По-видимому, самые значительные результаты такой
активности связаны с национально-языковой политикой, т. е. с
регулированием взаимоотношений между языками в многоязычной и
полиэтничной ситуации.
Закономерности такой практики, безусловно, сложнее и
масштабнее, чем (активность людей по отношению к языку в одноязычных
ситуациях. Однако обсуждение соответствующих "более простых" фактов
(относящихся к одноязычной ситуации) помогает понять сами принципы и
элементарные механизмы этих процессов.
Таким образом, если иметь в виду одноязычные
ситуации, то легко видеть, что основными объектами сознательного
воздействия общества на язык являются: 1) графика и орфография; 2)
терминология; 3) нормативно-стилистическая система языка. Между этими
объектами есть известная общность.
Во-первых, письмо, терминология и стилистика — это
те языковые области, которые в самом своем зарождении наиболее прямо
связаны с сознательно-культурным и искусственным началом в языке.
Поэтому и в дальнейшем именно эти области оказались, наиболее открытыми
для сознательного воздействия людей.
Во-вторых, речемыслительные процессы, связанные с
письмом, использованием терминологии и нормативно-стилистическим
выбором, находятся ближе всего к тем сферам психического, которые в
школе И.А. Бодуэна де Куртенэ называли "светлым полем сознания". Будучи
наименее автоматизированными, протекая под большим контролем разума, они
способны относительно легко перестраиваться в соответствии с новыми
требованиями, продиктованными обществом.
В-третьих, прослеживается известное сходство в
"местоположении" письма, терминологии и нормативно-стилистических
"добавок" к языковым значениям: это периферия языка. В самом деле,
письмо — это вторичная надстройка над природной звуковой материей языка,
периферия его формы; терминология представляет собой периферийные зоны,
словаря, специализированные и потому обособленные друг от друга;
наконец, нормативно-стилистическая система, в качестве семантической
области, которая складывается из таких содержательных компонентов, как
"правильное", "неправильное", "разговорное", "книжное", "канцелярское",
"просторечное", "высокое", "низкое" и т. п. (см. с. 44), — это периферия языка по отношению к его семантическому ядру.
В-четвертых, характерна факультативность
(необязательность) самого наличия в конкретном языке письма,
терминологии или нормативно-стилистической обработанное™: в большинстве
существующих на Земле языков эти явления отсутствуют; в тех языках, где
они имеются, они не изначальны.
Таким образом, наиболее глубокие языковые сущности —
фонология, грамматика, основной словарный фонд — лежат вне досягаемости
волевого воздействия на язык. Для тех областей языка, которые могут
меняться под таким воздействием, характерны: а) наибольшая осознанность
говорящими; б) периферийное, как бы поверхностное положение в языке, в)
допустимость вариантов; г) известная факультативность.
Своеобразие этих сфер языка проявляется в
парадоксальности, с одной стороны, их объективного места в языке, а с
другой — "субъективного" отношения к ним говорящих. С точки зрения
коммуникативной сущности языка они периферийны и необязательны; однако
людьми они воспринимаются как центральные и наиболее существенные сферы
языка. Нормативно-стилистические качества речи, орфография, а также в
профессиональной среде терминология — это то в языке, на что люди
обращают внимание в первую очередь, что может их остановить, задеть,
взволновать, вызвать оценочную реакцию ("хорошо", "плохо", "красиво",
"нелепо", "безграмотно", "безвкусно", "невежественно" и т. п.). Вот
почему "покушение" на стилистический узус в литературном манифесте или
скромное подновление орфографии говорящие могут воспринять как события,
меняющие весь язык (хотя в действительности такие реформы
лишь слегка затрагивают периферию языка). В то же время наиболее
глубокое и сущесгвенное в языке — его находящаяся вне стилистики и
вариативности структура пребывает вне сферы действия реформ и вне
людских оценок. Создатель кибернетики Норберт Винер, глубоко видевший
разную коммуникативную ценность структуры языка и языковой нормы, писал:
"Совершенно верно, что при утонченном исследовании языка нормативные
вопросы играют свою роль и что они являются весьма щекотливыми. Тем не
менее эти вопросы представляют последний прекрасный цветок проблемы
общения, а не ее наиболее существенные ступени" (Винер Н. Кибернетика и
общество. М., 1958. С.99).
Сознательная активность людей по отношению к языку
наиболее ярко и значительно проявляется в периоды формирования
литературных языков или смены одной нормативно-стилистической системы
новой нормой. Это воздействие может заключаться в выборе диалектной базы
литературного языка; в сознательном отборе определенного корпуса
текстов в качестве эталонных, образцовых; в сознательном формировании
определенных языковых идеалов, языковых вкусов и привычек говорящих.
Естественно, однако, что в процессе сложения нормативно-стилистической системы весьма значительно и стихийное начало.
В сравнении с реформами письма или упорядочением
терминологии, формирование литературного языка — это принципиально менее
управляемый процесс. В истории литературных языков есть драматизм и
есть ирония. История показывает, что программы сознательного воздействия
на язык не бывали до конца и вполне осуществлены. В каждой такой
программе есть доля утопии. С другой стороны, результаты сознательных
усилий во многом оказывались "незапланированными", неожиданными, потому
что языковая действительность сложна, противоречива, стихийна и в
конечном счете более могущественна, чем это представлялось "устроителям"
литературных языков. При этом, чем сильнее и самобытнее письменная
традиция, тем менее "управляем" литературный язык, тем органичнее и как
бы незаметнее, меньше сознательное человеческое "вмешательство" в
естественный ход вещей.
В сложившемся литературном языке кодификация в
основном ретроспективна: словари и грамматики отражают естественно
складывающийся и естественно (и достаточно медленно) меняющийся узус.
Если это и можно назвать "регламентацией языка", то она напоминает того
мудрого и потому полновластного короля из "Маленького принца", который,
дождавшись рассчитанного заранее момента солнечного заката, решительно
повелевал, чтобы солнце зашло.
Определяя в известной мере состав языковых средств,
образующих норму языка, а также воспитывая языковые вкусы говорящих,
общество тем самым воздействует на их языковую практику. В воздействии
на речь индивидов заключены возможности опосредованного воздействия
общества на структуру языка. |