Ответ:
 Невозможно отрицать, что разные народы нашей планеты находятся на разном уровне технического и культурного развития. Однако не стоит связывать с этим слишком многое, в частности особенности строения языка.

Нет оснований считать, что какие-то языки устроены более примитивно, чем другие. Любой живой язык хорошо справляется с коммуникативными задачами, которые ставит перед ним общество, пользующееся им. Даже если какой-то язык кажется европейцу примитивным потому, что в нём нет слов со значением ‘супермаркет’ или ‘двигатель внутреннего сгорания’, то это не свидетельство примитивности языка, а свидетельство того, что носителям эти слова просто не нужны — зато, может быть, у них на порядок больше скотоводческих терминов, чем знает обычный городской житель в Европе, а если им понадобится слово для понятия ‘супермаркет’, то они легко его заимствуют или образуют из своих морфем. А дети, осваивающие родной язык, делают это одинаково легко вне зависимости от того, кажется ли нам этот язык простым или сложным.

Гавайские дети выучивают гавайский язык с его 8 согласными не более и не менее успешно, чем зулусские дети выучивают язык зулу с его пятью десятками согласных, из которых 15 — это такие непривычные для нас щёлкающие звуки. Конечно, иностранцу легче в общих чертах освоить гавайскую фонетику, чем зулусскую, но научиться говорить на обоих этих языках действительно хорошо, без акцента — это одинаково трудная задача. Не могу в этой связи не процитировать мнение известного лингвиста Я. Г. Тестельца, высказанное им в дискуссии о простоте/сложности морфологии разных языков: «Есть языки, на которых легко научиться плохо говорить. А есть языки, на которых даже плохо говорить научиться очень трудно. Хорошо овладеть любым языком, т.е. близко к тому, как владеют носители, по-моему, одинаково трудно».

Сложные и необычные звуки можно при желании найти даже и в хорошо знакомых нам языках: например, немецкий — один из немногих языков мира, в котором есть единый звук [пф] (Pfeffer ‘перец’), в английском есть трифтонги (сочетания из трёх гласных, произносящихся в один слог: our [auə] ‘наш’, fire [faiə] ‘огонь’), а русские мягкие согласные под силу произнести не всякому иностранцу.

Во многом наши представления о том, какие звуки сложные и редкие, а какие простые и частотные, обусловлены набором хорошо известных нам языков. Во "всемирном атласе языковых структур", где собраны сведения об устройстве самых разных языков, есть карта "наличие необычных согласных". Европеец с удивлением заметит, что к числу редких согласных относятся и такие звуки, как английские [θ] и [ð] (на письме — th) — оказывается, они не более частотны, чем типичные для Западной и Центральной Африки сложные звуки [kp] и [gb] ([k] и [p] или [g] и [b], произнесённые одновременно).