Можно ли жить без фамилии? Отсутствие имени — большое неудобство, ну а как с фамилией?
Я долго колебался: на каком бы материале было удобнее
всего побеседовать на эту тему? Начать ли со времен Греции, заняться ли
Римом или же обратиться к возникновению фамилий у нас на Руси? И
внезапно мне в руки попалась одна недавно родившаяся на свет книга.
Совершенно не намереваясь задевать в ней интересующий нас вопрос, автор
помимо воли сказал столько и так ясно, что мне ничего не оставалось, как
передать его соображения вам: лучше рассказать о самом начале жизни
фамилий невозможно. Почему же это так удалось писателю? Потому, что нам
необыкновенно повезло: этот автор сам большую половину жизни прожил без
всякой фамилии; только теперь он вроде как получил ее, и то не совсем. А
могло такое случиться только потому, что он в некотором отношении —
«первобытный человек». Поистине — интригующее предисловие!
На границе Непала и Тибета, в северо-восточной Индии на
южном склоне Гималаев, много веков обитает маленький смелый народ —
шерпы (точнее — шерпа). Их поселения лежат на страшных высях: от трех до
шести тысяч метров над уровнем моря, «чуть ли не в стратосфере». Они —
прирожденные горцы, альпинисты и великолепные проводники по горам с
малых лет. И один из них, шерпа Тенцинг Норгэй, недаром оказался в 1953
году первым из двух победителей Чомолунгмы-Эвереста, величайшей вершины
мира.
«Ага! — торжествуете вы.—Так вот ведь есть же у него и
имя и фамилия! Значит, и шерпы не обходятся без них! Этого человека
зовут все же Тенцинг Норгэй, как какого-нибудь англичанина могут звать,
допустим, Фильдинг Сидней. Какая же разница? И имя и фамилия налицо…»
Ничего подобного! Героический шерпа так намучился с
неверным пониманием этого вопроса европейцами, что затратил в своей
книге немало усилий, стремясь внушить им правильный взгляд на вещи.
«…С моим именем, — не без досады пишет он в своей
автобиографии,—было невесть сколько путаницы. Когда я родился, меня
назвали вовсе не Тенцингом… В разное время мое теперешнее имя Тенцинг
люди Запада писали кто как хотел—то через „Z", то через „С", то без „G"
на конце. Второе мое имя (Норгэй) тоже менялось. Сначала я был Кхумжунь,
по имени одной шерпской деревнюшки, потом Ботиа, то есть „тибетец", и
лишь наконец стал Норкэй или Норгэй, а также Норгиа или Норгай…
По-настоящему же постоянное имя моего рода Ганг-Ла; это означает
„Снежный перевал", но мы-то обычно никогда не пользуемся такими родовыми
именами в качестве фамилий».
Первый альпинист мира рассказывает затем, что при
рождении он получил имя Намгьял Вангди (слово «нам-гьял» значит
по-шерпски—«покоритель»). Однако вскоре «один важный лама» вычитал в
священных книгах тревожную весть. Имя следовало без промедлений заменить
другим, потому что душа, обитавшая в теле мальчишки, оказывается,
переселилась в него из тела только что умершего соседа-богача. Как бы
чего не вышло!
Подумав, мудрый старец предложил дать юноше два имени:
одно, Тенцинг, носил он и сам; значение его было: «ревнитель веры».
Второе, Норгэй, означало «богатый, счастливый, удачливый». Как не без
юмора пишет талантливый, хотя и безграмотный (он диктовал свою
биографию) шерпа, «…родители решили, что „богатый — удачливый —
ревнитель веры» — сочетание имен, которое подойдет в любом случае
жизни», — и оставили его за сыном.
Совершенно ясно, никакой «фамилией» юный гималаец не
обладал, потому что ни одно из его имен не совпадало с именами его
родственников. Да его это ничуть и не заботило: зачем была ему фамилия
тогда, сорок лет назад? Крошечный народец жил еще в полном отрыве от
всего мира. Отец и мать Тенцинга никогда не спускались даже в ближний
Дарджилинг. В деревушке Тао-Чу, на дне высокогорной долины Соло-Кхумбу,
каждый знал всех и все — каждого. Знали в лицо, по походке, по тысяче
примет. Имя — вещь существенная, оно необходимо человеку: имя —
талисман, оберегающий от злых демонов; а фамилия… К чему она? (Это
хорошо подтверждается интересным сообщением М. Стеблина-Каменского
(«Новый мир», 1961, № 4, стр. 213) :
«…в силу своей малочисленности исландцы до сих пор
обходятся без фамилий и даже в самом официальном обращении называют друг
друга по имени, иногда с прибавлением имени отца».).
Правда, было ведь у маленького «Покорителя-Тибетца» еще и
третье имя, родовое. Но оно ничем не походило на фамилию. Это было
самое простое указание на место, откуда вышли его предки: Ганг-Ла,
«Снежный перевал»,—так называется расположенный неподалеку, заброшенный в
горную глушь буддийский монастырь.
