грёзы. На постаменте воспроизведены слова
Рембо: «Надо быть абсолютно современным».
На набережной Артюра Рембо (набережная с таким же
названием, но не речная, а морская, существует в городке Сен-Сиприен на
Французской Ривьере) в старинном, похожем на большой парковый павильон
здании бывшей водяной мельницы размещён литературный музей Рембо, где
экспонируются принадлежавшие ему вещи, документы, рукописи, среди
которых есть автограф сонета «Гласные».
На той же набережной, на втором этаже дома, в котором
с 1869 по 1875 год жила с четырьмя детьми госпожа Рембо, теперь
находится оригинальный музей под названием «Дом дальних мест». Его
экспозиция даёт возможность совершить путешествие вслед за Рембо по
городам, странам и континентам. В каждой комнате на полу изображена
географическая карта с указанием маршрутов, по которым посетитель
«переходит» из Штутгарта в Лондон, из Шарлеруа в Брюссель, из Адена в
Харар, а на оконные стёкла проецируются соответствующие дорожные
картины. Во внутреннем дворе дома оборудовано помещение для собраний
литераторов и художников.
Летом 2010 года в арденнских СМИ появилось сообщение о
том, что в Шарлевиле в заброшенном карьере неподалёку от городской
ратуши найдена пещера, в которой когда-то любили уединяться
приятели-подростки Эрнест Делаэ и Артюр Рембо. Там они играли в
отшельников, делились своими фантазиями, курили трубки… Местные
почитатели поэта не сомневаются в том, что это именно та пещера, о
которой говорится в одном из писем Делаэ Артуру, где нарисован и её
план. Сообщалось также, что пещера не оборудована, не ограждена и потому
опасна для посещения. Автор одного из откликов на это предупреждение
некий Ж. Л. Люмен довольно едко заметил: «Итак, подростки в 1870-е годы и
наверняка ещё раньше "укрывались” в этом месте… Но сейчас, в 2010 году,
доступ туда опасен, там нет ограждения, и потому оно только для опытных
спелеологов. Короче, по мнению нынешних умных голов… современная
молодёжь уже ни на что не годится, не способна сделать то, что было по
плечу ребятам прошлых поколений… Я предлагаю этим умникам запереть своих
детей за толстыми стенами, оградить их там от всего на свете, особенно
от свободы… даже от свободы дышать. Но только позвольте другим ребятам
расти на воле».
В селении Рош в Арденнах, где находилась ферма матери
поэта, открыта небольшая постоянная экспозиция, посвящённая Рембо. Там
же туристам предлагается семикилометровый кольцевой маршрут «По стопам
Рембо».
Память о Рембо хранит и Париж. На площади Тейяра де
Шардена напротив здания библиотеки Арсенала в 1984 году был установлен
памятник поэту работы скульптора Ж. Р. Ипостеги, исполненный по заказу
тогдашнего президента Франции Франсуа Миттерана. Идею монумента
подсказало прозвище, которое дали Артюру его знакомые (его авторство
приписывают Верлену), — «Человек в башмаках, подбитых ветром». Пародируя
его, скульптор создал фигуру «Человека с башмаками впереди». То и
другое выражения по-французски звучат совершенно одинаково и едва
отличимы на письме (L’Homme aux semelles de vent — L’Homme aux semelles devant).
В июне 2012 года на улице Феру рядом с площадью
Сен-Сюльпис на глухой кирпичной ограде здания налоговых служб, в котором
располагался когда-то ресторан, где 30 сентября 1870 года Рембо
прочитал «Пьяный корабль», появился полный текст этого стихотворения,
написанный от руки нидерландским каллиграфом Виллемом Брейнсом: 100
строк стихотворения заняли около 300 квадратных метров стены.
В Марселе на здании больницы, где скончался Рембо,
прикреплена памятная доска с надписью: «Здесь 10 ноября 1891 года по
возвращении из Адена закончил своё земное странствие поэт Жан Артюр
Рембо». А в городском приморском парке Прадо высится памятник поэту под
названием «Пьяный корабль», который издали похож на скалистый утёс.
