На Руси есть такие прозвища, что только плюнешь да перекрестишься, коли услышишь.
Н. В. Гоголь. Женитьба
Если вы склонны к размышлениям, возьмите
какой-нибудь перечень фамилий. Пусть это будет первая попавшаяся под
руки адресная книга, список учащихся, телефонный справочник—всё равно.
Разверните его и внимательно читайте. Ручаюсь, что спустя короткое время
вы, если и не начнете «плевать и креститься», как Гоголь, то удивляться
у вас найдется чему. А за удивлением придет длинный ряд вопросов.
Конечно, прежде всего вы натолкнетесь на то, что нам уже
знакомо, на самые обычные типы фамильных имен. На севере страны это
будут бесчисленные «-овы» и «-ины», на юге — «-енко», на западе —
«‑вичи» и «-ичи». Этим нас не удивишь, мы знаем — перед нами
фамилии-отчества, фамилии патронимического происхождения. Будут среди
них попадаться и сибирские, «-ыхи» (Белых, Пьяных) и белорусско-польские
«-чики» (Ковальчик, Малярчик).
По всей стране они окажутся смешанными в пестрый
винегрет: под Москвой больше Степановых, под Киевом — Степаненок, под
Минском — Степанчиков. И всё это во всех концах страны окажется
пересыпанным разнообразными «-скими», где дворянско-поместного, где
«колокольно-поповского» образца. Это ничуть не поразит вас: и к тем и к
другим суффиксам вы уже присмотрелись.
Однако вас вполне может удивить другое: вы встретите
немалое число самых настоящих фамильных имен, которые не укладываются ни
в какие рубрики по своим суффиксам и окончаниям. Если вы прочтете
где-нибудь па двери короткое слово «Петрищев», «Ткаченко» или
«Беребендовский», вы сразу же сообразите: чья-то фамилия! Но, увидев на
дверной табличке слово «Квадрат» или «Тамада», вы, я полагаю, прежде
всего удивитесь: чего ради его написали с большой, прописной буквы?
Слово как слово, решительно никаких признаков «фамильности», —
существительное, да и только.
А в то же время в любом справочном издании вам будут всё
время бросаться в глаза такие странные имена,—да и не только
существительные—прилагательные, глаголы, даже сочетания их с предлогами и
междометиями,—какой-нибудь Гей-Тосканский, какая-нибудь Неубеймуха или
даже гражданин по фамилии Бесфамилии. Что это такое? Откуда оно взялось?
Может быть, вы думаете, — я преувеличиваю? Так вот
передо мною на столе то «ономатологическое пособие», к которому я, как
вы могли заметить, прибегаю уже не первый раз, по причине его полной
достоверности; никому не придет в голову подозревать, что фамилии в
«Списке абонентов ленинградской телефонной сети» за 1951 год подобраны с
каким-нибудь специальным умыслом. Я беру букву «Б», самую обычную, с
которой начинается такое множество фамильных имен. И тотчас же в моих
глазах, рядом с «самыми настоящими фамилиями», с бесконечными Бабаевыми,
Борисовскими, Борисенками, Бабичами, начинают мелькать эти странные
образования.
Не то фамилии, не то «просто слова».
Баранов — безусловно фамилия, но ведь баранчик-то —
обыкновенное слово. А вот написано: Баранчик, А. С.,—и указан
адрес—такая-то улица. Не странно ли?
Я знаю и знал несколько Бегуновых; однако тут передо
мною не Бегунов, а Бегун. У него (но кто мне поручится, что это — «он», а
не «она» — Бегун?) есть инициалы—Е. Ф., и живет «оно», допустим, на
Васильевском острове. И дальше, и дальше идут существительные, притом
самые разнообразные и разнородные, как в каком-нибудь словаре:
«баллада», «беркут», «богач», «бульон»… Однако там, в словарях, у
каждого из этих слов имеется точный смысл и значение, а здесь… Л. С.
