Все виды полезной человеческой деятельности мы называем трудом. Труд — основа нашей жизни, ее великий творческий смысл. И слово труд
и другие образованные от него слова постоянно крайне необходимы нам в
процессе общения. Мы свыклись с этими словами и находим их
обыкновенными. Между тем в истории упомянутых слов немало любопытного и
необычайного. В зависимости от характера труда (подневольный,
относительно свободный или свободный) менялось отношение к нему людей, а
вместе с тем и семантический объем соответствующего названия. Например,
ныне совершенно невозможно наименование недуга трудом, а в
условиях древнего эксплуататорского строя, в частности феодального,
когда изнурительный труд народа был сопряжен с болезнями и страданиями,
слово труд вдобавок к основному значению «работа» имело еще и
иные — «болезнь», «страдание», «скорбь» и «горе», причем наделенное
этими значениями оно бытовало как общепринятое, а не только в среде
подвластного, подневольного населения. Выступая в качестве синонима слов
болезнь, страдание, скорбь и горе, которые тоже издавна знакомы были восточным и, частью, иным славянам, слово труд,
по-видимому, несло особый смысловой оттенок. Как будто оно означало не
просто заболевание, а болезнь особенно тяжкую, порой с печальным
исходом. Во всяком случае, древняя письменность не лишает это
предположение известных основании, а более поздняя история слова
подтверждает его со всей очевидностью. Не случайно в одном из текстов
XI в. в одном и том же месте говорится о труде Ефрема и болезни
Иуды (Срезн. Матер.). Ермолинская летопись сообщает о Траяне, что он
царствовал девять лет, «отек водным трудом» и умер. Целебным от этой
болезни считали камень топаз: «Топазий есть камень черлен… сок же его
целит очные болезни и водяные труды». Как видим, и здесь речь идет, с одной стороны, о болезнях, с другой стороны, о трудах. А в «Слове о полку Игореве» с трудом
связывается представление о горе — Святослав говорит о смутном сне:
«чръпахуть ми синее вино съ трудомь смѣшено», то есть «черпали мне синее
вино, с горем смешанное».
Пораженный недугом-трудом, понятно, звался трудным.
Переяславльский летописец повествует, например, как пришли на Русь
половцы, и князь Владимир, быв «при немощи», сказал своему сыну: «Се азъ
труденъ… поиди противъ сыроядець сихъ». Автор «Слова о полку Игореве»
взволнованно вопрошает: не начать ли старыми словами трудные повести о
походе Игоря? Здесь эпитет трудные означает «скорбные, печальные». Прилагательное трудный
как «больной» долго сохранялось в письменной и устной речи. В «Житии
протопопа Аввакума» о роженице, которая занемогла, написано: «гораздо
трудна, трясется вся». Подозреваем связь с трудом «болезнью» прилагательного трудный
и в такой фразе Петра Первого: «Я половину уже лечебных трудных дней
препровадил и так лекарство сил(ь)но, что обезсилел как младенец». В былине о Госте Терентьище о молодой жене рассказывается:
Она с вечера трудна-больна,
В песеннике 1780 г.:
…лежит моя надежа труден-болен,
Труден-болен мил надежа мой в постеле.
В записи 1790 г.:
Перва пришла грамотка,
Нерадостна весточка:
Лежит родна матушка
Вероятно, со свойством слова трудный означать
не вообще заболевание, а именно тяжкий недуг связано 9 этих случаях
характерное для народной песни употребление синонимов (труден-болен, трудна-больна) или уменьшительной формы (трудным-то труднешенька).
В литературном языке XIX в. слово труд в
значении «болезнь» относили к словам церковным (Слов. 1847). Конечно, к
этому времени оно осталось только в церковных книгах, но в более раннюю
эпоху в значении и «работа» и «болезнь» воспринималось не как церковное,
а было исконным достоянием и устной народной речи, представляя собой
лексический элемент общеславянского наследия. На это, кроме пережитков в
восточнославянских говорах, указывают и такие факты, как, скажем,
именование трудним больного в украинском языке и сходным образом — беременных женщин в языках болгарском (трудна жена) и сербохорватском (трудна жена). В последнем — и трудови «родовые боли». В начале прошлого века в словаре русского литературного языка слово трудный,
помимо толкования «неудобоисполнимый, не легко совершаемый; с трудом
производимый, понимаемый, постигаемый», сопровождалось и другим: «Очень
болен. В сем смысле употребляется усеченно. Он очень труден, т. е. очень слаб, отчаян в болезни» (Слов. Акад. 1822). И в середине прошлого века второе значение было обыкновенным: трудный
— «очень больной» (Слов. 1847). Да, собственно, и теперь, хотя и с
ограничительными пометами «устар<елое>» и «разг<оворное>»,
слово трудный еще отмечают как относимое к больному, который находится в тяжелом, опасном положении (Слов. Акад., XV, 1963).