В Брюсселе установлена памятная доска на месте, где
когда-то находилась гостиница и в одном из её номеров Верлен стрелял в
Рембо.
В лондонском районе Кемден на стене дома 8 на Роял
Колледж-стрит, где в мае — июне 1873 года жили Верлен и Рембо,
установлена памятная доска.
Память о Рембо жива и вдали от Европы. В эфиопском
Хараре дом, где когда-то он жил и вёл свои торговые дела, переоборудован
под читальный зал, в котором экспонируются интересные фотографии.
В 1991 году к столетию со дня смерти поэта при
французском консульстве в Адене был открыт культурный центр под
названием «Дом Рембо».
В разных странах и городах, обычно прибрежных, встречаются гостиницы и рестораны с названием «Пьяный корабль».
Собрания стихотворений и писем Рембо постоянно
издаются и переиздаются на многих языках, включая все европейские.
Непрерывно множится число всевозможных публикаций о нём — от серьёзных
научных исследований до популярных, а иной раз и примитивных очерков и
заметок. Не прошёл мимо фигуры Рембо и кинематограф. В 1995 году вышел
англо-франко-бельгийский фильм-мелодрама польского режиссёра Агнешки
Холланд «Полное затмение», в центре которого история отношений Рембо и
Верлена. Роль Рембо исполнил в ту пору двадцатилетний американский актёр
Леонардо Ди Каприо.
Представители самых разных направлений современной
поэзии, как, впрочем, и других видов искусства, оспаривают между собой
право называть его своим предтечей.
Таким образом, слава «ясновидца», творца, на которую
когда-то так самоуверенно претендовал гордый подросток из провинции и от
которой так решительно и бесповоротно вскоре отказался, не только щедро
вознаградила его редкостный поэтический дар и творческую дерзость, а
заодно и пережитые им испытания, но и утвердила его особое место в
мировой культуре.
Посмертная судьба Поля Верлена оказалась не менее
завидной, чем у его когда-то близкого друга. В золотой книге французской
поэзии их имена стоят рядом. Как и у Рембо, последние годы жизни
Верлена оказались далеко не безоблачными. Но мытарства, которые он
претерпел, были совсем иного рода, нежели те, что выпали на долю
оставившего Европу Рембо. Вернувшись из полуторалетнего тюремного
заключения в Бельгии, Верлен оказался в положении парии даже среди своих
бывших собратьев по перу. В 1876 году он уехал в Англию, где в частных
школах преподавал латынь, французский и рисование. Оттуда он послал в
Париж в редколлегию «Современного Парнаса» для публикации подборку своих
последних стихотворений, но там печатать их отказались.
После развода с женой, в результате которого он, по
решению суда, лишился всего и ещё вынужден был платить алименты, он
безуспешно пытался восстановить с ней отношения. Спустя несколько лет
после развода Матильда вышла замуж и была счастлива во втором браке, что
вызвало искреннее негодование Верлена. Некоторое время он воздерживался
от употребления спиртного, но потом снова запил. В 1877 году Верлен
вернулся во Францию и устроился преподавателем в католическом лицее в
Ретеле. Там он познакомился с Люсьеном Летинуа, юношей из крестьянской
семьи, к которому сильно привязался, а позднее даже стал выдавать его за
своего приёмного сына. В 1879 году, узнав о судимости Верлена,
руководство коллежа отказалось от его услуг. Вместе с Летинуа он уехал в
Лондон.
