Лингвистическая типология изучает типы (разновидности) строения языков безотносительно к их родственным связям и ареальным контактам.
В морфологической типологии (а это хронологически
первая и наиболее разработанная из типологических классификаций)
принимаются во внимание, во-первых, способы выражения грамматических
значений и, во-вторых, характер соединения в слове его значимых частей
(морфем).
В языках мира существуют две основные группы способов выражения грамматических значений: 1) синтетические способы и 2) аналитические.
Для синтетических способов характерно соединение грамматического
показателя с самим словом (в этом мотивированность термина синтетический); таким показателем, вносящим грамматическое
значение "внутрь слова", может быть окончание, суффикс, приставка,
чередование звуков (теку — течет — поток), изменение ударения (но́ги — ноги́) и некоторые другие средства. Общей чертой аналитических способов является выражение грамматического значения за пределами
слова, отдельно от него — например, с помощью предлогов, союзов,
артиклей, вспомогательных глаголов и других служебных слов, а также с
помощью порядка слов и общей интонации высказывания.
В большинстве языков есть и аналитические и
синтетические средства выражения грамматических значений, однако их
удельный вес бывает разным. Например, в русском языке синтаксическая
функция существительного выражается прежде всего падежными окончаниями
(т. е. синтетически), поэтому порядок слов относительно свободный, ср.: Ваня встретил Машу и Машу встретил Ваня.
Однако иногда, сравнительно редко, окончания разных падежей совпадают, и
тогда используется аналитическое средство — порядок слов. Например, в
предложении Бытие определяет сознание только порядок слов указывает; что бытие — это подлежащее, а сознание
— дополнение; при изменении порядка слов изменятся синтаксические роли
существительных, а значит, и смысл всего предложения, ср.: Сознание определяет бытие.
Рассмотренный случай демонстрирует достаточно обычную для русского
языка пропорцию синтетических и аналитических средств грамматики:
синтетические способы используются чаще, однако есть и аналитические
возможности.
К языкам синтетического строя принадлежат все
славянские языки (кроме болгарского), санскрит, древнегреческий, латынь,
литовский, якутский, немецкий, арабский, суахили и многие другие. Языки
с развитым словоизменением, которое сопровождается чередованиями (речь, изрекать, прорицать, пророк), иногда называют флективными
К языкам аналитического строя относятся все
романские языки, болгарский, английский, датский, новогреческий,
новоперсидский и многие другие. Аналитические способы в этих языках
преобладают, однако в той или иной мере используются и синтетические
грамматические средства. Языки, в которых почти отсутствуют возможности
синтетического выражения грамматических значений (как в китайском,
вьетнамском), в XIX в. называли аморфными (бесформенными), т. е. как бы лишенными формы.
Есть языки, в которых корень слова, напротив,
оказывается настолько "переобремененным" разными служебными и зависимыми
корневыми морфемами, что такое слово превращается по смыслу в
предложение, но при этом остается оформленным как слово. Такое
устройство "слова-предложения" называют инкорпорацией (лат. incorporatio — включение в свой состав, от лат. in — в и corpus — тело, единое целое), а соответствующие языки — инкорпорирующее, или полисинтетические (некоторые индейские языки, чукотский, корякский и др.).
В типологии языков различают два основных типа морфемного устройства слова: фузию (от лат. fusio — сплавление) и агглютинацию (лат. agglutinatio
— приклеивание, склеивание). В фузионном слове границы между морфемами
неотчетливы, они как бы сплавились: иногда они проходят внутри звука
(например, в слове стричь в звуке [ч] слились последний звук корня стригу и первый согласный инфинитивного показателя — ти), иногда некоторые части морфем вообще не просматриваются (принять, взять).
Для фузионного слова характерно то, что служебные морфемы одновременно
выражают несколько грамматических значений (например, в слове стена флексия — а
имеет три значения: женский род, именительный падеж, единственное
число). Среди фузионных языков есть как синтетические (древнегреческий,
латынь, славянские, немецкий), так и аналитические (английский,
французский и др.).
В агглютинативном слове границы между морфемами
вполне отчетливы, при этом каждая служебная морфема имеет только одно
грамматическое значение и каждое значение выражается всегда одной
морфемой. Структура агглютинативного слова представляется прозрачной и
достаточно рациональной, не случайно в эсперанто слова устроены именно
агглютинативно (см. с. 113–115).
Агглютинативных языков на Земле много: это все языки тюркской семьи,
некоторые финно-угорские, грузинский, японский, корейский, суахили и др.
