Вспомните роман Фенимора Купера «Следопыт»; вам
непременно придет на память его герой, благородно-суровый
индеец-охотник, по имени Монтигомо. Говорят, будто имя это по-индейски
значит: «Ястребиный коготь».
Не важно, точен ли этот перевод: имена, подобные этому,
действительно характерны для индейских племен Америки. Это и
естественно: когти ястреба остры, страшны и врагу и добыче. Понятно,
почему воин и траппер-следопыт называет сына «Ястребиным когтем»: ведь
даже в наши дни советские летчики не возражают, если их — истребителей —
с ласковой фамильярностью именуют «ястребками».
Североамериканские индейцы — народ с необыкновенной
историей: в XVIII, да и в первой половине XIX века они жили еще в
«каменном веке», который для наших предков миновал тысячелетия назад. Их
жизнь изучали люди науки; Фридрих Энгельс судил по ней о жизни
человечества на заре истории. О них написано множество романов и поэм;
сложные, диковинно звучащие имена встречаются там в изобилии.
Прислушиваясь к ним, легко понять: когда индейцу надо дать имя ребенку,
он перебирает самые простые, самые обычные слова своего языка,
вслушивается в то, как они звучат, вдумывается в их смысл, и то, которое
покажется наиболее подходящим, спокойно делает именем.
В романе «Охотник» современного английского писателя
Олдриджа изображен молчаливый, нелегко живущий траппер, индеец Билл. Но
Биллом его зовут только англичане: им не выговорить его настоящего
индейского имени. Соплеменники зовут его Хума-Хумани; это значит:
«Первое облачко на небе». Красивое имя? Очень красивое; наверное,
маленький Хума был первенцем и любимцем своих родителей. Наверное, краше
его не было детей в округе, по их мнению…
У знаменитого писателя-натуралиста Сетон-Томпсона также
есть чудесный герой, тоже охотник, во многом напоминающий всем нам
знакомого гольда Дерсу-Узала из книг В. К. Арсеньева. Зовут этого
спокойного, мудрого и несчастного человека Куонеб. Томпсон не говорит
нигде, что значит слово «Куонеб», но он заставляет его вспомнить про
умершего малыша-сына; вот этого крошку звали «Уи-Уис» (Совенок, или
Маленькая совушка). Много нежности и ласки вложили Куонеб и его милая
молоденькая жена в дорогое для них имя. Видно, глазаст был этот Уи-Уис;
видно, очень смешно вертел он круглой головенкой, радуя и умиляя юных
отца и мать.
А девические индейские имена? Загляните в собрание
сочинений Пушкина. Там, в переведенных поэтом «Записках Джона Теннера»,
англичанина, ставшего приемным сыном индианки и настоящим «краснокожим»
по нраву, вы встретите целый ряд сложных, непривычных нашему слуху имен:
Монито-о-гезик Та-бу-шиш
Киш-кау-ко Мун-ква
Нет-но-куа и т д.
Уа-ме-гон-е-бью
Пушкин сообщает значение только нескольких из них.
«Мун-ква» (так звали индейца-знахаря из племени кри)
означает «Медведь». Имя самого Джона, данное ему его
друзьями-отавуавами, звучало: Шо-шо-ва-не-ба-се, а это значит «Сокол».
Но удивительнее всего кажется русскому поэту имя молодой индианки —
невесты Теннера.
«Красавица его, — с лукавой усмешкой пишет Пушкин, —
носила имя, имевшее очень поэтическое значение, но которое с трудом
поместилось бы в элегии (Элегия — грустное стихотворение. Пушкин хочет
сказать, что такое длинное имя никак не уложишь в наши европейские
стихи.): она звалась Мис-куа-бун-о-куа, что по-индейски значит „Заря".
Следует добавить еще, что Уа-ме-гон-е-бью переводится как «Тот, кто надевает убор из перьев».
Что ж? Юной жительнице лесов имя «Заря» так же идет, как
имя «Ястребиный коготь» старому охотнику за гризли и карибу (Гризли —
самая крупная порода медведей, карибу — канадский олень.). Видимо,
индейцы — мастера называть своих детей.
Но так поступали, поступают и сейчас далеко не они одни.
И в Азии, и в Африке, и даже «у себя дома» в Европе мы можем
встретиться с точно таким же обыкновением.
В книге одного француза мне попалось красивое индийское
женское имя «Джалан-тахчандрачапала»—«Зыбкая, как отражение лунного луча
в воде». Вероятно, вы слышали название оперы «Мадам Баттерфляй»;
«баттерфляй» по-английски «бабочка». Действие оперы развертывается в
Японии, и ее героиня носит японское имя Чио-Чио-сан так, по крайней
мере, называет ее европеец-автор.
Слово «сан» можно перевести как «госпожа», «мадам».