Когда понятия «болезнь» и «скорбь» при наличии своих, особых обозначений объединялись еще названием труд, вполне нормальным оказалось называние болезни, страдания скорбью, а больного, страждущего скорбным. Словоупотребление
подобного рода, наряду с таким, которое свойственно и современному
русскому языку, по данным древних памятников, идет от истоков русской
письменности, что и неудивительно: скорбь (в древнерусском скърбь, скъръбь, скьрбь
и другие варианты) — из общеславянского лексического фонда. Пример из
Остромирова евангелия: когда женщина рожает, испытывает страдание, а
когда родит дитя, «не помьнить скъръби за радость» (за радостью,
по причине радости. — С. К.), так как родился человек в мир. В тексте
конца XVI в. (Срезн. Матер.), где излагаются условия службы священника в
церкви, говорится о скорби «болезни»: «Вечерню, заутреню к часы
пети по вся дни, оприче того, коль скорбь или отъездка придет» — служить
все дни, за исключением тех, когда болезнь или отъезд случится. Для
деловой письменности XVII в. такое словоупотребление является обычным.
Приведем характерный пример: «Служил я холоп твои пре[ж]ним государем и
тебе государю тритцат(ь) пят(ь) лет и ныне государь оскорбел и устарел…
пожалуй мен[я] холопа своего за мою скорбь и за старость вел[икую]
быт(ь) в своей царьскои светлости в Мастерской полате на мое место
сынишку моему Елизарке в ст[оро]жех и вели государь меня холопа своего
за мою ско[рбь] и за старость отпустит(ь)» (Ф. 396, оп. 1, ч. 3, № 2593,
л. 1–1 об.). А в 1700 г. в Землянске некий Федька Далматов обвинял свою
невестку в том, что она свекрови давала «в пойле» пить ужовой выползки,
то есть змеиной кожи, из которой уж выполз, «чтоб ана от того тасковала
и умерла а заловки своей Мар(ь)и травы давала чтоб ана от той травы
сохла и ныне государь женишка моя и дочеришка животом съкорбят и
кончаютца смертью» (Прик. стлб. 2346, л. 1).
Привычными были подобные случаи и в
народно-разговорном языке XVII в. Вот примеры из писем-грамоток: «У сына
моево Ива[на] девачка мален(ь)кая зело скорбна»; «Моему акаянству
господь бог терпит з женишкою и с робятки в печалех своих и в скорбе еле
жив» (Источн. XVII — нач. XVIII в., 20, 165–166). «А что государь
изволил ты ко мне писат(ь) про литавры и я за скорбью своею по се число и
не делол а как господь даст милость свою мне от скорби излутчать и
литавры конечно велю зделать»; «Я в Нижнем в скорби своей лежу шестую
неделю чут(ь) жив» (Пам. XVII ст., 61, 96). «Не стало сего ж числа…
княгини Федос(ь)и Алексеевны, а скорбь государь ей была от родов» (Прик.
стлб. 640, л. 15 об.).
Любопытен пример одновременного употребления в письме XVII в., с одной стороны, слова скорбь, а с другой — образования с корнем труд:
«Брат Тимофей Володимерович еще в прежней скорби тружаетца а Роман и
сестры твои и зят(ь)я по се число живы» (ГБЛ, ф. 29, № 1641).
Оскорбел означало «заболел», а когда, скажем, избивали, причиняли кому-то боль, приводили в скорбное состояние, говорили: его оскорбляли.
Так оскорбил однажды в гневе своих близких протопоп Аввакум. Пока он
спорил с противниками о вере и законе, в дому его «учинилося неустройка:
протопопица з домочадицею Фетиниею побранились». Не утерпя, винился
Аввакум, «бил их обеих и оскорбил гораздо в печали своей. Да и всегда, — казнился протопоп, — такой я окаянный сердит, дратца лихой». А. Курбатов доносил Петру Первому, что князь Федор
Юрьевич насильно взял его подьячего и «оскорбил тако: сняв рубаху,
батогами, яко бы самого вора, и бил тростью». Вполне определенно подобный смысл глагола оскорбить выступает в народной песне, в строках о грозном муже:
Он с полатей соскочил,
Шелковую плеть схватил,
Шелковую плеть схватил,
Мое тело оскорбил…
Вот как мужнина гроза —
Однако с давних пор оскорблять означало также
«причинять нравственные страдания, муки». Оно выжило до наших дней.
Значение физической скорби утратилось, оставив слабый отголосок в
медицинской терминологии в виде названия скорбный лист — больничный листок со сведениями о ходе болезни и о лечении ее, так же, как древнее трудный «больной» оставило после себя выражение трудный больной. |