Таковы основные понятия морфологической типологии,
языков. Подробно см.: Реформатский 1967, 263–317, 450–464; Маслов 1987,
230–237.
Теперь вернемся к опытам исторической и оценочной интерпретации типов грамматического устройства языков.
Компаративисты старшего поколения видели в морфологических типах языков ступени единого процесса языкового развития.
Наиболее древним они считали аморфный строй языков,
где фраза состояла из односложных слов-корней, лишенных всяких служебных
морфем, как бы не оформленных. Затем агглютинация и последовавшие
фузионные процессы привели к появлению флексии, звуковых чередований,
Флективная морфология, следовательно, здесь рассматривалась как высший
этап грамматического развития, а утрата флексии — как упадок языка.
Романтическая идеализация далеких времен и увлечение
биологическими аналогиями между языком и живым организмом привели
А. Шлейхера к мысли о деградации языка. Вместе с флексией, писал он,
языки утрачивают богатство форм и способность к развитию; "историческое
время" (т. е. после начала письма) — это период распада языка, "история —
враг языка".
В. Гумбольдт, веря в преимущества флективного строя,
не сводил, однако, достоинства языка к достоинствам грамматики. В
истории языков он видел процесс непрерывного совершенствования языка как
"органа внутреннего бытия" народа. Прогресс в языке, таким образом,
Гумбольдт связывает с поступательным движением общества, с духовным
совершенствованием народа.
Младограмматики (последняя треть XIX в.) отказались
от многих идей ранней компаративистики: от теории единого
глоттогонического процесса и исключительности флексии, от романтического
противопоставления доисторического расцвета языков и их последующей
деградации. Вместе с тем позитивисты-младограмматики отказались и от
попыток оценивать историю языков, видеть в ней прогресс или регресс.
XX век в основном сохраняет осторожность в оценках и
общих построениях. Одной из "неосторожных", не доказанных и в целом не
принятых глобальных гипотез было учение Н.Я. Марра о едином
глоттогоническом процессе. По Марру, языки в своем развитии проходят
следующие стадии: 1) аморфную, 2) аморфно-синтетическую, 3)
агглютинативную, 4) флективную. Стадии соответствуют определенным
общественно-экономическим формациям. Подобно революционной смене одного
типа общества другим, учил Марр, переход из одной стадии в другую
происходит скачкообразно, как коренная качественная ломка языка. (О
Марре и его "новом учении о языке", ставшем официальной "марксистской"
концепцией советского языкознания до 1950 г., см. Алпатов 1991.)
В работах И.И. Мещанинова 30–40-х гг., создававшихся
в русле марровской стадиальной типологии, складывалась теория единого
синтаксического развития языков мира: от древнейшего синкретизма слова и
предложения через инкорпорацию к посессивному, эргативному и, наконец,
номинативному строю предложения.
Однако позже И.И. Мещанинов отказался от трактовки синтаксических типов языков в качестве стадий языкового развития.
Становится все более очевидным, что прогресс в
языке, его совершенствование нельзя связывать с тем или иным типом
грамматического устройства. Воздерживаются от оценочных суждений
крупнейшие типологи мира Э. Сепир, Ж. Вандриес. Не принята теория
О. Есперсена, который считал развитие аналитизма прогрессом в языке.
Скорее скептичным было отношение к гипотезе "спиралеобразного" развития
языков X. Габеленца.
В. Скаличка, в 30-х гг. изучавший возможность связи
определенного типа языка с ускоренным культурным развитием, впоследствии
отказался от этих попыток. Вместе с тем В. Скаличка писал: "Мы не
утверждаем, что подобных связей вообще не существует, а констатируем
только, что они пока неизвестны" (Новое в лингвистике 1963, 25).
Итак, в истории языков не удается обнаружить единого
направления грамматического развития и, таким образом, представить
историю языков как движение к определенному типу грамматического
устройства. Констатируя, например, усиление аналитических тенденций в
современных славянских языках, следует помнить, что в целом
аналитические способы древнее флексии, что в истории языков известна не
только смена синтетического строя аналитическим, но и обратное движение
(например, в китайском, тибетском языках). Нет оснований также считать
универсальной тенденцию к агглютинативному сцеплению морфем. Если
сомнительно существование единых путей грамматического развития, то еще
меньше оснований связывать изменения в типологических чертах языка с его
прогрессом или регрессом. Все это именно изменения, а не
совершенствование языка. |