1 «Мы
сидели в классе, когда вошел директор в сопровождении "новичка", одетого
в городское платье, и классного сторожа, несущего большой пюпитр. Кто
спал, проснулся, и каждый встал с таким видом, словно его отвлекли от
работы. Директор подал нам знак сесть; потом, обращаясь к классному наставнику, сказал вполголоса: –
Господин Роже, рекомендую вам нового ученика; он поступает в пятый
класс. Если своими занятиями и поведением он будет того заслуживать, мы
переведем его в старшее отделение, где ему и следовало бы учиться по
возрасту». Прочитав эти строки, наш
юный читатель или читательница подумает, что перед нами – книга о
детстве и юношестве. Постепенно все яснее вырисовывается перед нами
мальчик Шарль Бовари... Он вырос в деревне, в семье отставного военного
фельдшера. Правда, его детству посвящено всего несколько страниц. Но в
них Флобер настолько емко сумел уложить почти всю биографию своего
героя, что возникает ощущение, будто прочитал первую часть толстого
романа: «Когда ему минуло двенадцать
лет, мать настояла на том, чтобы его отдали в учение. (Напомню –
школьное образование в ту эпоху не было обязательным: зависело от воли
родителей). Образование его было поручено местному
священнику. Но уроки были так мимолетны и случайны, что не могли
принести большой пользы. Они давались урывками, на ходу, второпях между
крестинами и похоронами; оба поднимались наверх, в комнату кюре, и
усаживались; мошки и ночные бабочки кружились вокруг свечи. Было жарко,
ученик засыпал; да и сам наставник, сложив на животе руки, вскоре уже
храпел с открытым ртом.... Впрочем, учитель был доволен своим учеником и
говорил даже, что у "молодого человека" хорошая память». Еще
две страницы – и перед нами вся остальная жизнь молодого Шарля, включая
женитьбу, учебу на врача и начало врачебной деятельности в городке
Тосте. И вот мы начинаем осознавать, что каким-то непонятным образом,
мало-помалу, поначалу совсем-совсем незаметно, но автор затягивает нас в
водоворот этой обыденной деревенской жизни. И вот уже, позабыв про
собственную жизнь, про свою комнату, двор и класс, мы начинаем проживать
все мелкие события рисуемой Флобером далекой от нас и во времени, и в
пространстве жизни вместе с его героями. Да так, как будто это самые
невероятные приключения, и самое главное – совсем уж непонятно отчего –
нам очень интересно знать, что же будет дальше. А
дальше – и не ждите, долгое время не будет никаких событий. Максимум –
старик Руо сломает ногу, пришлет за доктором Шарлем Бовари, тот блестяще
справится с задачей, а старик (кстати, возраст его во время действия
романа – не более 50 лет: тогда такие люди прочно находились в разряде
стариков) всю жизнь будет слать ему индейку к празднику. Но рано или поздно события все же начнутся – ведь у старика есть дочь Эмма... «Молодая
женщина, в голубом мериносовом платье с тремя оборками, встретила врача
на пороге дома и ввела в кухню, где пылал веселый огонь. ...Шарля
поразила белизна ее ногтей. Они были блестящими, суживающиеся к концам,
глаже диеппских изделий из слоновой кости, и подстрижены в форме
миндалей.... Прекрасны были ее глаза: карие, они казались из-под ресниц
черными, и взгляд ее был устремлен на собеседника прямо, с
чистосердечной смелостью». (Для сгорающих от любопытства девочек поясню,
что меринос – это особого плетения ткань из шерсти мериносовых –
тонкорунных – овец; тонкая и в то же время теплая, близкая к кашемиру.)
Постепенно
мы узнаем о мечтах Эммы: «Целых полгода пятнадцатилетняя Эмма пачкала
себе руки пыльным хламом старых библиотек. Позже Вальтер Скотт влюбил ее
в старину заставил мечтать о кованых ларях, караульнях и менестрелях.