Баллада, И. Е. Беркут, А. В. Богач, H. M. Бульон. Нет, тут они ровно
ничего не значат, а если и значат, то совсем не то, что в словаре.
Необыкновенные существительные, относительно которых нельзя даже никак
установить, какого они рода: если Баллада — Лидия Сергеевна, то
женского; если она — Лев Семенович, то мужского.
С прилагательными чуть-чуть легче: тоже странно, но не
так. Вот гражданин В. А. Беспрозванный и рядом гражданка Беспрозванная,
Э. Я.; тут по крайней мере можно хоть разобраться, кто из них «он», кто
«она». А с существительными просто несчастье: кажется совершенно
немыслимым, чтобы некто Белоус назывался, скажем, Софьей Михайловной и
был молодой темноволосой и темноглазой девушкой… Белоус!. Ведь это же
явно — седобородый мужчина! А бывает, оказывается, и наоборот.
Еще удивительнее те случаи, когда в фамилию превращается
целое словосочетание. Написано: А. С. Беспрозвания. Как это прикажете
понять: фамилия перед нами или что? Если простое сочетание слов, то оно
абсурдно по своему значению, — «прозвание»-то как раз имеется. А ежели
это фамилия, то в каком же она стоит падеже? Можно сказать: «Я люблю
играть с Вовкой Гришиным»; Можно сказать: «Это мой лучший друг, Вовка
Гришин». Но как бы будете говорить: «Люблю играть с Беспрозванием», «Это
наше Беспрозвание»? Ни так ни сяк — ничего не получается.
Нет, видимо, таким фамилиям законы грамматики не писаны,
да и орфографии — тоже. Раз можно преспокойно придумать фразу: «На горе
они разделились: Борщ побежала в деревню, Бирюля пошел на реку, а
Соседко помчались за остальными ребятами…» — так уж до
грамматики ли тут! А придумать и даже сказать это можно, не вызывая
никаких недоразумений, потому что я знаю и девочку, которую зовут Оксана
Борщ, и, мальчугана Павлика Бирюлю, да и трех приятнейших пареньков по
фамилии Соседко.
С правописанием не меньше неожиданностей. Вы хорошо
знаете, что слово «бессмертный» по всем правилам пишется через два «с»:
это указано в любом орфографическом словарике. А вот тут, в телефонной
книжке (на стр. 163), есть граждане Бессмертный и Беспрозванный, а на
стр. 166—Безпрозванный и Безсмертный. И не только никто не исправил этой
несомненной ошибки, но захотись одному из Безпрозванных улучшить свою
фамилию, ему пришлось бы хлебнуть горюшка; прежде чем изменить ее
написание, он должен был бы долго хлопотать, подавать заявления в
различные важные учреждения, и еще не известное чем бы дело кончилось.
В том же справочнике на соседних строчках мирно живут
два гражданина (а может быть, две гражданки), пользующиеся милой
фамилией Бульон. Но в одном случае фамилия пишется, как и надо, Бульон, а
в другом — на французский лад: Буллион. Что бы им взять да и установить
одно общее правописание? Kyдa там! Это целая история…
Впрочем, изредка из этого можно извлечь и некоторую
выгоду. Вот я вижу замечательную фамилию Борсук; в моей телефонной
книжке даже два таких Борсука подряд: Борсук, В. К. и Борсук, Т. А. Вы
сами, наверное, видите тут грубейшую ошибку: надо же писать не «бОр», а
«бАр». Однако, ежели вам повезло и вы сами носите эту не часто
встречающуюся фамилию, у вас есть удивительное преимущество. На всех
экзаменах, во всех документах вы можете безнаказанно писать: «И. Борсук,
И. Борсук, И. Борсук», смело делая ошибку за ошибкой, и ни один
преподаватель языка, даже самый строгий, не вздумает исправить вас или
снизить вам за это отметку. Нельзя: фамилия! (Любопытно, кстати,
отметить, что в древнерусском языке слово это писалось и звучало именно
так: «борсук», произношение «бАрсук» установилось значительно позднее,
под влиянием так называемых «акающих» говоров нашего языка.).