Слова «Чио-Чио» в японском языке, вообще говоря, нет: это переводчики
так исказили другое японское слово «Тьо-Тьо». Оно, действительно,
означает: «бабочка, мотылек» и, если хотите, подходит молоденькой
порывистой девушке. Это Азия. У племен Центральной Африки дело обстоит
еще своеобразнее. Вот два любопытных примера из истории тамошних имен.
Одна молодая негритянка носила красивое имя Датини. Оно значит: «А я что говорила?»
Как так?
А вот как: ожидая рождения ребенка, родители поспорили:
отец думал, что появится сын, мать — что дочь. Когда родилась дочь, мать
с торжеством вскричала:
«Датини!», то есть «А я что говорила?» Так и назвали девчонку.
Рядом жила другая негритянская женщина, по имени
Кабисития, то есть «Спотыкается о корчаги». Но и это имя объясняется
просто: она ходила всегда с гордо поднятой головой и всякий раз, выходя
из хижины, ушибала ногу о сложенные у дверей миски.
Видимо, у негров есть даже обычай по мере надобности
заменять одно имя другим, более подходящим; по крайней мере имена
европейцев они всегда заменяют своими, более осмысленными на их взгляд.
Так, например, одного белого они переименовали в «Нголидана», то есть
«Золотой зуб»: у него были вставные зубы. Один из его соседей звался у
них «Пандлана» — «Лысая голова», другой — «Нгвондела» — «Сутулый»,
третий — «Масупа»— «Бородавка», а жена «Бородавки», обладавшая горячим
характером—«Нунгвашу», то есть «Сердитая».
Вы скажете: ну да! Почему этому не случаться на краю
света, в Декане или в Конго; там все возможно! Но нельзя ли подобрать
подобные примеры и в языках ближайших наших соседей? Можно! Мы потому
лишь не замечаем их, что часто плохо понимаем значение привычных нам
имен: узнает человек, что «Федор» — это «дар божий», и спрашивает: «А
что значит имя Лев?» А ведь лев и значит «лев», «царь зверей»; только
спрашивающий никогда не обращал на это внимания.
* * *
Вам, может быть, приходилось встречать болгарское имя
Вылко. По-болгарски Вылко значит «волк». Как! Человека зовут волком? А
почему, собственно, Львом звать можно, а Волком — нет?
Можно звать и Волком! Имя это распространено и в
соседней с Болгарией Югославии; только там оно, как и самое слово
«волк», звучит несколько иначе: «Вук». Как и почему могло прийти
человеку в голову назвать своего ребенка диким зверем? Выслушайте одну
правдивую историю.
Жил в Сербии больше столетия назад славный ученый и
пламенный патриот, языковед Караджич. Родился он еще в XVIII веке, за
двенадцать лет до нашего Пушкина. У Степана Караджича, отца ученого,
дети рождались часто, но все, как один, умирали еще крошками. Как помочь
такой беде?
Старый сербин вспомнил старинное поверье: если твои
сыновья не живут на свете, назови того, кто вновь родится, Вуком. Волки
сильны и выносливы; волка и смерть не берет. От такого имени сын твой
станет сам крепок, как волк, и горе отойдет от твоего дома. Крестьянин
Караджич и его жена так и поступили. Когда появился у них еще один
ребенок, они нарекли мальчишку Вуком. «И что же? — лукаво посмеиваясь в
усы, говорил своим ученикам седовласый языковед лет шестьдесят спустя. —
Как видите, старое средство помогло: „Волк" жив до сих пор, и зубы у
него еще не затупились!»
Такие же или похожие поверья встречались и у других
славянских народов, и у всех их соседей. Во всяком случае, у многих мы
видим похожие «волчьи» имена.
Вот старогерманское Рудольф. Теперь, употребляя его, немцы не задумываются над его значением: имя как имя, и достаточно.
Но дело не так-то просто.
Когда-то имя это означало то же, что современные
немецкие слова roter Wolf,—«красный волк». Постепенно оно изменилось;
теперь в нем от древнего «Вольф» остались только три последних звука. То
же произошло и с именем «Ад-ольф»— «благородный волк» (впрочем, иные
ученые возводят это имя к готскому Attaulf—«помощь отцу»). Как вам
кажется, — велика ли разница между индейским «Ястребиным когтем» и
древненемецким «Красным волком»? Сходство таково, что их легко счесть и
одноплеменниками и современниками.
А эти два Волка в Германии — не исключение. Там и
сегодня пользуется полным правом гражданства имя Вольфганг—«волчий ход»
(Например. Иоганн Вольфганг Гёте.), в него тоже входит основа «Вольф».
История сохранила память о первом христианском епископе германского
племени готов: его звали Вульфила, или Ульфила. Это имя — уменьшительное
от готского, то есть древнегерманского, Вульфс—«волк»; правда, оно
чуть-чуть переделано на греко-римский лад. Но, во всяком случае,
соплеменники «святого» человека понимали его имя как «Волчонок». |