Ей хотелось жить в старинном замке, подобно этим дамам в корсажах с
длинною талией, которые под трилистниками готических окон проводили,
пригорюнясь, целые дни, все поджидая и высматривая, не покажется ли за
дальним полем всадник с белым пером, на вороном коне». Дальше
событий – в старом, романтическо-приключенческом смысле – еще меньше,
если, конечно, не считать за события подробное, на протяжении пяти
страниц, описание того, как привязанность Шарля к Эмме растет. И дело
кончается свадьбой – на свадебном столе «второй ярус составляла
башня-торт, окруженная бойницами из цукатов, миндаля, изюма, апельсинных
ломтиков; и наконец, на верхней площадке – подобии зеленого луга со
скалами, озерами из варенья и лодочками из ореховой скорлупы – маленький
амур качался на шоколадных качелях, столбы которых расцветали двумя
бутонами живых роз». Но чем дальше, тем
больше Эмма не радуется новому своему положению – казалось бы, мечте
всякой барышни, – а грустит. Все увеличивается и увеличивается разрыв
между мечтами и реальностью («Боже мой, зачем я вышла замуж?»). А
дальше вы прочтете знаменитое описание бала в Вобьессаре, куда супруги
были приглашены, и что из события этого потом приключилось.... Но
отвлечемся от жизни Эммы на какое-то время, чтобы представить себе,
каким же был тот, кто создал ее и сказал знаменитую фразу: «Эмма Бовари –
это я». Не забудем – знаменитый роман Флобера о любви и гибели
женщины из-за любви (попавший в середине XIX века под уголовное
преследование за свою якобы непристойность) вышел на двадцать лет раньше
«Анны Карениной» Льва Толстого! 2 Гюстав
Флобер родился в 1821 году в семье врача и с ранних лет поглощал романы
писателей-романтиков. Попытавшись изучать право, он окончательно понял,
что его призвание на всю жизнь – это литература. И больше он от
намеченного пути не отступал, писал, писал и писал, за что и получил
прозвище «человек-перо». Он сам сказал: «Я – человек-перо, я существую
из-за него, ради него, посредством него». Вообще
это большая редкость – молодой Флобер много писал и ничего не печатал.
Он считал, что в его драмах, новеллах, повестях слишком просвечивает его
личность, его эмоции. А он хотел писать уже совсем иначе. Был расцвет
эпохи романтизма с его особым вниманием к личности автора. Но Флобер,
как всякий большой писатель, уже предощущал конец этой эпохи и близость
новой – ему суждено было стать одним из ее открывателей. Он говорил,
прочитав «Хижину дяди Тома» Бичер-Стоу: «Меня все время раздражали
авторские рассуждения. Разве нужны какие-нибудь рассуждения по поводу
рабства? Покажите его – вот и все!» Совершив
несколько путешествий, главное из них – по Нилу, он наконец ясно
понимает: то, что он писал до этого (но еще, повторю, не печатал),
включая прекрасные путевые заметки – это совсем не то, что он хотел бы
писать. Точнее – не то, с чем он хотел бы навсегда остаться в
литературе. Да, путешествие из Египта в Италию – это тоже многие сотни
страниц. Правда, для публикации пришлось бы сократить много разных
дорогих ему эпизодов, особенно эротического характера. Но главное –
Флобер хотел войти в литературу совершенно с другим произведением – современным романом. Ему-то он и решает посвятить, если понадобится, пять, а то и десять лет жизни: главное для него – результат. Работа
шла медленно – только написание плана будущего романа заняло шесть
недель. Сюжет был взят нарочно обыденный – писатель хотел доказать, что
превратит свой роман в шедевр не перипетиями сюжета, а только лишь с
помощью новейших, изобретенных им самим художественных средств. В
этом-то и была его новизна. На работу
над романом ушло почти семь лет – с 1851 по 1857. Он пишет своей подруге
Луизе Коле: «Мне бы хотелось написать книгу ни о чем, без внешних
связей, которая бы держалась только внутренней силой своего стиля, как
наша земля. Которая держится в воздухе сама по себе». Повторим
медленно эти слова – держалась бы внутренней силой своего стиля... В
этом – суть литературы. Настоящий писатель заставляет нас читать не
отрываясь рассказ о том, что нам стало бы скучно слушать «в жизни» на
третьей минуте. 3 Литература
– совсем особый мир. Над входящим туда начинающим писателем нависают
глыбами великие предшественники. Как не стать подражателем? Как внести в
этот мир свое, новое, еще никем не сказанное? Над
любым, кто дерзал стать французским романистом во второй половине XIX
века, нависала громада романов Бальзака – он умер в 1850 году, прожив
всего 50 лет и сумев написать знаменитую «Человеческую комедию», в
которую вошло 90 произведений! Узнав о его смерти, Флобер написал
приятелю: «Всегда печально, когда умирает человек, которым восхищался.
Была надежда познакомиться с ним впоследствии и заслужить его любовь.