Однако не вздумайте перехватить через край и
непосредственно под подписью И. Борсук начать вашу работу так: «Лисица и
бОрсук», басня»: тут вам не избежать страшной мести со стороны
грамматиков.
Ну как же не вспомнить некую мадемуазель Прэфер,
изображенную французским писателем Анатолем Франсом, директрису девичьей
школы! «Мое мнение, — говорила эта почтенная дама, — что у собственных
имен — своя орфография!» И устраивала воспитанницам пугавшие их диктанты
на собственные имена…
Похоже, что это было не так уж нелепо. Учиться правильно писать и эти имена — полезно.
Всё только что рассказанное поражает нас своей
причудливостью, но это обычная причудливость языка: она ничему, по сути
дела, не мешает. Не только продолжают безбедно существовать такие
странные фамилии, но мы и пользуемся ими без малейшего затруднения.
Каждый из нас сочтет совершенно невозможными сочетания слов «тетя Петя»
или «дядя Василиса»; в то же время сказать «гражданка Козак» или,
наоборот, «гражданин Сорока» ничуть не представляется неуместным.
Вот небольшой список людей, в тридцатых годах ходатайствовавших о перемене фамилий. Среди них есть Выдра Яков Савельевич, Губа Иван Власович, Черепаха Николай Митрофанович. Но есть тут и дамы, пожалуй, еще более удивительные: одну из них звали Верой Гробокопатель, другую — Софьей Петровной Жених. Подумайте сами: если жених носит имя, Сони, то как же должна называться невеста, не менее чем Спиридоном!
Надо заметить, что такое положение вещей длится уже
много лет и десятилетий; в произведениях всех крупнейших писателей XIX
века (особенно у сатириков и юмористов) мы находим великое множество
фамилий ничуть не менее удивительных. Вспомним еще раз чеховских
городового Жратву, телеграфиста Ятя, отставного профессора П. И. Кнопку.
Чехов и настойчиво собирал, и сам измышлял такие фамилии: в его
знаменитой «Записной книжке» недалеко от женщины Аромат фигурирует
мужчина — Ящерица.
Целый муравейник таких же причудливых имен кишит в
рассказах, повестях, драматических творениях Н. В. Гоголя, на страницах
величественной поэмы его «Мертвые души». Артемий Филиппович Земляника из «Ревизора», посети он Петербург, пришелся бы ко двору в доме Ивана Павловича Яичницы, выступающего в «Женитьбе».
Иван Иванович Шпонька мог бы оказаться достойным соседом Настасьи Петровны Коробочки, а Афанасий Иванович Товстогуб, встретив в миргородском поветовом суде Ивана Никифоровича Довгочхуна, оценил бы по достоинству и его личность, и его солидную фамилию.
Сотни и сотни гоголевских персонажей носят такие же и
похожие на эти фамилии. Но фамилии ли перед нами? Может быть, это имена,
вроде рассмотренных нами «мирских» имен древности? Или прозвища,
странные клички, те самые, про которые Гоголь с удивленным восхищением
говорил, что русский народ «не лезет за словом в карман, не высиживает
его, как наседка цыплят, а влепливает [прозвище.—Л. У.] сразу, как
пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос
или губы, — одной чертой обрисован ты с ног до головы!» («Мертвые
души», т. I, гл. V.)
Нет, конечно, это не имена; имена у этих людей совсем
другие. Собакевич продал Чичикову девицу Воробей, но у нее было и
настоящее имя —Елизавета. Пробка, мужик «трех аршин с вершком ростом»,
звался Степаном; у крестьянина со странным прозванием Доезжай-не-Доедешь
имелось обычное имя Григорий.
Значит, перед нами либо прозвища, либо фамилии. |