В последние десятилетия в Европе и Америке, а с
середины 80-х гг. и в странах СНГ активизируется стремление сохранить
или возродить культурно-языковую самобытность различных этнических групп
населения.
В Европе эти тенденции находят опору в более
широком, включающем экономику и политику, движении к "новому
федерализму". Исследователь языковых ситуаций в западноевропейских
романских странах пишет: "Мы присутствуем при фундаментальном изменении
самой концепции государственности; заканчивается длительный период
существования больших государственных образований с сильной центральной
властью, в состав которых входили как крупные нации, так и подчиненные
им сравнительно малочисленные этносы. Параллельно установлению
прозрачных границ между государствами медленно, но неуклонно
осуществляется предоставление значительной самостоятельности (автономии)
регионам, сохранившим самобытность в языке, культуре, экономике, укладе
жизни. Происходит переход от "Европы государств" к "Европе регионов" и
как бы восстанавливается на новом уровне федеративное устройство,
характерное для средневековой Европы" (Нарумов 1992, 32–33).
Защитниками этноязыковой самобытности обычно
выступают интеллигенция, знатоки истории и культуры родного края, люди,
чуткие к богатству народного языка. В демократических государствах
современной Европы забота о региональных языках находит определенную
поддержку, в том числе законодательную и материальную. В защите языков
видят полезную культурно-просветительскую самодеятельность граждан. В
многоязычной ситуации расширение общественных функций регионального
языка, повышение его престижа снимает или уменьшает психологические
трудности для говорящих на этом языке и таким образом гармонизирует
психологический климат общества, "смягчает нравы".
В ряде ситуаций речь идет о расширении социальных
функций и повышении статуса языка, близкородственного к основному языку
социума. Таковы каталанский и галисийский языки по отношению к
испанскому в Испании; фриульский и тирольский в Италии; фарерский язык
на Фарерских островах (автономная область Дании); фризский язык в
Фрисландии (провинция Нидерландов). В Славии аналогичные движения в
защиту местных языков связаны с "литературными микроязыками" (термин А.
Д. Дуличенко, который описал 12 региональных языков в Югославии, Польше,
Словакии; см.: Дуличенко 1981). Речь идет о территориально ограниченных
вариантах славянских языков, носители которых активно стремятся сделать
эти диалекты литературными языками, т. е. распространить в местной
школе, печати, в литературном творчестве.
В других, более сложных случаях усилия защитников
миноритарного языка направлены на его сохранение в условиях
неродственного двуязычия. Таким языком по отношению к испанскому
является баскский язык — древнейший неиндоевропейский язык Западной
Европы, сейчас генетически изолированный. При режиме Франко баскский
язык, как и каталанский и галисийский, был запрещен; значительная часть
басков утратила родной язык. По испанской конституции 1978 г. баскский
язык, наряду с испанским, признан официальным языком Страны Басков
(автономная область Испании). Он используется в национальной школе,
прессе. На Британских островах и во Франции предметом специальной защиты
являются кельтские языки ранних индоевропейских поселений в этих
землях: в Шотландии — гэльский, в Уэльсе — валлийский, в Ирландии —
ирландский, на полуострове Бретань во Франции — бретонский.
В третьих случаях язык, являющийся этническим языком
национального меньшинства, выступает в другом социуме как язык
большинства: французский язык в канадской провинции Квебек, шведский
язык в Финляндии, русский — в странах СНГ (кроме России, конечно). В
подобных ситуациях миноритарный язык также нуждается в защите — как язык
меньшинства и культурное достояние всего социума. Примером образцового
соблюдения прав обоих языков и при этом специальной защиты миноритарного
языка может быть языковая политика Финляндии (см.: Гак 1989, 115–118;
см. также с. 122–124).
Наконец, особый и замечательный по результатам
случай защиты этноязыковой самобытности — это возрождение
древнееврейского классического языка — иврита. Уникальность случая в том, что был возвращен к жизни
не язык матери (т. е. язык детства человека), а язык дедовских книг,
причем язык далекий, другой языковой семьи.
К середине I тыс. до н. э. иврит вышел из
употребления в качестве разговорного языка, но оставался языком
религиозной практики и духовно-светской книжности. После исхода из Иудеи
евреи диаспоры (рассеянные по разным странам) перешли на
индоевропейские языки: это или языки тех народов, среди которых они
жили, или идиш — язык германской подгруппы, сформировавшийся в X–XIV вв.
на базе одного верхненемецкого диалекта, который подвергся интенсивной
гебраизации. Начиная с XIV в. на идише создается значительная еврейская
литература, в XIX в. — еврейский народный театр. По данным Р. Белла, в
196 1 г. идиш был первым или вторым языком для 75 % евреев (Велл 1980,
220). Тем не менее со 2-й половины XVIII в. евреи, главным образом в
Восточной Европе, возрождают иврит (как современную модификацию
древнееврейского языка). Вначале он возвращается в просветительскую и
художественную литературу; со 2-й половины XIX в. иврит употреблялся и в
повседневном общении; с образованием государства Израиль (1948) иврит
становится его официальным языком (наряду с арабским).
Нарастающей мировой стандартизации противостоит гуманитарная культура с ее интересом к индивидуальному, особенному.
По-видимому, поиски здорового равновесия будут
усиливать тягу самых разных народов к своим корням, к "своему родному",
близкому, нигде не повторимому и в том числе — к родному языку. ^ Для
человека в родном языке сохраняется жизненно важный опыт первого
знакомства с миром, вот почему так важно сберечь эту естественную
языковую среду обитания/ Для народа родной язык, "дом бытия", по Мартину
Хайдеггеру, — это и защита его этнического суверенитета от
нивелирующего воздействия цивилизации, и духовное наследство,
объединяющее поколения. |