Да, это был сильный человек, который дьявольски понял свою эпоху». Флоберу
казалось очень важным покончить с «бальзаковской» моделью романа – а
заодно и с так называемым реализмом (который до сих пор всякий толкует
на свой лад). «Правдивое» изображение жизни во всех ее натуральных
подробностях казалось ему еще более фальшивым, чем романтическая буря
эмоций: ведь фотография все равно будет точнее. Он противопоставляет ему
свою «научную» литературу – с набором сложных, изобретенных им самим
грамматических приемов. Например, с помощью нагромождения несовершенных
глаголов и знаменитым «и» («Et») в начале фразы писатель добивается
самых разных эффектов – от демонстрации банальности Шарля до описания
монотонности жизни в провинции и описаний природы. Флобер
продолжал эксперименты над стилем – появилась повесть «Простое сердце» –
суховато изложенная душераздирающая по сути история пожизненного
душевного одиночества женщины, всегда самоотверженно служившей другим
людям. Появляются новые повести и
романы – «Саламбо», «Воспитание чувств», «Искушение святого Антония» (на
каждый из них уходили годы – автор добивался совершенства) – но Флоберу
все же суждено будет остаться в памяти последующих поколений читателей и
писателей именно автором «Мадам Бовари». 4 Кроме
литературы, он еще вынужден был заниматься и совсем другим – например,
он продал ферму в Довиле (приносившую ему стабильный доход и позволявшую
безбедно жить), чтобы спасти свою племянницу Каролину от разорения, –
он воспитал ее как дочь после смерти любимой сестры. После этого он
оказался без источника дохода и писал уже и для заработка.... Была
и любовь – к не очень одаренной и вряд ли способной глубоко его понять
поэтессе Луизе Коле. «Предоставим империи идти своим путем, – писал он
ей, – закроем двери, поднимемся выше в нашу башню из слоновой кости (мало
кто помнит сегодня, что это выделенное нами выражение, обозначающее
бегство от мирской суеты в уединение, принадлежит Флоберу. – М. Ч.), на
последнюю ступеньку, как можно ближе к небу. Там порой холодновато, не
правда ли? Ну и что ж, зато видишь ясное сияние звезд и не слышишь
больше болванов». С годами, оставшись
один после смерти матери и близких подруг – Луизы Коле и писательницы
Жорж Санд (вернувшись с ее похорон, он скажет: «Мне кажется, что я
второй раз хоронил свою мать...») – он стал все больше уединяться в
своем доме в Круассе. С большим
энтузиазмом воспитывает Флобер будущего писателя, молодого Ги де
Мопассана – он был одновременно сыном его подруги Луизы Пуатевен и
племянником умершего друга. Молодой человек становится его учеником,
которому учитель не разрешает публиковать тексты до тех пор, пока они не
достигнут настоящего совершенства. В итоге Флобер достигает и этой цели
– Мопассан становится известным после публикации «Пышки». Заметим, что рассказ вызовет такой же скандал, как и в свое время «Мадам Бовари»! При
этом Мопассан писал: «Лично я не способен полюбить по-настоящему свое
искусство. Я не могу помешать себе презирать мысль – настолько она
слаба, и ее форму, настолько она несовершенна». Пожалуй, это сосущее
чувство неудовлетворенности в бесконечном стремлении к совершенству он
унаследовал от своего наставника. Кроме
романов, в архивах осталось еще более четырех тысяч писем Флобера. Даже
если бы не осталось ни романов, ни повестей – они уже сами по себе
могли бы его прославить. Живой узнаваемый стиль, обилие мыслей... Это
еще и дневник его творчества, где он пишет о задачах, о новом смысле,
который он придавал идее быть писателем. «Надо ли давать собственную
оценку моим героям? Нет, тысячу раз нет! Я не имею на это права. Если
читатель не извлекает из книги морали, которая в ней содержится, значит,
читатель идиот, или книга фальшива с точки зрения точности. Ибо если
книга правдива, то она и хороша. Некоторые непристойные книги даже не
могут считаться аморальными, так как им не хватает правдивости в
изображении» (письмо к Жорж Санд от 6 февраля 1876). «Я
с нежностью думаю о тех, еще не родившихся читателях, – написал он
как-то, – которых будут волновать те же вещи, что и меня. Книга создает
вечную семью из всего человечества. Все, кто будет жить вашими
мыслями, – это дети, сидящие вместе с вами у семейного очага». |