В 1880 году Верлен купил ферму в Жюнивиле. Попытка
заняться сельским хозяйством оказалась неудачной, и ферма была продана
за долги. В 1882 году Верлен вернулся в Париж, чтобы восстановить там
литературные связи. Между тем его ожидал новый удар. В апреле 1883 года
умер от тифа Люсьен. Верлен тяжело переживал эту потерю. Памяти юноши он
посвятил 25 лирических стихотворений, которые включил в сборник
«Любовь». А год спустя он выступил как литературный критик, опубликовав
статью о творчестве Артюра Рембо, Тристана Корбьера и Стефана Малларме
под названием «Прбклятые поэты». С лёгкой руки автора это выражение
широко распространилось в литературной критике. Так стали называть
поэтов, бросающих вызов обществу. В очерке о Рембо Верлен чрезвычайно
высоко оценил его талант, отдав должное его виртуозному поэтическому
мастерству: «Муза г-на Рембо берёт все ноты, щиплет все струны арфы,
скребёт все струны гитары, искусно ласкает смычок скрипки…»
Всё это время Верлена материально поддерживала его
мать. В 1883 году она купила для него у родителей Люсьена Летинуа ферму в
Куломе и переехала туда с ним. Но и там он продолжал пьянствовать, что
приводило к частым ссорам. В феврале 1885 года один из скандалов
закончился тем, что мать, потеряв терпение, подала на него в суд, и он
вновь угодил в тюрьму, в этот раз на месяц, и был оштрафован на 500
франков. Летом того же года, продав дом в Куломе, он вернулся с матерью в
Париж и возобновил литературные занятия. В январе следующего года мать
умерла, а всё её наследство отошло к Матильде в счёт погашения
алиментов. После этого Верлен стал называть бывшую жену «гнусной
мерзавкой», «воровкой», «бессердечной и вздорной бабой», словно позабыв о
том, что когда-то посвятил ей немало прочувствованных лирических
стихов.
Какое-то время он продержался за счёт небольшого
наследства (2400 франков), полученного после смерти его тётки. Он прожил
его вместе с проституткой Мари Гамбье, с которой сошёлся в то время.
Когда деньги кончились, она от него ушла.
Тем временем ширилось его признание как поэта. В
сентябре 1886 года в манифесте символистов, опубликованном Жаном
Мореасом в газете «Фигаро», он был назван предшественником новой
поэтической школы. Но здоровье его было уже сильно подорвано. Из-за
обострившегося артрита он с трудом ходил и часто отлёживался в
больницах, даже там продолжая работать. В 1888 году вышло второе издание
его «Проклятых поэтов», которое он дополнил очерками о Марселине
Деборд-Вальмор, Вилье де Лиль-Адане и о самом себе (под анаграммой
Бедный Лилиан, которую придумал для него Рембо). Вскоре вышла книга
Шарля Мориса «Поль Верлен».
На известие о смерти Рембо Верлен откликнулся
сонетом, который был включён в сборник «Посвящения». Стихотворение
начинается с прямого обращения к близкому когда-то собрату по искусству:
Ты умер, умер, но — таким, как ты хотел, —
Как белый негр, цивилизации дитя,
Почти полмира вдоль и поперёк пройдя,
Ты умер, но во мне ты жив восторгом тем,
Что озаряет память в тусклой пустоте
Сильней, чем свет живых примет, хотя
И не забытых… Нынче, столько лет спустя,
Не меркнет та любовь, подобная мечте…
Если в этих стихах прорывается память о страсти,
которая за два десятилетия до того соединяла их воедино, вела по дорогам
Европы, по мостовым её городов, и так некрасиво закончилась, то на
публике Верлен неизменно отстаивал сугубо духовный характер своей
близости с Рембо.
В последующие пять лет Верлен, несмотря на
участившиеся хвори и недомогания, напряжённо работал, выпускал новые
циклы стихотворений, автобиографическую прозу (например, очерки «Мои
тюрьмы» и «Мои больницы»), сочинял пьесы для театра, устраивал
литературные «среды», читал лекции по литературе в Голландии, Бельгии и
Великобритании. В 1894 году друзья поэта учредили для него ежемесячную
пенсию (150 франков), а министерство народного просвещения назначило ему
пособие (сначала в размере 200, а потом 500 франков), что
свидетельствовало об официальном признании его места в культуре страны.
Его избрали Принцем поэтов. Однако попытка баллотироваться в члены
Французской академии, предпринятая им в 1893 году, успеха не имела.