В результате все обстояло как нельзя лучше. Мать
мальчика звали Кинзом, отца — Ганг-Ла-Мингма, самого его — Намгьял
Вангди, а сестру—Лама Кипу. Никакого общего, единого, «фамильного» имени
у них не было, но ни малейших неудобств от этого никто не испытывал:
ведь так все обстояло здесь и всегда.
Но жизнь не стоит на месте; новое пришло и к подножию
Эвереста. Двадцатый век явился сюда, на купол мира, в горных ботинках, с
ледорубом альпиниста в руках; район Чомолунгмы внезапно стал местом
паломничества спортсменов всего земного шара. Все переменилось вокруг, и
если старый Ганг-Ла так за всю жизнь и не добрался никуда дальше
Ронгбукского монастыря на соседних горных высях, то его сыну к сорока
годам пришлось побывать и в Дели, и в Бомбее, и даже в Бэкингемском
дворце Лондона. Отец разговаривал все с теми же ламами, в шерстяных
плащах и широкополых шляпах, да с жителями соседних деревень. Простые,
понятные имена были у них — Анг (Любовь), Ламу (Богиня), Ньима (Солнце),
Норбу (Самоцвет). А сыну довелось беседовать с ее величеством королевой
Британии, называть своим другом принца Петра Греческого и Датского,
пользоваться личным самолетом непальского короля, отвечать на вопросы
министров и профессоров всего мира. И почти у каждого из этих людей,
кроме сложного чуждого имени, была еще и фамилия. Без нее они
чувствовали себя так же неудобно, как без платья. Почему?
«Ом-мани-падмэ-ом! Таинственно великое Колесо Жизни,
катящееся по миру прекрасному и страшному, и не простому человеку судить
о причине причин», — не так ли говорят буддийские ламы?
«Некоторые из наших старых обычаев уже отмерли, — с
легкой грустью и с некоторым недоумением размышляет в своей книге
Тенцинг Норгэй, удивительный человек, как бы чудом перенесшийся из одной
эпохи в другую, миновав ряд длинных веков, — другие быстро исчезают. Мы
не цепляемся за прошлое, как народы великих культур; мы легко
перенимаем и новые мысли и новые формы быта. Правда, кое-что из старого
еще остается: младший по-прежнему всегда наследует у нас больше
имущества, чем старший (в том числе ему достается и родовое имя); это
относится и к девочкам. Новорожденного нарекают все так же на третий
день по появлении на свет; его не возбраняется затем и переименовать,
если на то окажутся существенные основания. Так ведь было и со мной. Но
сколько нового…
…Иностранцы вечно путают наши имена… Думается… их
затрудняет простая вещь: у нас нет фамилий, общих для всех членов семьи.
Нет у нас и письменности; поэтому каждый записывает наши имена
по-своему.
Чего не знаешь, в том не нуждаешься. Имя! В Соло-Кхумбу имя — это просто сочетание звуков, не более. Однако в нынешнем нашем мире дела осложнились».
И знаменитый горец — умный, даже, если хотите, мудрый,
но в то же время еще такой чудесно наивный человек — повествует об
уморительных, а вместе с тем любопытнейших трудностях, которые на него
обрушились.
Его жену зовут, как уже сказано, очень просто — Анг
Ламу, то есть «Милая сердцу богиня». Неплохое имя? Выписывая в
Даржилингском банке чеки на нее, он, Тен-Цинг, так и пишет:
«Выплатить милой сердцу богине моей». К этому он уже приучил клерков.
Но вот иностранные джентльмены знакомятся с супругой
мировой знаменитости, и… Нет, они не в состоянии именовать ее так
странно: «Милая сердцу богиня»… «Конечно нет, шокинг!» (Неприлично (англ.). ).
И каждый из них делает нелепейшую, с точки зрения шерпы,
вещь: начинает звать жену именем мужа. Анг Ламу он называет «миссис
Тенцинг»!
Какая чепуха! Это так же дико, как если бы кто-то, узнав
вашу жену, которую зовут, допустим, Екатериной, вздумал бы называть ее
«гражданка Федор» на том основании, что ваше имя — Федор.
Мало того. Две дочери победителя Эвереста носят
прелестные шерпские имена: одну зовут Нима, другую — Пем-Пем. Казалось
бы, чего лучше? Но вот девочки поступают в школу, в английскую школу. И
приходят оттуда в совершенном недоумении: их, двух совершенно различных
девочек, окрестили там одним общим именем! Да еще каким! «Папа, они нас
называют — обеих! — мисс Норгэй!.. Ха-ха-ха!»
Опять-таки, примерьте это на наши обычаи. Что сказали бы
вы, если бы двух детей — ну, скажем, Людочку и Юру, близнецов —
педагоги в школе начали величать «товарищами Владимирами» по той
единственной причине, что так, Владимиром, зовут их отца? Ни один шерпа
понять этого не может: ведь налицо три различных человека! Как же, зачем
тогда придавать им одно и тоже имя?
Конечно, учителя охотно объясняют этой милой маленькой
дикарке Пем-Пем: «Мы вас зовем по фамилии!», Но именно этого — что такое
«фамилия» — Пем-Пем и не знает. И, подобно ей, подобно остальным
шерпам, не знали, несомненно, что такое фамилия, все народы мира, пока
жизнь не дошла в своем развитии до строго определенной черты. |