Очевидно, академики сочли Верлена недостаточно для них респектабельным
персонажем. Впрочем, поэт был не первым из гениев, отвергнутым этим
почтенным собранием. Дважды, в 1836 и 1849 годах, туда не был избран
Оноре де Бальзак, долго и страстно желавший академического кресла. Можно
считать, что за них обоих уже в XX столетии с Французской академией
по-своему рассчитался великий бард Франции Жорж Брассенс. В 1967 году
несколько «бессмертных», в том числе писатель Марсель Паньоль и
кинорежиссёр Рене Клер, решив выдвинуть Брассенса в академики,
обратились к нему за согласием баллотироваться. Тот деликатно, но
решительно от предложенной чести отказался, шутливо сославшись на свою
нелюбовь к мундирам. Академия довольствовалась присуждением ему Высшей
поэтической премии.
Интенсивное творчество и вконец расстроенное здоровье
не могли вытеснить у Верлена желания любить и быть любимым. Теперь он
утолял его связями с профессиональными «жрицами любви». С одной из них,
Филоменой Буден, он сошёлся в 1887 году. Три года спустя он поменял её
на её же приятельницу, бывшую танцовщицу Эжени Кранц, которая сумела
быстро его разорить, после чего он сразу же её бросил. Позднее он
возобновил связь с Филоменой, а затем вновь поменял её на Эжени, которая
была при нём вплоть до его смертного часа.
В 1896 году, 8 января, Верлен скончался от воспаления
лёгких. 10 января состоялись отпевание в старинной церкви
Сент-Этьен-дю-Мон, что находится рядом с парижским Пантеоном, и
торжественные похороны на Батиньольском кладбище. То не были грандиозные
«национальные похороны», но всё же проститься с поэтом пришло множество
его почитателей. Поль Фор, ещё один Принц поэтов, получивший это звание
в 1912 году, написал стихотворение «Похороны Верлена». Во второй
половине прошлого века оно стало довольно популярным благодаря тому, что
его положил на музыку и исполнял как песню Жорж Брассенс, который
обожал стихи Верлена и сочинил превосходную вокальную миниатюру на слова
его «Коломбины». В стихотворении П. Фора есть такие строки:
Все ворчуны, друзья его нетрезвых лет,
Шли в гололёд, дрожа и спотыкаясь вслед
За тем отчаяньем, что уносил уныло
Наш Первый соловей теперь уже в могилу…
В Париже в Люксембургском саду установлен беломраморный памятник Верлену.
Эрнест Делаэ, земляк, однокашник и многолетний друг
Артюра Рембо, пережил его почти на 40 лет. Дружен он был и с Верленом.
Тот посвятил ему стихотворение, в котором отметил, вероятно, самые
привлекательные его свойства: добродушие и юмор, каковые поэт причислял и
к собственным достоинствам:
Сдружились мы с тобой так крепко потому,
Что Бог задумал нас создать весельчаками:
Хохочем, не держа за пазухою камень,
Над всеми, не чиня обиды никому.
Одним из подтверждений этих слов могут служить
шутливые рисунки Делаэ, которые он имел обыкновение помещать в письмах
друзьям. Особенно часто он изображал своего друга Рембо, показывая его в
разных смешных ситуациях — и тех, которые наблюдал сам, и вымышленных
или взятых из рассказов Артюра о его приключениях, например о том, как в
Вене у него вытащили бумажник, когда он, будучи не совсем трезвым,
заснул в фиакре. Эрнест очень метко передавал характерные черты
внешности и жесты друга. Эти рисунки и знаменитый фотопортрет работы
Этьена Каржа дают нам представление о том, как выглядел юный Рембо.
Со слов Делаэ, который постоянно вёл переписку с
Артюром, многие, включая и Верлена, узнавали об основных событиях в
жизни Рембо после того, как тот покончил с литературой и годами пропадал
в дальних краях. Делаэ опубликовал несколько биографических и мемуарных
книг и очерков, посвящённых Рембо и Верлену. В книге о Рембо, изданной в
1923 году, он безоговорочно принимает на веру рассказ сестры поэта
Изабель о том, что брат её в свой последний час пришёл к Богу и
скончался как добрый католик. Книга содержит интересный, до сих пор не
потерявший значения разбор произведений Рембо, но особая её ценность в
том, что написана она человеком, ближе и лучше, чем кто-либо другой,
знавшим поэта в его отроческие и юные годы, когда проявился и так быстро
возмужал его талант.
Владислав Зайцев
Москва, 2012 |